Ник аплодировал вместе со всеми, но одновременно думал: а только ли игра это?

Игра или нет, но он понял, что ненавидит Рода Нормана. «Сукин сын занимается любовью с моей женой, а я еще плачу ему за это!»

Но более всех присутствующих в павильоне изумлена была сама Эдвина. Страстный поцелуй Рода Нормана взволновал ее!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Понимая, что оказалась слишком наивной относительно степени коррумпированности турецкого правительства и мало информированной о состоянии финансов у султана, Диана решила впредь быть предусмотрительней и постараться узнать как можно больше о Мустафе Кемале, прежде чем устраивать с ним встречу. Однако она обнаружила, что, несмотря на его стремительно растущую популярность, в прессе информации о нем было немного. Объяснялось это желанием правительства явно к своей выгоде принизить подвиги Кемаля.

Мустафа родился сорок один год тому назад в Салониках. Его родителями были никуда не годный таможенный чиновник Али Реза и неграмотная, но волевая македонка по имени Зубейда. Его отец умер во время эпидемии тифа, когда Мустафе исполнилось всего десять лет. Мать с мальчиком переехали в крестьянское хозяйство его дяди. Зубейда хотела видеть сына ходжой или священником, но тот, наслушавшись в детстве сказок о завоеваниях своих легендарных предков турок-османов, твердо решил стать солдатом. В учебе ему не было равных, особенно в математике. Мустафа был зачислен в турецкий кадетский корпус, где изумлял преподавателей своей энергией и неиссякаемой жаждой знаний. Он проглатывал учебники по военной стратегии, увлекался Клаузевицем, Мольтке, читал биографии Наполеона. Несмотря на то что в четырнадцатилетнем возрасте он пристрастился одновременно к спиртному, табаку и противоположному полу, старшекурсники прозвали его Кемалем, что в переводе с турецкого означает «Совершенный».

После окончания корпуса и поступления на службу в турецкую армию он воевал и отличился в различных боевых операциях. Он заигрывал также с радикальными политиками, что в итоге обернулось для него трехмесячным заключением в печально известной константинопольской Красной тюрьме. Когда младотурки свергли султана Абдула Хамида Проклятого, Мустафа был направлен в качестве военного атташе в Софию, где самостоятельно изучил французский, постоянно вращался в высшем обществе, играл в азартные игры, превратился в денди, подхватил почечную болезнь, пил ракию и мягкий румынский коньяк «пуика» в непомерных количествах, и еще, если верить слухам, пару раз занимался любовью с мальчиками.

Одновременно он неистово жаждал славы и возмущался отсталостью своей любимой родины. Война принесла ему славу героя Галлипольской операции, но она также принесла постыдное поражение всей Турции. Когда греческая армия вторглась в Смирну, а англичане с французами оккупировали Константинополь, всю остальную часть страны охватили беспорядки. Султан, почувствовав, как зашатался под ним его трон, решил послать кого-нибудь для усмирения подданных, рассчитывая тем самым восстановить свою власть. Его выбор пал на Кемаля. Когда советники наконец втолковали султану, что он пригрел у своего сердца змею, было уже поздно: Кемаль находился на борту корабля в Черном море, который направлялся на восток в турецкий порт Самсун, где 19 мая 1919 года Мустафа сошел на берег. Он незамедлительно приступил к формированию своей независимой от султана армии и нового демократического правительства в Ангоре. Преодолевая на этом пути невероятные трудности, он сумел добиться своего и еще бросил султану вызов. Султан снарядил карательную экспедицию, которую назвали «армией халифа» и которая призвана была рассеять кемалистов. И ужас гражданской войны добавился к кошмару иноземной оккупации. Авангард армии халифа перехватил в небольшом городке Конья группу офицеров-кемалистов. Несчастных забили камнями и ногами до потери сознания, а потом привели в чувство водой. Их связали, вырвали ногти на руках и ногах и ослепили раскаленными на огне саблями. Вскоре Кемалю представилась возможность отомстить за своих людей: были пойманы офицеры султана. Их изрубили, а трупы привязали к лошадям и проволокли по улицам города. Для того чтобы добиться нужных им сведений, кемалисты пороли пленных, а потом казнили их. Султанские палачи били пойманных кемалистов палками по пяткам, подвешивали за разные части тела, ослепляли и даже распинали. С цепи были спущены самые бешеные псы войны.

