— Я был неожиданно вызван по делам. Прошу прощения.

Она улыбнулась:

— О этот загадочный мистер Флеминг! Король военного бизнеса! Мультимиллионер, который заключает тайные сделки с руководителями всех государств мира! Я нахожу это восхитительным. Кстати, что привело вас в Берлин на сей раз?

— Приехал отдохнуть.

Она звонко рассмеялась:

— О да, разумеется! Этот полусонный спокойный Берлин! Удивительно удачно выбранное место для отдыха! Ну раз уж вы на отдыхе, почему бы вам не отдохнуть вместе со мной? Сегодня я даю небольшую вечеринку на вилле самой фрау Хублер в Ванзее! Знаете, это самый интересный дом в Берлине. Владелица виллы — это та женщина, с которой вам непременно нужно познакомиться! Вы придете? Многие из моих гостей — люди киномира. Допускаю, что вы даже узнаете некоторых. Я уверена, что вам очень понравится.

Ник был сама осторожность, но он ничего не имел против того, чтобы немного расслабиться в обществе этой ослепительной женщины. К тому же Магда, бывшая любимой киноактрисой Гитлера — если не считать актеров, сыгравших в «Кинг-Конге», — обеспечивала бы Нику надежное прикрытие на время пребывания в Берлине.

— Спасибо за приглашение, — сказал он. — С удовольствием приду.

— Браво! Я заеду за вами сюда в отель сегодня в девять вечера. У нас будет небольшой ужин и затем… развлечения.

Тон, каким она произнесла последнее слово, обещал и в самом деле большое разнообразие событий на предстоящий вечер.

Он страстно любил Эдвину, но все ее рассуждения насчет двойного стандарта в семейной жизни никогда не производили на него большого впечатления.


Вилла фрау Хублер, расположенная в самом центре чудесного двухакрового сада, была построена шесть лет назад в ныне опальном стиле бохаус. Одной из первых официальных акций Гитлера после его прихода к власти был разгон группы «Бохаус», основанной после мировой войны Вальтером Гропиусом. Двухэтажная, из известняка, вилла была современной и сильно контрастировала с какими-то неровными линиями вильгельминовского стиля, в котором было построено большинство домов в Берлине.

Белый «бенц» Магды затормозил перед крыльцом виллы в половине десятого вечера. Шофер в светлом кителе выскочил из автомобиля, распахнул дверцу, и оттуда показалась Магда в черном вечернем платье и белом боа. За ней из машины вышел Ник в строгом вечернем костюме.

— Фрау Хублер сильно пострадала от огня во время одного несчастного случая много лет назад, — говорила Магда, пока они шли к крыльцу. — Поэтому ей приходится носить вуаль, чтобы скрыть свои шрамы. В Берлине и в других городах она известна как «Дама под вуалью». Вы говорите по-французски?

— Не очень.

— Отлично. По-английски она вообще не понимает.

— А что это, собственно говоря, за заведение?

Она улыбнулась:

— Как, вы не понимаете? Это же дом свиданий, как говорят французы. Но не простой, а самый лучший во всем Берлине. Сам фельдмаршал Геринг здесь частый гость, правда, это держится в большом секрете.

Дверь им открыл мускулистый негр в тесном смокинге. Он тут же отступил на шаг назад, чтобы пропустить гостей. В холле все было очень строго и не было ничего, если не считать низкого столика из стекла и стали, на котором стояла китайская ваза с белыми гладиолусами, и торшера от пола до потолка, который представлял собой пирамиду стальных чашечек, поставленных одна на другую и дающих оригинальное освещение. Магда провела Ника под открытой аркой в большую гостиную, окна которой выходили на озеро. Комната была обставлена по последнему крику моды: современная мебель белого, желтого и стального оттенков. Особое очарование придавал холодный металлический блеск. Застекленные двери, выходившие на террасу, были распахнуты. В дверях спиной к Магде и Нику стояла женщина в воздушном белом платье из шифона. На ней была белая вуаль, а на руках белые лайковые перчатки до локтей.

Больше в гостиной никого не было.

— Фрау Хублер, — сказала Магда по-французски. — Это мой друг Ник Флеминг.

Женщина медленно повернулась к вошедшим. Несмотря на то что тонкая ткань вуали закрывала все ее лицо, Ник чувствовал, что она вглядывается в него. Почему-то ему вдруг стало не по себе.

Примерно с минуту она молчала. Затем Дама под вуалью сказала низким голосом по-французски:

— Я в восторге.

