Лора Бекитт - Тина и Тереза

— Я найду ее, мама!

— Да, постарайся, Тина!

Они обнялись, потом Дарлин перекрестила дочь со словами:

— Благословлю тебя! Пусть исполнится все, чего ты желаешь! Будь счастлива и береги себя!

— Я напишу сразу, как приеду. До свидания, мама! — И горько, неудержимо расплакалась.

Она прижималась к Дарлин, а сама думала: «Как хорошо, что я не рассказала матери ни о чем — ни о том, что у Роберта есть взрослый сын, ни о своей любви. Незачем перекладывать на ее плечи этот нелегкий груз!»

Тина вернулась домой с намерением начать укладывать вещи. Она так задумалась, что чуть было не прошла мимо Роберта, в нетерпении поджидавшего ее в зале.

— Тина! Наконец-то! — Он направился к ней. — Я должен сообщить тебе — наши планы меняются!

На лицо девушки легла тень безумной надежды.

— Что случилось?

— Пришло письмо (Опять письмо? Ведь именно с письма все и началось!), вернее, телеграмма от одного моего приятеля. Этот человек прежде часто меня выручал, а теперь ему самому требуется помощь. Словом, я должен ненадолго отлучиться. Поездку в Сидней придется отложить дня на два — думаю, ты не очень огорчишься? Я выезжаю сегодня, прямо сейчас.

— А ваша нога?

— Пустяки, доберусь! А ты не скучай. И готовься к свадебному путешествию!

Тина оставила это пожелание без внимания: у нее хватало других забот. Даже лучше, что Роберт уезжает, и она побудет одна. Одна в этом доме, где еще звучит эхо шагов Конрада. Никто ей не нужен сейчас, никто, кроме ее любимого, Конрада О'Рейли. И никто не будет нужен. Никогда.

Быстро собравшись, мистер О'Рейли покинул дом, и Тина осталась одна. Как ни странно, она вдруг почувствовала облегчение. Что ж, стоит смириться с мыслью, что Конрад уехал, иначе не проживешь. Может, так и лучше… И не стоит терзаться сомнениями — дорога она ему или нет, даже если и дорога — у него хватило совести не идти дальше того поцелуя. Все-таки она жена его отца! В его поведении есть доля здравого смысла, чего не скажешь о ней, Тине Хиггинс! Какими грешниками стали бы они, если бы здесь, в этом доме, за спиной Роберта О'Рейли начал развиваться их роман! А то, что произошло, могло быть простой случайностью, хотя, по правде сказать, эта мысль ее не очень-то радовала.

Тина побродила по комнатам, зашла в гостиную и остановилась возле рояля, который еще не успели затянуть в чехол.

Мертвый дом. Безжизненный. Пустой. Девушка подняла крышку и тронула клавишу. Громкий певучий звук прорезал тишину подобно печальному вскрику, и, как отголосок, душу Тины мгновенно пронизала боль. Она совсем не умела играть, потому не могла извлечь из инструмента даже самой простейшей мелодии. А Конрад мог. Он был другим, у него были иные сердце и душа, он был особым замкнутым целостным миром, как и каждый человек. И в этом мире правили свои чувства, существовали свои законы. Она не знала его, не могла понять до конца и все-таки полюбила. Значит, есть что-то общее, объединяющее людей, какими бы они ни были разными! И это живет вечно, проходит непрерывной нитью через время, соединяя поколения…

Любовь — всеобщая и своя для каждого в отдельности, любовь, без которой невозможно жить на свете, — из чего она прорастает в душе, из какого золотого зерна? Разве это не чудо? А человек смотрит на такие вещи привычно и потому ими не дорожит, он ценит лишь то, что еще не получил или уже потерял, а особенно то, что кажется недостижимым.

Она берегла бы свою любовь, берегла! Любовь, которую потеряла, еще не успев получить. И которую не получит уже никогда.

Прошло время, и одиночество стало пугать Тину. Страх оплетал сердце шероховатыми лапками, точно черный паук. Девушка хотела пойти к Джулии, но не решилась. Ей казалось, Джулия понимает, что с нею творится…

Тина направилась к себе, но вернулась с полдороги, вспомнив, что забыла закрыть крышку рояля. Дарлин всегда говорила, что нельзя оставлять открытой книгу, которую читаешь, иначе дьявол узнает твои мысли. Может, это относится и к инструменту?

Она подошла к открытым дверям гостиной. В сумеречном свете возле черного рояля на фоне белых штор выделялся четкий силуэт человеческой фигуры. Роберт? Нет, человек этот был выше и худее Роберта. У Тины забилось сердце. Господи, кто это?! Она онемела, она не смела двигаться, даже дышать. Человек это или привидение?!

