Фред Стюарт - Титан

— Я хочу в пятницу лететь в Европу с папой и мамой, — сказала она вслух, а про себя подумала: «Повидать Чарли». Она сильно скучала по брату, и мысли об этом пугали ее.

— Твой отец отказывается брать тебя с собой. Чего тебе от меня надо?

— Не знаю! Честер, я ненавижу этот дом, пойми! Почему бы нам не построить свой собственный? Что-нибудь ультрасовременное, чтобы все в этом провинциальном городишке ходили мимо нашего дома, разинув рты!

Честер на секунду прикинул в уме эту перспективу. До сих пор он и не думал об этом, так как не хотел тратить деньги. Да, он был зятем одного из богатейших людей в Америке, ну и что ему это дало? Двадцать пять тысяч долларов годового оклада? Это был один из подарков Ника ко дню свадьбы. С другой стороны, постройка нового дома, может, заткнет Сильвии рот. Наконец, наверное, можно будет попросить в долг у ее старика…

— Черт с тобой, — сказал он. — Давай строиться.

Мрачное выражение вмиг исчезло с ее лица.

— О Честер! — воскликнула она. — Наконец-то ты начинаешь баловать меня!

Он опустился на нее сверху и быстро вошел в нее, подавляя в очередной раз желание, которое в последнее время стало приходить все чаще.

Желание убить ее.

В отношении Честера к своему тестю переплетались самые разные чувства: зависть, благоговейный трепет, восхищение и страх. После свадьбы босс настоял на том, чтобы Честер называл его отныне просто Ником, но отношения между ними от этого теснее не стали. Поэтому следующим утром на пороге кабинета Ника, перед тем как войти и попросить у него денег на постройку дома, Честера одолевали сложные чувства.

Кабинет Ника был отделан в том же духе арт деко, что и приемная. Однако нельзя было сказать, что это царство богатого человека: кабинет был прост и строг. На стенах висело всего несколько картин с изображениями птиц Одюбоновского общества. Это напоминало о том, что Ник был поклонником искусства. Честер же полагал, что этими птичками Ник маскирует свою истинную сущность — титана смерти. Ник, как обычно, радушно приветствовал своего зятя, пожал ему руку и предложил сесть.

— Совсем закрутила текучка, — сказал он. — Ты ведь знаешь, что мы улетаем завтра утром на девятичасовом. И Бог знает, когда нам удастся вернуться. Поэтому Фрида завалила меня бумагами. Ладно, рассказывай, почему ты хотел меня увидеть?

Честер прекрасно знал, что этот вопрос на самом деле должен звучать так: «У тебя только пять минут, потом убирайся».

— Я о Сильвии, — начал Честер неуверенно.

— Опять поссорились?

— В общем, да. Мне бы очень не хотелось, Ник, загружать тебя своими проблемами, но мне с ней стало очень трудно. В то же время, видно, не мне упрекать ее. Она росла совсем в других условиях. Привыкла быть предметом всеобщего внимания, королевой бала, а сейчас она — «домохозяйка». Это она сама себя так называет…

— Чего ей надо? — перебил Честера Ник.

Честер перевел дыхание, весь напрягся.

— Она достала меня с постройкой нового дома. Я всячески пытался отговорить ее от этой затеи, потому что не хочу столь больших расходов. Но… короче, теперь мне кажется, что, отказывая ей, я был не прав…

— Ты хочешь занять у меня на это денег?

«Черт старый! — подумал про себя Честер. — Мысли он, что ли, читает?..»

— М-м… Да, я хотел бы попросить у тебя, если так можно выразиться, финансового совета…

— Мой ответ: нет. Я не дам тебе ни цента. И в банке не бери. И дом не строй. Ты получаешь чертовски высокую зарплату, Честер, а те акции, что я тебе подарил, через несколько лет могут сделать тебя богатым человеком. Вот тогда и строй собственный дом на свои собственные денежки. А теперь пусть Сильвия учится жить, как большинство людей, — это пойдет ей на пользу. И знаешь, когда ваша семейная жизнь подвергнется самым тяжким испытаниям? Когда она узнает, что ты приходил ко мне выклянчивать деньги на покупку ей какой-нибудь безделушки или постройку дома. Если она об этом узнает, не рассчитывай ни на что, кроме презрения с ее стороны. Она будет отсылать тебя к «папочке» через каждые десять минут. Я знаю свою дочь и поэтому предвидел подобную ситуацию. Если откровенно, я удивляюсь, как это после восьми месяцев жизни с Сильвией у тебя еще крыша не поехала. Короче, забудь о доме. Возвращайся к ней и дай ей пинка под зад. Я люблю Сильвию, но знаю, что она здорово избалована. Я испортил своих детей. Это моя вина как отца. Не хочу, чтобы этим же занимался мой зять.

