— К вашему сведению, месье Дюваль, — не выдержала Диана, — сам гази на редкость отвратительная личность.

Лицо Дюваля вытянулось.

— Как бы там ни было, а до нас доходят страшные истории! Не хотелось бы пугать вас, но просто советую: не выходите за территорию клуба.

— Благодарю вас, месье, — ответила Диана. — У меня нет намерения выходить куда-либо. Единственное, чего я хотела бы, так это поскорее вернуться домой.


Территориально турецкий квартал Смирны располагался в самой южной части города. Далее к северу находились: еврейский, армянский, греческий и, наконец, европейский кварталы. Всякий в Смирне прекрасно знал, что ежедневно, с полудня до двух часов, на город налетает местный ветер, который здесь называли «имбат» и который дул с юго-запада на северо-восток. Вскоре после полудня в среду 13 сентября 1922 года в южной части армянского квартала одновременно вспыхнули четыре пожара. «Имбат» подхватил пламя и понес его на север прочь от турецкого квартала, зато прямехонько в направлении греческого. Вскоре запылали другие пожары. И все к северу от турецких домов. К двум часам дня весь армянский квартал превратился в преисподнюю.

Диана как раз обедала около бассейна в полумиле к северу от пожаров, когда увидела, как вдалеке к небу поднимается клубящийся дым. Она спросила официанта, что происходит.

— Говорят, в армянском квартале вспыхнули пожары, мадемуазель, — ответил тот, вновь наполняя ее бокал превосходным розовым турецким вином. — Говорят, это сделали турки для того, чтобы истребить всех армян и греков. Если это правда, то я не удивлен.

Диана встревожилась:

— Но неужели пожары нельзя остановить? О чем думает пожарная охрана?

Официант усмехнулся и пожал плечами:

— В пожарной охране работают турки, мадемуазель.

Он вернул бутылку в ведерко со льдом и перешел к следующему столику, за которым сидел французский консул с женой.

Диана вернулась к еде, но в душе уже поселилась тревога. Почти все столики вокруг бассейна были заполнены хорошо одетыми европейцами. Все выглядело как обычно.

Однако спустя всего пятнадцать минут, когда Диана пила кофе по-турецки, появился месье Дюваль. Он явно нервничал. Подошел к французскому консулу и что-то прошептал ему на ухо. Французский консул тут же забеспокоился и подозвал официанта, чтобы расплатиться.


В половине третьего, когда Диана приготовилась помыть в ванной голову, она почуяла запах дыма. Выбежав на балкон, она увидела, что дым уже стелется над бассейном. Высокая стена оказалась не в состоянии защитить клуб от бедствия.

В дверь номера постучали. Она вернулась в комнату, накинула халат и пошла открывать. Это был месье Дюваль. Он был сильно встревожен.

— Сожалею, мадемуазель, но мы вынуждены просить всех покинуть компаунд. Это необходимая мера предосторожности, так как ветер задувает огонь в нашу сторону. Это опасно.

— Да, но куда я пойду?

— Мустафа Кемаль прислал за вами машину. Она ждет вас во дворе. Так я минут через десять пришлю к вам носильщиков?

— Да, через десять минут.

Месье Дюваль откланялся и торопливо ушел.


Во дворе Диану ждал длинный черный французский автомобиль с двумя маленькими турецкими государственными флажками на крыльях. Машина принадлежала местному турецкому губернатору и была реквизирована Кемалем. Носильщики крепко привязали чемоданы Дианы к багажной полке сзади. Она поблагодарила Дюваля за гостеприимство и хлопоты. Тот нервно поцеловал ей руку. Она села в машину на заднее сиденье.

В машине ее ждала Фикри. Красивое лицо турчанки теперь было как-то неприятно искажено, а большие карие глаза горели недобрым огнем. Диана не думала застать ее в машине.

— Кемаль-паша велел мне отвезти тебя в порт, — сказала Фикри. Шофер завел машину и стал выруливать по круглой подъездной дорожке к воротам компаунда. — Он сказал, что на корабле ты будешь в большей безопасности. Нас ждет баркас, который готов доставить тебя на «Биль де Пари».

— Фикри, почему он не распорядился остановить пожар? Ведь еще немного — и сгорит весь город!

— Кемаль-паша сказал, что огонь — это очищение. Он избавит Смирну от нечестивых свиней.

Диана была шокирована. До этой минуты она была уверена, что Фикри полностью аполитична.

