Гонория отодвинула одну из штор и зажмурилась. В комнату ворвался поток утреннего света. С восхода солнца прошло совсем немного времени; небо еще было полно розового и персикового оттенков, над лугом клубился утренний туман.

Снаружи царили тишь и прохлада. Гонория чуть-чуть приоткрыла окно и вдохнула свежий, чуть влажный воздух.

Отвернувшись от окна, она решила потрогать лоб Маркуса и определить, есть у него ли жар. Но не успела она сделать и двух шагов, как он повернулся во сне и…

Боже, разве прошлой ночью его лицо было таким красным?

Гонория поспешила к нему, не обращая внимания на свою еще не вполне отошедшую ногу. Он выглядел ужасно – красный и отекший; кожа его на ощупь оказалась сухой и сморщенной.

И горячей. Страшно горячей.

Гонория быстро направилась к кувшину с водой. Она не увидела рядом ни полотенца, ни платка, поэтому просто погрузила руки в кувшин, а потом прижала их к его щекам. Но этого, очевидно, было недостаточно. Она направилась к комоду и осмотрела содержимое его ящиков, пока не нашла то, что с первого взгляда приняла за платки. Только опустив один из них в воду, она поняла – это нечто совсем другое.

О Господи. Сейчас она положит Маркусу на лоб его нижнее белье.

Гонория почувствовала, как краснеет, отжала лишнюю воду и снова поспешила к нему. Бормоча извинения – хотя вряд ли он в таком состоянии услышит их и поймет, за что она извиняется, – прикоснулась к его лбу мокрой тряпкой.

Он тут же начал беспокойно поворачиваться с боку на бок, издавая странные, неприятные звуки, ворча какие-то обрывки слов, предложения без начала и конца. Она расслышала «Стой» и «Нет» и еще, кажется, «помогать», «морской черт» и «сходни».

А еще он совершенно четко сказал «Дэниел».

Сморгнув слезы, она встала и перенесла кувшин с водой поближе. Маркус успел скинуть с лица холодную ткань, а когда Гонория попыталась вернуть ее на место, начал сопротивляться.

– Маркус, – строго произнесла она, уверенная, что он не услышит ее, – позволь мне помочь тебе.

Но он все равно боролся с ней, кидаясь то в одну сторону, то в другую, и Гонории пришлось чуть ли не сесть на него, чтобы удержать на месте.

– Прекрати, – резко сказала она, когда Маркус попытался ее сбросить. – Ты. Не. Победишь. И имей в виду… – она прижала рукой его плечо, – если выиграю я, выиграешь и ты.

Маркус вдруг дернулся, и их головы столкнулись. Гонория охнула от боли, но не отпустила его.

– Э, нет, не выйдет. – Она наклонилась к его лицу. – А раз не выйдет, ты не умрешь.

Удерживая его на месте всем своим весом, она протянула руку к кувшину с водой, намереваясь снова намочить белье.

– Ты возненавидишь меня завтра, когда узнаешь, что я клала тебе на лицо, – произнесла Гонория, резко шлепнув ему на лоб импровизированный компресс. Она не хотела применять жесткие методы, но Маркус не оставлял ей иных вариантов.

– Успокойся, – медленно произнесла она, переместив ткань ему на шею. – Обещаю, если ты успокоишься, то сразу почувствуешь себя лучше. – Гонория снова смочила ткань. – Не говоря уже о том, насколько лучше почувствую себя я.

В следующий раз ей удалось положить влажный компресс ему на грудь, обнаженность которой Гонорию уже не заботила. Но Маркусу ее действия не понравились; он сильно оттолкнул ее, и Гонория с громким стуком упала на ковер у противоположного конца кровати.

– Ну нет, – пробормотала она, готовясь снова перейти в наступление. Но прежде чем она успела обойти кровать и добраться до кувшина, он ударил ее ногой в живот.

Она покачнулась, размахивая руками в тщетной попытке удержать равновесие и не упасть, и ухватилась за первое, что попалось под руку.

Маркус закричал.

Сердце Гонории забилось с утроенной скоростью, и она отпустила его ногу, упав на пол и больно ударившись правым локтем.