Она еще несколько секунд смотрела на Ника, затем молча повернулась и исчезла на террасе.

— Странная леди, — сухо заметил Ник, повернувшись к Магде. — Так тепла и гостеприимна! А где остальные гости?

Магда улыбнулась и положила свои руки ему на плечи.

— А других не будет. После нашего сегодняшнего завтрака я позвонила фрау Хублер и попросила ее предоставить на вечер эту виллу нам двоим. Как поется в одной очаровательной американской песенке: «Я в настроении любить!»

Она взмахнула правой рукой, и комната погрузилась в интимный полумрак. В гостиной появился черный слуга в смокинге. Он принес поднос с шампанским.

— Немножко выпьем, а потом поднимемся в Комнату вуали, — прошептала Магда и добавила: — Ты в настроении любить?

Ник улыбнулся:

— Меня нетрудно уговорить. Впрочем, похоже, это уже не требуется.

И они взяли с подноса по бокалу шампанского.

* * *

Комната вуали производила впечатление. Это была средних размеров квадратная комната с высоким потолком и белыми газовыми занавесками. Окна были открыты, и с озера тянул легкий ветерок. Занавески сонно колыхались, вызывая тем самым какой-то сюрреалистический эффект. В комнате стояла большая кровать под газовым балдахином. Другой мебели не было, а мягкий свет поступал из ниш в полу, тоже закрытых газовыми вуалями. Зеркальный потолок отражал лежащий на полу красивый марокканский ковер.

— Это моя любимая комната, — призналась Магда, небрежно бросив на пол свое боа. — Геринг тоже ее любит.

— Не порть настроение, — попросил Ник.

Улыбнувшись, она подошла к кровати, отодвинула в сторону закрывавшую ее газовую ткань и села на краешек.

— Не стоит недооценивать Германа, — сказала она, скрестив ноги и снимая туфли. — Он хитер, как лиса, и свиреп, как волк. Это чудесная комбинация качеств в мужчинах.

Глядя на то, как она снимает свои туфли на высоком каблуке, а затем скатывает шелковые чулки, он мгновенно выбросил Геринга из головы.

«Разумеется, каждое движение тщательно отрепетировано, — подумал Ник. — Но как превосходно играет! И какие ноги!»

Когда чулки были сняты, Магда поднялась с постели, не спуская с Ника глаз, и стала медленно расстегивать на спине платье. Затем томным движением профессиональной исполнительницы стриптиза она скинула с плеч бретельки и дала платью свободно соскользнуть с ее тела на пол. Ник пожирал ее глазами, одновременно снимая с себя вечерний костюм, опуская подтяжки и принимаясь за ширинку.

Магда тем временем стягивала белые атласные трусики со своих очаровательных литых бедер. В последнюю очередь — атласный лифчик. Она скинула его на пол и, улыбаясь, повернулась к Нику. Нагая и пленительная, как Венера Боттичелли. Ник едва сдерживался.

Магда отодвинула газовую вуаль, закрывавшую кровать, и легла на нее, скрыв свое ослепительное тело от жадных взоров Ника за дымкой тончайшей ткани.

Ник торопливо освободился от нижнего белья. Раздевшись донага, он подошел к кровати, откинул тонкую ткань и взглянул на Магду. Она в вольной позе лежала на постели, одна рука небрежно касалась подушек, левая нога в полусогнутом положении. Ее бело-розовая кожа в мягком свете была совершенством. Красотой своего тела она была обязана диете, упражнениям и, конечно же, природе.

Ник сгорал от желания.

В своей карьере кинопродюсера ему приходилось любоваться многими красавицами, в том числе и жемчужинами Голливуда, однако никогда еще не видел он такой женщины. Магда олицетворяла собой совершенный образец женской чувственности. Он встал на постель коленями, наклонился к ней и принял ее широко распахнутые объятия.

— Боже, ты красавица, — шептал он.

— Неоригинально, — улыбаясь, отвечала она, — но думаю, что от чистого сердца.

Он поцеловал ее в губы. Ее дыхание было ароматным, а кожа и волосы источали тонкий запах дивных духов. Сердце Ника разрывалось: никогда за последние годы он не испытывал такого возбуждения. Он стал нежно ласкать ее груди, соски, вызывая этим в ней легкое постанывание. Он ласкал ее языком, спускаясь от грудей к животу, наслаждаясь вкусом и запахом ее кожи. Лаская внутренние стороны ее бедер, он ощущал жар ее лона.