Внезапно неизвестный повернулся, и она увидела его издали казавшееся темным лицо, черные глаза и ослепительную белозубую улыбку. Привидения никогда не улыбаются так! Это был Конрад.

Тина замерла, все еще не веря своим глазам, а душу уже наполнила радость, и толчки возбужденного сердца словно бы разносили ее по телу, возрождая в нем силы молодости и любви.

— Вы…— растерянно произнесла она. — Вы… вернулись?!

Он по-прежнему улыбался.

— А вы поверили, будто я мог уехать вот так, даже не простившись с вами по-настоящему, после того, что было в саду?

Девушка молча смотрела на него распахнутыми, словно светлые окна, серыми, изумленно-радостными глазами. Конрад подошел ближе.

— Я знаю, отца нет… Проведем этот вечер вдвоем! Вы еще не ужинали?

— Нет.

— Тогда будем ужинать и пить вино. — Он показал на стоящую на рояле бутылку. — За наше расставание и за нашу встречу!

Время близилось к ночи. Свет огромной голубовато-белой луны мягко ложился на лица Конрада и Тины. Они сидели вдвоем в столовой над почти пустыми тарелками и молчали. Иногда их колени будто невзначай соприкасались под столом, и тогда девушка и юноша одновременно вздрагивали и поднимали глаза — взгляды, вспыхивая, насквозь пронзали друг друга. Тине казалось, что это их свадебный ужин — именно так все и представлялось в мечтах. Конрад подлил в ее бокал еще золотистого вина, чистого, янтарно-прозрачного, словно вобравшего в себя все солнце Австралии, и пьянящего, как любовь. Тина слегка отстранила бокал — она выпила, кажется, уже немало: все виделось в радужном мареве, точно через покрывало восточной красавицы. А может, дело было не в вине, просто она очень волновалась…

Конрад придвинул свой стул совсем близко и, обняв девушку, поцеловал ее долгим поцелуем, а потом сильно сжал ее горячие ладони в своих и, слегка задыхаясь, прошептал:

— Послушайте, Тина, я хочу, чтобы нам двоим было что вспомнить об этой встрече! Не только объятия и поцелуи…— Он не закончил, испытующе и страстно глядя в ее лицо.

Тина поняла: он предлагает ей то, чего так до сих пор и не произошло между нею и Робертом.

— Вы же любите меня?

Он ждал ответа, и девушка чувствовала, что не в силах таиться. Что ж, он и так знает!

— Да, — прошептала она, опуская глаза, — люблю!

— Ну так что же! — настаивал он. — Быть с любимым — невеликий грех, куда хуже принадлежать тому, кого не любишь!

— Знаю, — еле выдавила Тина, — но я его жена! Конрад отпустил руку девушки, и взгляд его холодно сверкнул.

— Я понимаю, что поступаю дурно, это все-таки мой отец. Но не надо думать о нем!

— Вы хотите ему отплатить? — побледнев, прошептала девушка. На миг ей показалось, что именно это и есть правда, другой нет и не может быть, но Конрад мягко произнес, вновь прикасаясь к ней:

— Нет, ты же знаешь, что нет!

Она смотрела на него своими чистыми глазами, казавшимися сейчас такими же серебристо-прозрачными, как лунный свет, и не было в них ничего колдовского, зато много истинно человеческого, и он видел в них не только отражение своей внешности, но и сути — точно на поверхности светлого озера появилась вдруг мутная грязная пена. Конрад невольно вздрогнул. Эта женщина хочет, чтобы он смотрел на происходящее ее глазами, чувствовал то же, что и она! Что ж, наверное, так в самом деле было бы лучше, но…

— Вы любите меня? — От волнения голос девушки дрожал, как звенящие от ветра тонкие стебли тростника.

— Да, — после некоторой паузы промолвил Конрад и поднес ее пальцы к губам, — я люблю тебя.

Тина молчала. Может, это и правда? Она верила ему, вернее, очень хотела верить. Если не Конрад, то Роберт, это случится у нее с ним, потому что далее избегать собственного мужа просто невозможно! Но с Робертом… О нет, пусть лучше Конрад, только Конрад! Бог не осудит ее, на ее стороне любовь!

— Я согласна, — ответила она и на сей раз не потупила взор.

Они выпили еще и долго целовались, потом Конрад поднял девушку на руки и понес через все пороги в спальню, и Тина думал о том, что именно так и должен нести к брачному ложу принц свою принцессу.