– Ай! – Они закричали одновременно. Но звук, который издал Маркус… был похож на совершенно нечеловеческий крик.

Он все еще стонал, когда Гонория подошла к кровати, и тяжело дышал – так быстро и неглубоко дышат люди, пытаясь отогнать боль.

– Что случилось? – прошептала она. Жар здесь ни при чем. Дело в другом.

Его нога. Гонория схватилась за его ногу и только тут поняла – ее рука вся в чем-то липком.

Еще придерживая свой локоть, она повернула свободную руку ладонью вверх.

Кровь.

– О Господи.

С тяжелым чувством Гонория шагнула к Маркусу.

Ей не хотелось пугать его; он уже два раза сбил ее с ног. Но кровь… Это была не ее кровь.

Он снова спрятал ногу, поэтому Гонории пришлось аккуратно поднимать одеяло, пока нога не обнажилась до колена.

– О Господи!

Длинная воспалившаяся рана прорезала его икру, исходя кровью и чем-то еще – она не хотела думать чем. Нога страшно опухла, и цвет кожи изменился: возле раны она стала красной и пугающе блестящей. Все это выглядело ужасно, как будто что-то гнило, и Гонория с ужасом подумала – не гниет ли он в самом деле?

С трудом сдерживая тошноту, она уронила одеяло на кровать.

– О Господи, – повторила она, не в силах произнести еще хоть что-то, не в силах собраться с мыслями.

Вот в чем причина жара. Он никак не связан с простудой и кашлем.

Гонория погрузилась в размышления. У него воспалившаяся рана. Вероятно, она образовалась, когда разрезали сапог. Но Маркус не говорил, что поранился. Почему он не упомянул об этом? Он должен был кому-то сказать! Он должен был сказать ей!

Кто-то осторожно постучал, и миссис Уэдерби просунула голову в дверь:

– Все в порядке? Я слышала страшный удар.

– Нет, – ответила Гонория тонким, дрожащим голосом. Она пыталась удержать нарастающий ужас. Необходимо держать себя в руках, иначе никакой помощи от нее не будет. – Его нога. Вы знали о его ноге?

– О чем вы говорите? – спросила миссис Уэдерби, быстро подходя к ней.

– Его нога. Она страшно воспалилась. Я уверена, причина жара именно в этом.

– Доктор сказал, все дело в кашле. Он… о! – Миссис Уэдерби вздрогнула, когда Гонория приподняла одеяло, чтобы показать ногу Маркуса. – О Боже! – Она отступила на шаг, прикрыв рот рукой. Кажется, ей стало плохо. – Я не знала. Никто не знал. Как мы могли не заметить?…

Гонорию мучил тот же вопрос, но сейчас было не время выяснять, кто виноват. Они должны вместе помочь Маркусу.

– Нужно срочно вызвать доктора, – сказала она миссис Уэдерби. – Думаю, рану надо почистить.

Домоправительница кивнула:

– Я пошлю за ним.

– Как долго он будет сюда добираться?

– Зависит от того, не занят ли он с другими пациентами. Если он дома, лакей доставит его меньше, чем через два часа.

– Два часа! – Гонория закусила губу, приглушив крик. Она никогда не видела ничего подобного, но не раз слышала. Такая зараза убивала людей. Быстро. – Мы не можем ждать два часа. Ему срочно нужна медицинская помощь.

Миссис Уэдерби испуганно повернулась к ней:

– Вы знаете, как очищать рану?

– Конечно, нет. А вы?

– Нет, – ответила побледневшая миссис Уэдерби, глядя на ногу Маркуса.

– Как бы вы позаботились о меньшей? – спросила Гонория. – Ране, я имею в виду.

Миссис Уэдерби сцепила руки, переводя полный паники взгляд с Гонории на Маркуса и обратно.

– Не знаю, наложила бы компресс, наверное… Чтобы удалить яд.

– Яд? – переспросила Гонория. Великий Боже, что за Средневековье. – Вызовите доктора, – приказала она, стараясь говорить уверенно. – Сейчас же. А потом возвращайтесь. С горячей водой. И полотенцами. И всем, что может быть полезно.

– Позвать вашу матушку?