Главным преимуществом султана было поддерживающее его духовенство. С каждого минарета в Турции ежедневно муллы призывали правоверных встать на сторону султана-халифа, главы ислама. Преимущество Кемаля заключалось в том, что он был одаренным полководцем, достойным Наполеона, обладал железной волей и блестящими ораторскими способностями, активно применяя которые, он переманивал турок на свою сторону. Постепенно он обратил армию халифа в бегство. Нанеся поражение грекам в двух крупных сражениях, он удостоился восхищения всего мира.

Однако Смирна все еще оставалась в руках греческой армии.

Таким был человек, которому Диана решила продать свой товар. Но сначала до него нужно было добраться. Кемаль имел штаб в другом конце Турции, на загородной вилле близ Ангоры — в Чанкайе. Между ними была греческая армия, многочисленные шайки бандитов и наконец двести миль суровых Анатолийских гор.

Но Диана была дитя своего времени. Во время трехдневного посещения султанского дворца она отыскала молодого турецкого летчика по имени Кадри, в распоряжении которого был военный итальянский биплан и который брался за четыреста американских долларов переправить Диану над головами греческих солдат в Ангору. Взяв с собой всего лишь один чемодан, но уложив в него все самое лучшее из одежды — Диане удалось узнать, что Кемаля приводят в восхищение модно одетые женщины, — она встретилась с Кадри, как и было условлено, на открытом поле в трех милях от Константинополя в восемь часов утра. Бросив подозрительный взгляд на покосившийся биплан, она надела защитный шлем и взобралась в открытую кабину, которая располагалась позади кабины пилота.

Через пять минут самолет разбежался по полю, оторвался от земли, на какую-то страшную секунду клюнул носом, затем медленно стал взбираться в голубое небо Турции и взял курс на восток, к вершинам далеких гор.


Свидетельством популярности торговцев оружием у потенциальных покупателей можно было считать то, что спустя уже два часа после посадки на пустынном поле вблизи Ангоры Диана получила приглашение на ленч в Чанкайю. На виллу она была доставлена на стареньком «бенце» с открытым верхом ближайшим другом Кемаля полковником Арифом. Общение с ним было предельно ограничено, так как он не говорил ни по-французски, ни по-английски. Всю дорогу Диане оставалось только любоваться замечательными пейзажами. Несмотря на то, что на дворе стоял июль и Константинополь задыхался от зноя, здесь, на Анатолийском плато, расположенном на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря, погода была приятно теплая, а воздух чист и свеж. Вдали, над покрытыми лесами горными вершинами, зависли кудрявые темные тучи. В нескольких милях вперед на пологих склонах виднелись красные крыши небольшого городка Ангора, который Кемаль провозгласил новой столицей Турции и уже планировал переименовать в Анкару. Чанкайя находилась в двадцати минутах езды от столицы. Когда «бенц» притормозил перед виллой, Диана была захвачена красотой окрестностей и сливового сада, окружавшего дом, который сам по себе впечатления не производил. Вилла была построена левантийским купцом. Это было двухэтажное здание, сложенное из местного камня, с уродливым резным крыльцом и нависшим над ним балконом. Все здесь было выкрашено в странный цвет бычьей крови. Коническая крыша была крыта шифером. Зато все это с лихвой компенсировалось дивной красотой склона гор, который вдали переходил в степь.

Полковник Ариф, симпатичный молодой человек, проводил ее к крыльцу виллы, где по обеим сторонам двери неподвижно стояли два телохранителя Кемаля. По национальности это были лазы[10]. Высокого роста, широкоплечие дикие горцы с южного побережья Черного моря, они были одеты в свои национальные одежды: черные длинные бурки из шерсти и высокие узкие сапоги. Они козырнули Арифу, и Диана заметила, что они вооружены германскими винтовками.

Ариф провел ее в большой холл, посреди которого красовался фонтанчик, украшенный орнаментами. Здесь же был диван из красной кожи, на котором посетители ожидали, пока гази примет их в своем рабочем кабинете. Сердце Дианы билось от волнения, любопытства и даже мрачных предчувствий: человек, с которым она намеревалась познакомиться, славился беспримерной жестокостью. Он повесил двух поставщиков оружия за утаивание части прибыли. Лично застрелил двух своих офицеров за тайное хранение сигарет. Здесь, в Анатолийских горах, в тысячах миль от безопасного и родного Коннектикута, олицетворением закона, верховным главнокомандующим и самодержавным властелином был Мустафа Кемаль-паша. Ей пришла в голову неприятная мысль о том, что, прилетев сюда, она, пожалуй, подвергла свою жизнь смертельной опасности.