— Но ведь погибнут люди! А за ленчем я слышала, что турецкие солдаты занимаются в городе грабежами… Какие бы ни были недостатки у Кемаля — а мне о них хорошо известно, — я не могу поверить, что он хочет начать свое правление с такой бойни!

Фикри повернулась к Диане и сверкнула на нее очами:

— Что ты знаешь о Турции? Как смеешь ты советовать нам, как лучше управлять нашей страной? Ты приехала сюда для того, чтобы продать оружие моему паше, затем занималась любовью с моим пашой, а потом посмела критиковать моего пашу! Убирайся в Америку и оставь нас в покое!

Этот всплеск ярости поверг Диану в тяжелое молчание. Неужели только теперь она увидела настоящую Фикри? Женщину, которая лишь притворялась подругой, а на самом деле люто ее ненавидела?.. И эти слова «мой паша»… Прежде Диана никогда не слышала их от Фикри. Они на многое открывали глаза.

Машина выехала за железные ворота компаунда, и глазам Дианы предстало то, что творилось за пределами ее островка роскоши. Магазин, находившийся через дорогу, был не только разграблен, но и разрушен. Это была лавка скобяных товаров. Витрина была высажена, а товар выброшен прямо на улицу, которая вся усеяна молотками, отвертками… Улица была совершенно пустынна, если не считать грязного мальчишки, который мочился на стену кирпичного дома. Увидев машину, выруливавшую из «Восточного клуба», он, видимо, сильно испугался государственных флажков на крыльях, потому что бросился бежать по тротуару и скрылся за углом. Однако ближайший перекресток, откуда шла дорога в порт, как увидела Диана в лобовое стекло машины, уже был запружен народом. Машина подъехала к перекрестку. Давя безостановочно на клаксон, шофер сделал правый поворот, и автомобиль влился в испуганное людское море.

Многие были в европейской одежде, но большинство — в греческих и армянских национальных костюмах. Люди тащили на себе узлы с добром. Кто нес в руках, кто на голове, кто и в руках и на голове. Здесь были тысячи и тысячи. Глаза Дианы выхватывали из общей кучи отдельные странные картинки: старик несет пузатую железную печку, другой взвалил на себя два деревянных гроба, явно пустых и привязанных у него к спине.

— Сегодня утром вскрыли американскую могилу на кладбище, — сказала Фикри. Она сидела в углу и спокойно наблюдала за тем, что происходило за окном. — Вытащили из гроба труп и разорвали его на куски.

Диана отвела глаза от лобового стекла и посмотрела на турчанку. Фикри, как и всегда, была в черной парандже, а сегодня надела еще и сетчатый чачван. Диана заметила, что на коленях у нее лежит европейская кожаная сумочка, которой раньше у нее никогда не было. Она крепко сжимала сумочку обеими руками.

Диана хотела было спросить у Фикри, зачем туркам понадобилось надругаться над американскими могилами, но ответ ей самой был очевиден. В первой мировой войне Турция и Штаты были противниками, а ныне ксенофобия захлестывала город точно так же, как и пожар. Поэтому Диана промолчала и снова перевела взгляд на улицу.

Им понадобилось не меньше часа, чтобы добраться до порта. К этому времени пожар уже перекинулся из армянского квартала в прилегающий к нему греческий, и народ оттуда хлынул на улицы, двигаясь в направлении гавани.

Эрнест Хемингуэй, репортер торонтовской газеты «Стар», наблюдал за происходящим в бинокль, находясь в полной безопасности на мостике британского линкора «Железный герцог», стоявшего на якоре в гавани.

— Черт возьми, весь город охвачен огнем! — сказал он британскому морскому офицеру, стоявшему рядом с ним. — Смотрите на эти клубы дыма! Они поднялись в небо по меньшей мере на сотню футов! Порт забит людскими пробками… Скажите, неужели вы и впрямь не собираетесь спасти хотя бы часть этих бедняг?

— Исключительно британских подданных, — ответил офицер. — У нас есть строгое распоряжение Адмиралтейства: не вмешиваться!

— Но откуда вы знаете, что в той толпе нет британских подданных?

Офицер не ответил.

Машина наконец достигла того места, откуда уже невозможно было продвигаться вперед. Территория порта вдоль всей красивой, в форме полумесяца гавани была забита народом — ни автомобиль, ни телега не пробились бы здесь. Фикри что-то сказала шоферу, потом повернулась к Диане:

— Тебе придется сойти здесь. Вперед на машине уже не проехать.

— Здесь?! Но где баркас?

— Тебе придется найти его самой.

