Халтурин не собирался ничего придумывать – не за тем ехал. Через месяц Евгений должен оплатить обучение на языковых курсах в Лондоне. Если задача менялась, то менялось все – от договора с консалтинговой компанией, где Халтурин числился специалистом по банкротствам, до кадровых увольнений на заводе – кого-то придется оставлять. Ради посудной лавки менять ничего не хотелось. Старик явно хитрил, наверняка не о заводе пекся, а о своем интересе. Евгений не стал уличать старика.

– Борис Борисович, если я вас правильно понял, вы хотите сохранить предприятие?

– Если можно.

– Вы меня удивляете, Борис Борисыч. Я работал над противоположной стратегией.

– Сынок, – оживился и начал торговаться Куколев, – какая тебе разница, ликвидировать или выводить из кризиса? Ты свое вознаграждение все равно получишь.

Халтурин рассмеялся наивности директора. Время таких мастодонтов давно прошло.

– Чтобы избавиться от долгов, заводу все равно придется пройти процедуру банкротства. Да у нас и времени нет на рокировку – срок платежей вот-вот наступит, – объяснил Халтурин.

– Ты же профи, ты же лучший, – прибегнул к грубой лести старик.

На краю подсознания Халтурина засемафорил вопрос: «Откуда он знает, что я лучший? Кто рекомендовал?», – но Халтурин потерял ход мысли.

– Борис Борисыч, я похож на идиота? Вы предлагаете мне кинуть кредиторов! Зачем мне это? – понизив голос, поинтересовался Евгений.

– Так давай, обговорим условия.

– Борис Борисыч, а зачем Божко завод? Какие у банкиров планы?

– Да черт их знает! Хватательный рефлекс, – отмахнулся ББ. – Ну, так как? Берешься? Сынок, почему я должен возвращать банку деньги, если это никакой не кредит, это мои, понимаешь, кровные деньги завода? Божко, поганец, меня на мои же бабки кинул.

– Я подумаю, – пообещал Евгений, пожал протянутую слабую руку и уехал.

Всю обратную дорогу Жека злился то на себя, то на Куколева: «Ничего себе, задачку задал старик!». Чем больше думал, тем в большее раздражение впадал. Все, что сделано за две недели, – псу по хвост! Готовил бумаги на торги завод выставить – зря. Массовое увольнение – отменять. Теперь надо так все провернуть, чтобы кредиторы не успели вмешаться. Нет, не подходит. То есть, ликвидация подходит, но кредиторы все равно вмешаются и испортят малину. Значит, надо прятать имущество. Что лучше? Дробить и оформлять «дочки»? Какая из схем окажется самой эффективной?

Уж лучше все оставить, как есть, чтоб не подумали, что это он, Халтурин, больной на всю голову.

Однако, уже засыпая, Халтурин в деталях вдруг вспомнил последнюю встречу с кадровичкой и улыбнулся. Барышня вышла из транса, наговорила ему всякого. Такой храбрый воробей. Что она скажет маме? А он, Евгений, что он скажет маме? Скажет, что по его вине барышня не знала, что сказать маме? Сонно удивился количеству мам и вспомнил, что так и не перезвонил Грете. Мысль пронеслась сквозь засыпающий мозг навылет и растаяла, не оставив следа.


Утром Халтурин предупредил Агнессу Павловну, чтобы ни с кем не соединяла, всем отвечала, что сегодня управляющего не будет.

Закрывшись в кабинете, Евгений слышал, как держит оборону секретарша.

С детства Жека отличался особенностью погружаться в задачу так, что терял связь с действительностью.

К концу дня обстановка раскалилась, Агнесса едва успевала отвечать на звонки. Наконец, принесла очередную порцию не выдерживающего никакой критики кофе и подняла воспаленные от подскочившего давления глаза на босса:

– Москва звонила, я сказала, что вы будете завтра.

– Буду, спасибо. – Халтурин оторвался от монитора. – Агнесса Пална, скажите, а Хаустова еще на работе?

– Евгений Станиславович, уже восемь вечера.

– Ушла, значит, – сообразил Халтурин. – Хорошо, завтра прямо с утра пусть зайдет.

– Завтра суббота, Евгений Станиславович.

– Суббота? – Халтурин потерял счет не только часам, но и дням. – Вызовите ее завтра.

– Хорошо. Я вам нужна еще?

– Нет, спасибо. Утром можете часам к девяти подъехать. Отдыхайте.

– До свидания.

– До свидания, – буркнул Халтурин и опять нырнул в решение новой задачи.