В комнате было темно, но Конрад зажег свечу, потом закрыл дверь на задвижку. Пока он делал это, девушка натянула на себя простыню, но Конрад, подойдя к кровати, сдернул легкую ткань, и Тина осталась лежать, стыдливо отведя сияющие от счастья глаза, прикрытая только волной волос — одеянием Евы, и юноша поразился тому, как потрясающе невинно она выглядит.

Он был полон желания превзойти если не самого себя, то своего предшественника (которого не существовало), полагая, что на его стороне сила, молодость, пылкость вместе со стремлением одержать двойную победу, хотя что это значило по сравнению с глубокими, искренними чувствами наивной, неопытной девочки Тины!

Она узнала, каковы на ощупь его черные волосы, смуглая кожа, как нежны его прикосновения… Ее душа таяла, как снег, потому что Конрад называл ее милой, дорогой, единственной, словами, которые так редко произносил Роберт. Она не думала о том, что правда только в человеческом сердце, а язык может солгать! Она была счастлива, потому что знала — другого человека, чьи душа и тело так влекли бы ее, не существовало на этой земле.

А он старался сделать все, чтобы путешествие в страну любви стало незабываемым.

— Господи! Тина! Почему ты ничего мне не сказала?!

Она молча смотрела на него, и лицо ее в озарении пламени свечи казалось покрытым маской безмятежного спокойствия.

— Я ведь твой первый мужчина?

— Да.

— Но как же так! Отец… Вы же женаты! — Он был непритворно взволнован и огорчен.

— Я боялась и не хотела с ним ничего такого, — тихо прошептала Тина.

Конрад склонился над ее лицом.

— А со мной… да?..

Девушка ничего не ответила, только спрятала лицо у него на груди, и Конрад принялся нежно гладить ее волосы, разметавшиеся по плечам и спине, а потом сдавленным от нахлынувшего раскаяния голосом произнес:

— Никогда себе этого не прощу!

Тина подняла глаза.

— Ты жалеешь? Почему?

Он тихо и задумчиво проговорил:

— Я многое могу совершить, через многое переступить — это верно, но взять у девушки то, что она должна дарить своему единственному…

— Но ты и есть мой единственный возлюбленный, Конрад! Ты не сделал бы этого, если б знал, что у меня ничего не было с твоим отцом?

— Нет! Ни за что бы тебя не тронул! — И, горько усмехаясь, добавил:— У меня всегда так было: когда хотел наказать другого, оказывался наказанным сам. Я не думал, что стану мучиться совестью из-за того, что совершу, но теперь чувствую — этого не избежать!

Конрад не лгал, он ощущал себя вором, укравшим сразу у двоих, но если судьба Роберта его, как и прежде, не волновала, то Тину было жалко до слез. Ему казалось, он вырвал со дна океана уютно лежавшую там раковину, безжалостно вскрыл острым ножом и, вынув жемчужину-сердце, бросил в грязь и пыль каменистой людной дороги.

Тина между тем села, как и он, обхватила колени руками; свет обводил золотистой каймой изящные, плавные линии ее тела, а концы распущенных, струящихся по спине, отливающих серебром волос касались постели.

— Значит, ты не любишь меня? — Это прозвучало самой грустной нотой той песни любви, которую, как ей казалось, сложили они сегодня вдвоем.

Конрад покачал головой.

— Тина, милая, ты не должна так думать. Я люблю тебя, просто мне больно оттого, что тебе придется страдать. Теперь, когда я узнал правду, понял, что значу для тебя больше, чем мог предположить.

Девушка не понимала, что он имеет в виду: ведь в любом случае она пошла на это сознательно, в любом случае совершила поступок неслыханно дерзкий и в любом случае — безумно, безумно его полюбила!

— Ты уедешь?

— Конечно, иначе нельзя. И тебя с собой взять не смогу! — сказал он, второй фразой отвечая на ее молчаливую просьбу.

— Почему? — осмелилась промолвить Тина.

— Ты же все-таки не моя жена! — мрачновато произнес юноша. — И потом, вдвоем нам будет труднее.

«А мне легче!» — хотела выкрикнуть она, но промолчала.

— Еще неизвестно, как я смогу там устроиться, — продолжал Конрад. — Конечно, я мог бы поехать в Европу, во Францию например. Мадемуазель Верже, моя бывшая учительница, постаралась бы найти для меня место, но это была бы обычная работа, способная прокормить, но не дающая перспектив. Господи, ну почему человек никто и ничто без связей и денег!