Диана глянула в боковые окна, затем в заднее. Со всех сторон машину обступила толпа, многие люди были охвачены паникой, раздавались истерические крики. Диана обернулась к Фикри:

— Это просто смешно, я не смогу здесь выйти! Я не смогу пробраться через эту толпу! Если ты не можешь доставить меня к баркасу, то отвези в американское консульство.

Фикри раскрыла свою кожаную черную сумочку, достала оттуда маленький пистолет и направила его на Диану.

— Тебе здесь сходить, — сказала она. — Здесь!

Диана смотрела на направленное в ее сторону стальное дуло и понимала, что теперь она наконец-то видит настоящую Фикри.

— Но меня могут… убить, — запинаясь, проговорила она.

Фикри усмехнулась и повела плечами.

— Тем хуже для тебя, — ответила она.

Шофер выбрался из машины, протолкался к задней дверце со стороны Дианы и стал там оттеснять людей. Потом он открыл дверцу, схватил Диану за руку и стал выволакивать ее наружу. Диана закричала и вцепилась свободной рукой в кожаный ремешок на спинке переднего сиденья. Шофер стал осыпать ее бранью по-турецки, а Фикри ударила рукояткой пистолета по пальцам Дианы. Она охнула и выпала из машины. Она упала на спину прямо под подножкой. Шофер захлопнул над ней дверцу, вернулся на свое место и стал подавать машину назад. Надрывно запищал клаксон.

Рыдая от ужаса, Диана заползла под машину, спасаясь не только от колес, которые запросто могли ее переехать, но и не видя иного выхода. Толпа плотно обступила машину, и вылезти было невозможно. Она не могла поверить, что этот кошмар на самом деле происходит с ней, она не могла поверить, что ненависть Фикри могла оказаться столь дикой. А только ли в одной Фикри дело? Может, это Кемаль наказал ей так поступить с американкой, которая оскорбила его? Кемаль, который сам признался в том, что он — убийца. Кемаль, который с гордостью заявлял, что у него нет совести. Кемаль, который, может, и приказал поджечь город и отослал ее в «Восточный клуб», зная, что клуб стоит на пути распространения пожара.

Над ее головой медленно осаживала назад машина. Диана осознала, что лучший и, наверное, единственный шанс сохранить жизнь, это все время оставаться под машиной. Она медленно поползла по пыльным булыжникам мостовой. Ее лицо едва не задевало о шершавые камни, находясь всего в нескольких дюймах над мостовой. Было больно, но, похоже, эта тактика срабатывала, поскольку машина, пробиваясь через толпу, не могла набрать скорость, и Диана пока не отставала. Так продолжалось минут двадцать. И вдруг, когда у нее появилась было реальная надежда на спасение, машина остановилась. Пожар продолжал распространяться с удивительной быстротой в направлении гавани, рев обезумевшей, охваченной паникой толпы стал оглушающим. Воздух был отравлен дымом, люди стонали, кашляли, выдавливая из легких едкую вонь. И все же через весь этот грохот Диана расслышала крик шофера машины. Затем зазвучали выстрелы. Панические вопли. Она попыталась определить, что происходит, но ей были видны лишь ноги и лодыжки людей, целое море обуви.

А потом она увидела сапоги военных. Ее схватили за ноги и стали тянуть из-под машины. Она закричала, стала лягаться, но ее держали крепко. Она поняла, что ее тактика была разоблачена Фикри или шофером и они позвали помощь. Ее подтащили к задней части машины, подхватили под руки два турецких офицера и вздернули вверх. Только тут она увидела, что продвинулась с машиной довольно далеко, к красивым богатым виллам, подступавшим к порту. Она продолжала кричать, а ее тащили в толпе к ближайшему дому. Обернувшись назад, она увидела, что машина Кемаля наконец выбралась из давящей массы людей и свернула в боковую улочку. Господи, еще бы пару минут под машиной, и она была бы спасена.

Рядом с ней было всего четверо турок. Один из них ногой распахнул дверь дома, и Диану втолкнули внутрь. Вилла, обставленная богато, но безвкусно, явно пустовала — хозяева бежали. Ее затащили в гостиную, где на стене, как раз над пианино, висела большая фотография милостивой королевы Виктории. Четверо офицеров, смеясь и возбужденно переговариваясь на турецком, стали срывать с Дианы одежду. Крича от ужаса, она отбивалась кулачками, но они только смеялись. Сначала разорвали в клочья ее платье от Шанель, потом полетела на пол кружевная, сделанная на заказ нижняя рубашка, лифчик, трусики… Она уже находилась в такой истерике, что едва ли осознавала происходящее.