Больше всего взбесило Честера осознание того, что тесть, похоже, был прав.

Но это не делало жизнь с Сильвией более легкой.

— Я знаю эту женщину, — прошептал Ник на ухо Эдвине, когда они заняли свои места в лиссабонском лайнере в аэропорту «Ла Гардия».

— Которую? — спросила Эдвина. Она была одета в удобный костюм для длительного трансатлантического перелета. Остановки планировались на Бермудах и Азорских островах…

— Вон, через два ряда от нас. В белой шляпке с вуалью, седая.

Эдвина обернулась назад, чтобы посмотреть.

— Там нет никакой женщины, — сказала она. — О, постой… Она идет к выходу!

Ник быстро обернулся и увидел, как женщина в белой шляпке с вуалью уже подошла к трапу и вот-вот спустится. Он нахмурился.

— Странно, — проговорил он. — Почему это ей вздумалось выходить из самолета?

— Может, она передумала и не хочет больше лететь в Лиссабон?

— Да, но даже нам, имеющим правительственные брони, потребовалась целая неделя, чтобы достать билет… — Он опять сел прямо в своем кресле и еще больше нахмурился. — Черт, кто же она? — пробормотал он, и вдруг его осенило: — Это же моя уборщица!

— Твоя уборщица? — удивилась Эдвина. — Что она делала в этом самолете?

Ник вскочил со своего места:

— Вот и мне хотелось бы получить ответ на этот вопрос! И еще на один: как ей удалось купить билет!

Он бросился по салону к трапу. Стюардесса как раз хотела задраивать люк.

— Подождите! — крикнул Ник. — Не закрывайте!

Стюардесса недоуменно посмотрела на него:

— Сэр, мы взлетаем…

— Знаю, но вам придется подождать! Чрезвычайное происшествие!

Он отодвинул девушку и распахнул люк трапа. Лена Пфайфер уже была на полпути к зданию аэровокзала.

— Лена! — крикнул Ник. — Лена, постойте!

Она побежала.

— Остановите эту женщину! — крикнул Ник сотруднику охраны аэропорта.

Тот недоуменно смотрел на Флеминга, не двигаясь с места. Трап уже убрали от самолета. Ник достал из кармана пиджака пистолет и выстрелил поверх головы Лены. Пассажиры переполненного лайнера всполошились, послышался женский визг. Стюардесса схватила Ника за руку:

— Мистер Флеминг, отдайте мне ваше оружие!

Ник оттолкнул ее и прицелился в Лену. Та уже почти подбежала к дверям здания аэропорта. Он прицелился в ее ноги и выстрелил. Она упала.

В салоне самолета усилились истеричные крики. Охранник выхватил из кобуры пистолет и прицелился в Ника.

— Эта женщина шпионка! — заорал Ник, моля Бога о том, чтобы не ошибиться. Но действительно, каким образом его уборщица могла оказаться на самолете, вылетающем в Лиссабон? Почему она попыталась скрыться, едва увидела Ника?

— Обыщите ее! — кричал он. — У нее должны быть секретные материалы!

«Боже, если я ошибся, расплачиваться придется дорого…»

Сзади его схватили за руки. Это был пилот самолета.

— Заберите у него оружие, — крикнул он. — Я вызвал полицию, они сейчас будут…

Ник не оказывал сопротивления. Он отдал свой пистолет второму пилоту. Когда его отпустили, Ник достал из кармана свой паспорт и какие-то бумаги.

— Я являюсь представителем президента Рузвельта, — заявил он, показывая документ с печатью. — Не буду упрекать вас за то, что вы вызвали полицию, но уверяю вас — эта женщина находится на службе у нацистов.

Пилот скептически покосился в сторону лежащей Лены.

«Выстрелы в аэропорту!» — кричали заголовки газет. — «Титан смерти стреляет в пожилую женщину!», «Выстрелы Флеминга будоражат авиакомпанию «Пан Америкэн».

Репутация у Ника и так уже была хуже некуда. И этот случай вызвал новые, переливающиеся через край газетные инсинуации. Правда, во многих статьях в самом конце было упомянуто, что у «пожилой женщины» действительно в сумочке были найдены пачки переснятых секретных чертежей. К сожалению для Ника, бомбардировочный прицел Хилла был так засекречен, что армейские начальники наотрез отказались сообщить представителям прессы, что же именно было найдено у Лены Пфайфер. Даже газеты Вана Клермонта, которые обычно вставали на защиту Ника, на этот раз не удержались от заголовка: «Военный магнат стреляет в нацистскую шпионку!» И, несмотря на то что в этих газетах описания ЧП были более точными, журналисты все же не отказали себе в удовольствии немного съязвить по адресу «военного магната».

Ник и Эдвина остались в Нью-Йорке дожидаться, пока ФБР привлечет Лену Пфайфер за шпионаж. Потом по приказу президента военный бомбардировщик доставил Флемингов на Бермуды, где они сели на свой лайнер.

— Милый, ты все сделал правильно, — осторожно говорила Эдвина, пока Ник просматривал заголовки газет. — Я горжусь тобой.

Ник не ответил. Непопулярность в прессе угнетала его.

В апреле 1940 года, как раз тогда, когда Ник и Эдвина прибыли в Лиссабон и ждали пересадки на самолет, который должен был доставить их в Лондон, в Европе закончилась так называемая странная война — «зитцкриг», — или, как ее еще называли, «дутая война». Она продолжалась всю осень, зиму и раннюю весну, пока наконец немцы не положили ей внезапный и драматичный конец своим вторжением в Данию и Норвегию. В полдень 9 апреля девятитысячные силы вермахта овладели пятью главными норвежскими портами — Нарвиком, Тронхеймом, Бергеном, Ставангером и Кристиансанном, — оккупировали Осло, и все это практически без единого выстрела. Пока немецкие бомбардировщики не выпускали английский флот из залива, вермахт быстренько взял под свой контроль все основные аэродромы, включая и самый главный, расположенный в Сола, неподалеку от Ставангера. Это была одна из самых бескровных и в то же время быстрых и дерзких военных интервенций за всю историю человечества. У Гитлера были все основания порадоваться успеху своих войск, и он обратил внимание на новые цели: Бельгию, Голландию и Люксембург.

Ник и Эдвина катили по шоссе в Одли-плэйс — тюдорский особняк Эдвина переделала почти до неузнаваемости со времени побега Ника из «Фулсбюттель» в 1934 году — и думали о том, что теперь, с известием о наглом вторжении немцев в Норвегию, у англичан окончательно рассеялись их хрупкие надежды на то, что Гитлер всего лишь дурачится. Сами немцы были напуганы не меньше англичан или французов. Когда их ненаглядный фюрер вторгся в сентябре в Польшу, то эту военную кампанию Берлин приветствовал гробовым молчанием и пустыми улицами. Конечно, блестящие успехи вермахта воодушевляли, но вместе с этим в сердце нации зрело подозрение, что Адольф Гитлер, этот Наполеон XX века, возможно, ведет их всех к пропасти.

И все же погода в тот апрельский денек была так хороша, что даже мрачные новости из Норвегии не могли испортить приподнятого настроения, в котором находились Ник и Эдвина, подъезжая к Одли-плэйс.

— Ну разве здесь не красиво? — радостно воскликнула Эдвина, выходя из «роллса».

— Изумительно! Ты здесь отлично поработала, — сказал муж, обнимая и целуя жену. — Кстати, я сегодня уже говорил, что люблю тебя?

Она улыбнулась:

— Нет, еще не говорил. Приятно слышать.

Он взял ее за руку, и они вместе направились к крыльцу.

— Теперь, когда уже без шуток можно говорить о том, что я старик, — говорил Ник, — я думаю, стоит подумать о том, чтобы заняться разведением сада, как бы это сделал истый английский сквайр. Давай займемся этим вдвоем. Сад поможет нам отвлечься от этой гадкой войны хотя бы на несколько часов в неделю, а?

— О Ник, это было бы чудесно! Значит, мы вместе будем заниматься садом?

— Пока я не надоем тебе, — улыбнулся Ник.

Она засмеялась и поцеловала его.

— Ты никогда не был надоедлив, милый. Ты меня порой бесишь, это верно, но не надоедаешь. Надеюсь, ты еще не настолько считаешь себя стариком, чтобы плюнуть на секс?

— Говорят, жизнь начинается в сорок, а мне почти пятьдесят два, но у меня такое чувство, что я слишком резв и игрив для старого гуся.

Он открыл дверь, и они вместе вошли в красивый холл с просевшей елизаветинской лестницей. Из кухни показалась экономка и одновременно кухарка — пухлая миссис Дабни.