Просидев еще два часа над планом экономического процветания посудной лавки, Евгений потер глаза, отключил компьютер и покачался в кресле.

Сомнения оставались, но у всех сомнений своя цена.

Время было позднее, и чтобы попасть к Куколеву, пришлось подкупать лестью медицинский персонал, спасибо, тот был поголовно представлен слабым полом.

Устроившись на стуле возле постели Куколева, Халтурин не стал томить больного:

– Борис Борисыч, я, пожалуй, поборюсь за вашу посудную лавку. Есть одно условие.

– Что угодно, благодетель ты мой, что угодно!

– Вы уходите с завода, – объявил Евгений.

* * *

В окна только-только вполз рассвет, совсем по-зимнему молочно-туманный, когда Женю разбудил звонок.

Не открывая глаз, нашарила телефон, с трудом разлепила губы.

– Нин, я сплю, – пробормотала в трубку и вспомнила: Нинка спит на диване в кухне!

Вчера Мелентьева принесла две бутылки сухого вина, и они усидели их под бабские разговоры на классические темы: о мужиках и детях. О мужиках говорила Нинка, о детях, естественно, Женька.

Выяснилось, между прочим, что не все мужики сво.., а дети – не всегда цветы жизни, иногда – возмездия.

Сухое вино как-то странно действовало, не сразу, а по накопительной системе. Сначала ничего-ничего, а потом вдруг раз – и встать не можешь. Нинка улеглась в кухне на диванчике, длиннющие ноги-циркули свисали – пришлось подставить два стула.

– Евгения Станиславовна, – это была секретарь управляющего, Агнесса Павловна, – вас ждет Халтурин.

– Где ждет? – обалдела Женька, пытаясь вспомнить, что она пропустила.

– На совещании.

– На каком совещании?

– По кадровому вопросу.

– А какой сегодня день? – на всякий случай спросила Женька, не очень себе доверяя.

– Суббота, Евгения Станиславовна.

– Агнесса Пална, родненькая, скажите, что вы меня не нашли, – простонала Женька.

В трубке послышался щелчок и какая-то возня.

– Евгения Станиславовна, – раздался близкий голос Халтурина, – я вас жду через час.

– Угу.

Женька оторвалась от подушки, свесила босые ноги с постели и поболтала ими.

Значит, уборка, стирка, глажка и готовка переносятся на воскресенье. Или ей дадут отгул? Дадут, как же. Догонят, и еще дадут.

Щелкнул дверной замок, Женя выглянула из спальни, Нинка, уже одетая, махнула рукой.

– Нин, ты чего? Давай чай попьем.

– Нет, я поеду, – одними губами ответила подруга. – Там банкир спятил уже, наверное, разыскивает меня с собаками.

Женя заглянула в детскую, постояла над кроваткой сына. Тема спал крепким утренним сном.

На цыпочках прокралась мимо комнаты Веры Ивановны в ванную.

«Слава Богу, обошлось без сотрясения, но в целом – организм никуда не годен», – жаловалась Вера Ивановна, когда Женя прилетела за ней в больницу. Домой возвращались в автобусе, и Вера Ивановна отводила душу в беседах со случайными попутчиками, дав Жене возможность думать о своем. Женя думала… о работе. И о Халтурине. Наговорила зачем-то чужому, постороннему человеку всяких глупостей. И этот обморок еще. Теперь он будет думать, что она истеричка.

Ценным работником Женя себя никогда не считала. Ей бы Тему поднять, а работа – чисто источник трудовых доходов, не более того. Очень, кстати, скромных доходов, так что работать по субботам при ее зарплате – гражданский подвиг.

К тому же мама будет дуться, Тема расстроится – она обещала сыну прогулку в парке, пока морозы не ударили. Чего этому Халтурину неймется? Все равно всех уволит, все равно завод закроет, производство ликвидирует, все равно…

Женя влезла в джинсы, натянула свитер, собрала волосы в хвост на макушке, надела свои «мокроступы», как называла мама ее ботинки на толстой подошве, накинула куртку и выскользнула из квартиры.


…Пройдя мимо охраны, Женя наткнулась на халтуринскую «Ямаху», отвела глаза и ускорила шаг. «Убийца», – по привычке выругалась Женя и ужаснулась: а ведь Халтурин гоняет на этом гадком мотике! Как Андрей!

Женя вошла в здание заводской администрации и отправилась сразу в приемную. Агнесса впустила куртку Хаустовой в свой шкаф, открыла дверь в кабинет шефа:

– Евгений Станиславович, Евгения Станиславовна пришла.

Доложила и хмыкнула.