Полковник Ариф провел ее в кабинет, средних размеров комнату с львиными шкурами на стенах, небольшим пианино и столом в центре, за которым, по слухам, Кемаль любил «толкать речи» во время ночных попоек. Сейчас гази стоял около стола и изучал карту. Когда хлопнула дверь, он поднял на вошедших глаза. Первое, на что обратила внимание Диана, были его глаза. В романах она часто читала о героях с «пронзительными» глазами. Здесь этого определения было не избежать: сине-стальные глаза Кемаля действительно были пронзительными, и их пристальный взгляд даже пугал. У нее появилось ощущение того, что Кемаль не просто любуется ею, но и пытается проникнуть в ее мысли. Потом он выпрямился и улыбнулся. Кемаль был среднего роста, стройный и жилистый. Удивительно, но его волосы и усы были почти светлыми. Он не был красив в общепринятом значении этого слова, но его лицо тем не менее было очень привлекательным. У него были высокие скулы и тонкий нервный рот. Кемаль был кадровый военный, но сейчас он был в хорошо сшитом сером деловом костюме.

— Без сомнения, передо мной стоит самый очаровательный торговец оружием из всех, с кем мне приходилось когда-либо иметь дело, — сказал он по-французски, обходя вокруг стола и целуя ей руку. — Наверное, это почти удовольствие: быть застреленным из какой-нибудь вашей винтовки?

— Надеюсь, ваше превосходительство, никому из нас не доведется испытать подобного удовольствия.

Полковник Ариф все еще стоял в дверях. Вдруг рядом с ним появилась очень хорошенькая молодая женщина, вся в черном. Она с интересом принялась рассматривать Диану.

— А, Фикри, — сказал Кемаль. — Это мадемуазель Рамсчайлд из Америки. Фикри моя двоюродная сестра. — «И любовница», — мысленно добавила Диана, которой приходилось слышать об этой турчанке. Гази быстро сказал что-то Фикри по-турецки, потом вновь обратился к Диане: — Я обратил ее внимание на ваше одеяние, поскольку вы, как я вижу, имеете хороший вкус. Это платье, если не ошибаюсь, сшито у знаменитой Шанель?

— Совершенно верно, ваше превосходительство, я удивлена вашей осведомленностью в таких вещах.

— Женская одежда интересует меня почти так же, как сами женщины. Я говорю о европейской женской одежде. Моя страна очень отсталая, мадемуазель. Еще не прошло двух лет с тех пор, как Фикри сняла чадру. Я стремлюсь к тому, чтобы моя страна совершила прыжок из XVII столетия в XX как можно скорее. Причем во всех отношениях, включая и моду. — Он повернулся к Фикри и снова что-то сказал ей. Она вышла из кабинета и увела с собой Арифа. — Фикри принесет нам кофе, потом мы поговорим об оружии. Я всегда говорил, что больше всего ценю в женщинах доступность. Но вы имеете то, что я ценю еще больше: оружие. Кстати, во всей Ангоре не найдется ни одного отеля, который было бы не стыдно предложить такой женщине, как вы. Смею надеяться, что вы удостоите меня чести быть сегодня вечером моей гостьей.

— Это как раз я почту за честь.

— Хорошо, тогда решено. Пожалуйста, садитесь. Насколько я понимаю, несколько дней назад вы были во дворце? Пытались продать свой товар султану?

— Откуда вы это знаете? — спросила Диана. Она села в кожаное кресло напротив Кемаля. Их разделял только небольшой восьмиугольный столик.

— Моя дорогая мадемуазель Рамсчайлд, практически все значительные константинопольские новости доходят до меня. Визиты во дворец, очевидно, не обошлись для вас без дачи взяток?

— Тысячу долларов. Бабур-паша просил еще тысячу. Знаете, я бы и ему заплатила, но у меня было подозрение, что это только начало. Я не прочь иногда «подмаслить» кого нужно. В моем деле без этого не обойтись. Но всему есть предел.

Кемаль улыбнулся:

— Хорошо. Мне это нравится. Весь двор султана коррумпирован невообразимо. Коррумпирована вся система. Султан приговорил меня к смертной казни. Но это все равно как если бы заключенный осудил начальника тюрьмы. Для того чтобы иметь дело со мной, вам не придется расточать взятки, мадемуазель. Лгать я вам тоже не стану. В оружии я нуждаюсь. Репутация вашей фирмы мне известна. Мы можем заключить сделку. Думаю, эта поездка обернется для вас выгодой. Кстати, мне никогда не приходилось летать на самолете. Страшно?