— Твой язык, — шептала Магда. — Я люблю твой язык!

Вдруг он услышал шум открываемой двери, затем торопливый стук шагов, приближающихся к кровати. Он поднял глаза и увидел, как тонкая вуаль резко отодвинулась рукой фрау Хублер… Но что это! На ней не было вуали! Вся нижняя часть лица — сплошная рубцовая масса. А верхняя часть странно знакома… Ее зеленые глаза торжествующе сверкнули, когда появились четверо молодчиков в форме СД, схватили Ника за руки и за ноги и грубо столкнули с кровати на пол. Ник взревел и попытался сопротивляться, но его прижали к полу, а в левую ягодицу шприцем ввели какую-то жидкость. Затем, держа за руки и за ноги, его подняли и кричащего унесли из комнаты.

Магда Байройт сошла с кровати, поправила волосы.

— Дорогая, — сказала она Диане Рамсчайлд по-английски, — что вам стоило побеспокоить нас несколькими минутами позже? Он невероятно хорош в постели!

Диана вновь закрыла лицо вуалью.

— Вы полагаете, — сказала она, — что я позволила бы этому недоноску до конца насладиться?

Она пошла было к двери, но заметив на полу белье Флеминга, подняла его и с остервенением разорвала в клочья.

— Я не завидую Нику Флемингу, — зло проговорила она, швырнув разорванное белье обратно на пол.

Затем она вышла из комнаты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Он пришел в себя и обнаружил, что лежит распластанным на низкой железной кушетке животом вниз. Руки и ноги наручниками были прикованы к ножкам кушетки. Он был голым, а голова все еще ныла от того наркотика, которым его накачали гестаповцы шесть часов назад. Придя в сознание и припомнив обстоятельства его неожиданного захвата гестаповцами, он почувствовал, как его начинает охватывать паника. Вытягивая шею, Ник попытался определить, где он находится. Это была тюремная камера десяти футов в длину и пяти футов в ширину, со старыми кирпичными грязными стенами и массивной железной дверью без глазка. В углу стояла отвратительная параша. На высоте примерно семи футов над парашей помещалось крохотное, зарешеченное окошко с разбитым стеклом, сквозь которое в камеру пробивался солнечный свет. Английский зной достиг Германии, и здесь было невыносимо душно. Железо кушетки жгло живот и бедра, пот капал на каменный пол. Обычно чистоплотного Ника сейчас мутило от собственного запаха.

Он попытался понять, что произошло. Очевидно, Магда Байройт была подослана к нему для того, чтобы его соблазнить и заманить на виллу фрау Хублер, которая оказалась ловушкой. Но к чему его нужно было затаскивать в ловушку? И кто была эта безобразная фрау? Как Германия посмела совершить такое с американским гражданином! С влиятельным американцем, каким был он, Ник Флеминг! Как?! Нацисты, конечно, бандиты, но до сих пор по отношению к внешнему миру они вели себя цивилизованно. С ума они, что ли, все посходили?! Когда он выберется отсюда, Ван Клермонт пропечатает эту наглую выходку в газетных заголовках по всей Америке!

Вдруг его пронзила мысль: «А меня ведь отсюда никто и не станет выпускать…»

Когда восемнадцать лет назад его похитили русские революционеры, то те были лицами вне закона. По крайней мере, до свержения царя. Теперь же его арестовало законно избранное правительство. Пока он находится в их руках, он беззащитен. Ник не был трусом, но считал, что бесстрашие героев — это все бред.

Он был напуган.

Шло время. Через окно снаружи до него время от времени долетали отдельные выкрики на немецком. По его ноге, затем по ягодицам, по спине и, наконец, по лицу прополз огромный таракан. Ника едва не стошнило. Он мысленно приказывал себе не кричать: «Им только это и надо».

Но под конец не выдержал:

— Выпустите меня! Я американский гражданин, черт возьми! Выпустите меня!

Ответом ему было эхо.


Они пришли в тот день в три часа.

Сначала он слышал стук их кованых сапог по коридору, затем несколько дразнящих ударов резиновыми дубинками по стальной двери его камеры, наконец скрежет ключа в замке. Он выгнул шею, чтобы следить за дверью. Она была открыта прыщавым светловолосым молодчиком в форме дивизии «Мертвая голова». За ним еще трое таких же. Самый первый ухмыльнулся и сказал: