Джессика Соренсен - Тлеющий уголек

— Ты могла бы сказать мне, — шепчу я. — Я бы никому не сказала. И я могу справиться с большим, чем ты думаешь.

— Нет, ты думаешь, что можешь справиться. — она отпивает воду и ставит стакан обратно на стол. — Но все нормально. Я разговаривала с Ашером об этом, и он действительно помог мне разобраться. И только я должна была разобраться со своим психотическим эпизодом.

— Когда ты разговаривала с Ашером? — мой голос прозвучал резко, и прочистила горло. — Извини, я просто не знала, что вы вместе проводили время.

— Успокойся, — она отодвигает посуду в сторону и опирается локтями о стол. — Мы просто друзья. И я говорила с ним об этом, потому что он был единственным, кто спас меня от изнасилования.

— Это…это невозможно, — запинаюсь я. — Он спасал меня той ночью.

Она стучит пальцем по губе:

— Ну, это было до или после того, как он спас меня тогда.

Я отрицательно качаю головой:

— Нет никакого способа, чтобы он добрался до обоих мест вовремя.

— Я не уверена… Эмм… может, тебе стоит спросить у него, потому что все, что я знаю — это то, что Ладен — насильник и я не чувствую себя плохо из-за его исчезновения. И Ашер был практически моим ангелом в тот день.

— Твоим ангелом? Что ты подразумеваешь под этим?

Она быстро отводит взгляд:

— Это игра слов, глупышка.

— А что насчет Гаррика? — интересуюсь я. — Когда он ввязался во все это?

— Ох, он тоже был там в ту ночь, — оглядываю ресторан в зеркале на стене. Её глаза смотрят в отражение. — Гаррик и Ашер появились, когда это произошло. Ашер скинул с меня Ладена, а потом Гаррик забрал меня домой. Я не уверена, что Ашер сделал с Ладеном, хотя догадываюсь.

— Ашер не мог никого убить… — затихаю я. Я едва знаю его. Да, у нас был секс, но это не значит, что я обнаружила, что скрыто в темной части его души. Я качаю головой. — И тем более, тот, кто похитил Ладена, похитил и моего отца. И Ашера даже не было рядом, когда это произошло.

— Может, это было одно из странных стечений обстоятельств? Или подражатель? И что даже если Ашер убил Ладена? — она фокусирует свое внимание на мне. — Он прижал нож к моему горлу. Я уверена, он собирался убить меня.

Я запинаюсь словами, которых нет, потому что ничего не смогу исправить. К счастью, Тодд садится в нашу кабину и прерывает мою потребность утешить её, даже если я не умею. Он достает сигарету из кармана куртки и засовывает ее в рот.

— Итак, что я пропустил? — прикрыв рот, он зажег сигарету и выдохнул. — Что-то хорошее?

Рэйвен и я громко вздохнули.

— Неа, — сказали мы.

* * *

Тодд заставляет Рэйвен пойти с ним, чтобы прибраться в доме, тем самым давая мне немного времени, чтобы решить, сколько я могу рассказать ей. Кто-то написал «Убийца» ярко-красной краской на нашей двери. Это случалось несколько раз после исчезновения моего отца, только было написано на окне моей машины и происходило это обычно на школьной стоянке.

Я хватаю баллончик с растворителем из гаража:

— Это похоже на чертову охоту на ведьм, — говорю я, отмывая краску. В конце концов, стирается половина краски с двери, но небольшая окрашенная часть лучше, чем эта метка ненависти.

Как только я добираюсь до своей комнаты, я нахожу телефон и набираю номер Ашера. Он отправляет меня на голосовую почту, так что я пишу ему.

Я: Нам нужно поговорить.

Ашер: О чем? Что-то случилось? Это насчет прошлой ночи…с тобой все хорошо?

Я: Я в порядке. Просто у меня есть несколько вопросов.

Ашер: Немного замотался. Могу я завтра поговорить с тобой на танцах?

Я: Танцы??? КАКОГО ЧЕРТА?

Ашер: Да. Танцы в честь Хэллоуина… Я видел листовку на двери продуктового магазина. Я подумал, мы могли бы пойти вместе, как на свидание… на этот раз настоящее.

Я совсем забыла, что завтра Хэллоуин.

Я: Пожалуй. Но можно я встречусь с тобой там?

На всякий случай, если все будет плохо, я смогу сама добраться до дома. Мне нужно узнать, кто такие Анамотти, знает ли он что-то о детективе Краммере и что он знает об Ангелах и Мрачных Жнецах.

Ашер: Конечно… С тобой точно все нормально?

Я: Да. Мне просто нужно поговорить с тобой кое о чем… О чем мы говорили прошлой ночью. Думаю, я готова к ответам. У меня есть несколько вопросов к тебе.

Ему требуется секунда, чтобы ответить.

Ашер: Я знаю, что есть. Я буду ждать тебя на танцах в 7. И я буду одет как художник;)

Я кладу свой телефон, когда он снова пишет мне.

Ашер: И Эмбер…Прошлая ночь была удивительной. Я не хочу потерять тебя…Я хочу, чтобы каждая ночь была как прошлая.

Я не уверена, что думать об этом сообщении, но вот мое тело чертовски уверено. Оно уже завелось, стоило только подумать о нем. Пожалуйста, пожалуйста, ну пусть он не будет серийным убийцей. Он слишком сильно мне нравится. Я швыряю телефон на кровать. Сейчас день, но я устала и начинаю забираться в кровать, чтобы немного отдохнуть.

— Йен! — крик моей мамы разносится по дому.

Вздохнув, я выбираюсь и спешу по коридору в её комнату. Её кровать разобрана, а униформа разбросана по полу. Дверь в ванную закрыта, а ручка покрыта кровью.

Я бесшумно подхожу к двери:

— Мам? Ты там?

Она плачет с той стороны:

— Уходи… Мне нужен Йен.

Я дергаю дверную ручку и толкаю дверь:

— Мама, открой дверь. Йена сейчас нет, зато есть я.

— Нет! — кричит она. — Я не хочу, чтобы ты была здесь. Ты убийца! Ты убийца! Ты убила свою бабушку!

Я тарабаню кулаком дверь:

— Мам, пожалуйста, просто открой дверь. Ты на хрен пугаешь меня.

Что-то ударяется с той стороны двери, и я слышу звуки разбивающегося стекла. Я бегу в комнату, хватаю с комода телефон и на обратном пути к её спальне набираю Йена.

Он поднимает трубку через три гудка:

— Йоу, йоу, йоу. Как дела? — он пьян, хотя сейчас только обед.

— Тебе нужно приехать домой, — требую я. — Сейчас. У мамы один из её кризисов, а разговаривать она хочет только с тобой.

— Что? — он вдруг звучит трезво.

— Она заперлась в… — я затихаю, входя в ее комнату. Дверь в ванную открыта. — Йен, просто приезжай сейчас. И заставь кого-то трезвого отвезти тебя.

— Хорошо, — говорит он, измотано. — Я скоро буду.

Я вешаю трубку, кидаю телефон на кровать и захожу в ванную. Белая плитка покрыта осколками стекла, а раковина и зеркало в пятнах крови. Душевая занавеска сорвана с рейки и таблетки разбросаны внутри ванны.

— Мам. — я иду обратно в спальню и заглядываю под кровать. — Йен в пути, и он просил сказать тебе, что все хорошо, и чтобы ты поговорила со мной. — я подхожу к двери шкафа и открываю его. — Мам?

— Я не там, — её леденящий душу голос раздается над моим плечом.

Я оборачиваюсь и прижимаю руку к сердцу, семеня назад:

— Ты напугала меня.

Она стоит в дверном проеме с ножницами в руке. Знак Х на ее лбу заливает кровью глаза, и передняя часть ее рубашки забрызгана кровью.

— Для всех плохо находиться рядом с тобой. — её глаза бесчувственны, будто она оторвана от реальности. Кровь сочится из ее запястий, когда она поднимает ножницы над головой. — Ты убийца! Копы так считают! И бабушка так считала, хотя она не могла мыслить разумно. Но ты все равно сделала это.

Я держу руки перед собой и медленно пячусь назад, подбираясь к телефону:

— Мама, сколько таблеток ты приняла?

— Достаточно, чтобы ушла боль — он сказал, что я должна была, — она входит в комнату, затем останавливается, наклоняясь назад, будто кто-то шепчет ей на ухо. — Да, знаю, но она не…Хорошо, я постараюсь. — она переводит на меня свой бездушный взгляд. — Эмбер, моё милое дитя, почему ты вообще должна была родиться? Йен был нормальным, и твой отец и я были счастливы, что его расстройство не передалось ему. Но потом появилась ты, и мы увидели это в твоих глазах. Как ты разговаривала с пустотой и нашептывала секреты растениям, забирая их жизненные силы.