«Да уж, – скривилась Женька, – кому-то придется менять имя или место работы. Почему обязательно мне?».

– Да, я жду, – услышала Женька голос Халтурина и протиснулась мимо Агнессы.

– Здравствуйте.

– Проходите, – кивнул управляющий на единственный свободный стул справа от стола совещаний.

Женька, шаркая подошвами, дошла до указанного места и присела на край стула.

Хаустовой показалось, что папки с документацией, как инопланетные агрессоры, окончательно завоевали кабинет директора.

– Кто же это приходит на совещание без ручки и блокнота?

Бросив недовольный взгляд на Хаустову, управляющий протянул ей ручку и лист бумаги.

Женька уткнулась глазами в лист и приготовилась писать. Больше всего хотелось слиться с предметами обстановки или, на худой конец, занять как можно меньше места.

Халтурина посмотрел на Женькину обувь.

– Можно спросить?

Женька натянула ворот свитера на подбородок.

– Спрашивайте.

– Это чтоб не сдувало? – Халтурин ткнул пальцем в ботинки.

– Чтоб не промокало, – без намека на улыбку отозвалась Хаустова.

«Психолог фигов, – обозлилась Женька, – вызвал в субботу, чтоб о ботинках поговорить?». Сапоги, не выдержав сезона дождей, расклеились, и кроме этих ботинок у Женьки больше ничего не было.

«Психологический контакт установить с барышней не получится. Да и фиг с ней», – успокоил себя Халтурин, кашлянул и перешел к главному:

– Хочу понять одну вещь, – Евгений достал какую-то папку и протянул Женьке.

Женя заглянула внутрь – в папке лежало решение собрания акционеров об освобождении Куколева Б.Б. от обязанностей директора и справка о состоянии банковских счетов завода.

Женька вернула документы, встретила взгляд Халтурина:

– Я подготовлю приказ и сделаю запись в трудовую Куколева. Что-то еще?

«Неужели из-за этого вызвал на работу? – спрашивала она себя. – Делать человеку нечего».

Халтурин, внимательно следивший за выражением лица кадровички, криво улыбнулся:

– Евгения Станиславовна, помнится, вы на днях сказали, что на заводе было все в порядке, и если б я не приехал…

– Помню, – опустила голову Женька, стараясь не поддаться панике. Сейчас он ей все припомнит, этот ликвидатор заводов, газет, пароходов.

Халтурин и не думал мстить Женьке.

– Евгения Станиславовна, вы оказались правы, дела на заводе шли относительно благополучно. Выходит, банкротство вызвано искусственно. Обычно это делается в интересах третьих лиц. Я знаю, что это банк «ИнвестТраст», но не знаю, в чем фишка – в чем причина наезда?

Хаустова подняла голову, захлопала глазами: о чем этот ликвидатор с ней говорит? Зачем ей это? Она слышать ничего не хочет!

– Производство можно спасти, – несколько свысока продолжал Халтурин, решив, что Хаустова поражена его умом и проницательностью, – можно договориться с банком, пересчитать долги, выплачивать частями, отодвинуть платежи по некоторым из них, сократить численность рабочих, урезать зарплаты, что-то продать, найти инвесторов – способов достаточно, но я должен понять, ради чего затевалось это банкротство.

– Как видите, я с вами откровенен, – помолчав, намекнул топ-менеджер. Он ждал от Женьки ответного шага – такой же откровенности.

Женьку кинуло в жар: так вот, чего хочет Бонд – втянуть ее в войну с банкирами? Устроил тут стриптиз душевный, выложил ей все. Эксгибиционист хренов!

– Евгений Станиславович, – вышла из шока Женя, – у вас должность, у вас полномочия. И вы… мужчина. А я – никто и звать меня никак. Но самое главное – меня это устраивает. Вообще не понимаю, почему вы выбрали меня?

– Кстати, о полномочиях – Халтурин не мог ответить на последний вопрос даже себе, поэтому пропустил его и протянул Жене какие-то листы.

«Решение общего собрания акционеров о назначении директора», – прочитала Женька.

– Сделайте приказ о моем назначении.

В руках у Жени оказался еще один лист с рукописными строчками. «Заявление, – пробежала глазами Женя, – прошу оформить на работу в должности директора». Число, подпись Халтурина.

– И потом, я не знаю, как это объяснить, – добавил Халтурин совсем другим, неказенным, неожиданно человеческим голосом, – но я рассчитываю на вашу помощь. Кстати, я навещал Куколева, он мне все рассказал. Облегчил, так сказать, душу раскаянием.

Женька смотрела на Халтурина, открыв кукольный рот.