— Я… — она знает обо мне? — Мам, о чем ты говоришь? — я продолжаю нащупывать вокруг себя телефон. — И у отца не было шизофрении, просто все так думали.

— Я говорю не о шизофрении! — кричит она, у нее покраснело лицо и вздулись вены. — Я говорю о проклятии, лежащем на тебе.

Мои пальцы коснулись края телефона.

— Мама, просто успокойся…

Она бросается на меня с ножницами. Я прыгаю на кровать и несусь в ванную, но она обегает вокруг кровати и хватает меня за ноги, опрокидывая меня. Я падаю на спину, она поднимает руки и погружает ножницы в мою грудь.

— Мама… — река крови течет из моей груди, и я хватаю воздух.

Она наклоняется ко мне и выжидающе смотрит, будто сейчас произойдет какое-то чудо.

— Мне жаль, мой сладкий ребенок, но он заставил меня сделать это. Смерть более убедительна, чем разум, — она гладит мои волосы.

Кровь заливает мне горло и вытекает из моего рта, когда я выдергиваю ножницы из груди.

— Мама…

Она кладет руку мне на сердце.

— Давай, возьми её. Я знаю, ты можешь. Ты сделала это со своей бабушкой.

Кровь продолжает течь из раны на груди и, словно река, бежит по её руке. Я смотрю ей в глаза, удивляясь, это действительно она или ночью её разум окончательно покинул ее.

Бум, бум, бум, бум. Мое сердце поет смертельную песню.

— Бери, Эмбер, — просит она с широко открытыми глазами. — Пока не поздно.

Мои глаза закрываются, когда сердце допевает последнюю песню, мои вены пусты, а легкие сжимаются. Я позволяю себе уплыть в сон — или в смерть, когда ощущаю чужое присутствие в комнате и с трудом поднимаю веки.

Мрачный Жнец поджидает за мамой, его темные глаза скрываются под капюшоном. Он что-то шепчет ей на ухо, а затем отступает назад.

— Пора, — говорит она, протянув ко мне руку. — Пожалуйста, Эмми. Пора. Песчинки закончились и мои песочные часы пусты.

— Бери, Эмбер, — искушает Мрачный Жнец с раздражающей ухмылкой. — Возьми ее жизнь.

Я ощущаю грохот ее сердечного приступа с молчанием моего. Её кровь смешивается в моих жилах и наполняет легкие. Я задыхаюсь и в ужасе наблюдаю, как ее кожа сморщивается, и она становится в два раза старше.

— Мамочка, — я сбрасываю руку с ее груди, и она падает на пол. Я нависаю над ней, проверяя ее пульс. Она выглядит такой старой и немощной… такой… безжизненной.

Жнец наблюдает за мной из угла комнаты, прислонившись к стене, и выглядит довольным.

Я бросаю в него ботинком:

— Я ненавижу тебя! Ты разрушил мою чертову жизнь!

— Какого черта? — говорит кто-то позади меня.

Я оборачиваюсь, Йен стоит прямо за мной. Его глаза широко открыты и наполнены беспомощностью, когда он смотрит на нашу мать, лежащую мертвой на полу.

Смех Мрачного Жнеца эхом стучит в моей голове, проникая сквозь стены комнаты.

— Вызови чертову скорую! — ору я на Йена, и начинаю делать искусственное дыхание маме, нажимая на ее грудь, умоляя ее сердце биться вновь.

Он удивленно моргает и быстро достает телефон из кармана. Слезы льются из моих глаз, в то время как я нажимаю на её грудь и выдыхаю в нее воздух. Я продолжаю делать это, пока не приходят парамедики и не забирают ее. Но даже когда они катят ее на носилках, она продолжает дышать самостоятельно. И она все еще такая старая.

Они погрузили ее в машину и с мигалками рванули в больницу. Мы с Йеном садимся в его машину, и он дает мне свою куртку. Я надеваю ее и прикрываю кровь на своей рубашке. Но я не могу скрыть кровь на своих руках.

И так будет всегда.

Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.

Она находится под наблюдением, и мы не сможем видеть ее до полного завершения психического анализа. Мы почти не разговариваем друг с другом и Йен прямиком направляется в свою студию. Он не знает, что произошло на самом деле и это хорошо, потому что он не сможет справиться с этим знанием: то, что у мамы была передозировка, и она порезала себе лоб и запястья.

— Если тебе что-то понадобится, — зову я, пока он плетется вверх по лестнице, — пожалуйста, позови меня.

— Конечно, — бормочет он, по пути стягивая ботинки. — Я просто пойду порисую немного.