– Мою матушку? – Гонория удивленно раскрыла рот. Не было ничего плохого в присутствии ее матери в комнате больного, но почему миссис Уэдерби вспомнила о ней именно сейчас? – Не знаю. Как считаете нужным. Но поторопитесь.

Миссис Уэдерби кивнула и выбежала из комнаты.

Гонория вновь повернулась к Маркусу. Его нога так и лежала на виду, рана выглядела не просто страшно, а совершенно зловеще.

– О, Маркус, – прошептала Гонория. – Как такое могло случиться?

Она взяла его за руку, и на этот раз он не стал вырываться. Он немного успокоился; его дыхание стало более равномерным, и кожа казалась менее красной.

Или она так отчаянно жаждет увидеть хоть какие-то признаки улучшения, что принимает желаемое за действительное?

– Возможно, – громко произнесла Гонория. – Но я рада каждому обнадеживающему признаку.

Гонория заставила себя пристальнее осмотреть ногу. Она с трудом сдерживала тошноту. Необходимо очистить рану. Одному Богу известно, когда придет врач, и это не повод сидеть сложа руки.

Маркус отшвырнул мокрое белье, которым Гонория сбивала температуру, поэтому она достала из шкафа еще одну пару интимных принадлежностей, стараясь думать только о том, что они изготовлены из мягкого льна.

Гонория скрутила жгут и погрузила один конец в воду.

– Извини, Маркус, – прошептала она, потом осторожно коснулась раны мокрой тканью.

Он не шевельнулся.

Гонория вздохнула и посмотрела на ткань. Там были красные пятна крови и желтые – гноя.

Почувствовав уверенность в своих медицинских способностях, Гонория прижала чистый участок ткани к ране, нажав чуть посильнее, чем в прошлый раз. Кажется, Маркус ничего не чувствовал, и она повторила процедуру, а потом еще раз, пока чистой ткани не осталось совсем.

Гонория обеспокоенно оглянулась на дверь. Где миссис Уэдерби? Наверняка с горячей водой получится гораздо лучше. Но она все равно не остановится, пока Маркус ведет себя относительно спокойно.

Гонория подошла к комоду за следующей парой белья.

– Не знаю, что ты будешь носить, когда все это кончится, – пробурчала Гонория. – Снова в воду, – промочила она ткань, – и снова на тебя. – Она нажала сильнее, чем раньше. Необходимо нажимать на рану, чтобы остановить кровотечение, это она знала. Он, правда, в данный момент не истекал кровью, но лишняя осторожность не повредит.

– Не повредит, – обратилась она к Маркусу, все так же лежавшему без сознания. – Но сейчас тебе, конечно, будет больно.

Она снова намочила ткань, найдя чистый участок, потом переместилась к той части раны, которой до сих пор избегала. В верхней части припухлость была гораздо желтее и объемнее.

Гонория легко прикоснулась, стараясь не причинить боли, а потом, когда он только забормотал во сне, нажала чуть-чуть сильнее.

– Шаг за шагом, – прошептала она, – шаг за шагом.

Она может это сделать. Она может помочь ему. Нет, она может вылечить его. Как будто вся жизнь вела ее к этому моменту.

– Вот почему в прошлом году я не вышла замуж, – сказала она ему. – Я бы не смогла быть здесь и ухаживать за тобой. – Она немного подумала. – Конечно, можно сказать, что тогда ты и не оказался бы в такой ситуации. Но я не буду задерживаться на этой мысли.

Она продолжила свою работу, осторожно очищая рану, потом сделала перерыв и помассировала себе шею.

Гонория опустила взгляд на ткань в руках. Все так же отвратительно, но ее это уже не заботило.

– Вот видишь, – обратилась она к нему, – значит, я уже приобретаю навык.

Она и сама так думала. Гонория пыталась вести себя, словно все так и должно быть, но вдруг, как раз после того, как она сделала это смелое заявление, он страшно закашлялся. Наполовину охнул, наполовину захрипел, и ее вдруг охватила паника.

Маркус может умереть. Реальность этого внезапно поразила ее. Он может умереть, и тогда Гонория останется совершенно одна. Не то чтобы в последние годы они часто видели друг друга, за исключением, конечно, последних нескольких недель.

Но она всегда знала, что он где-то есть. Мир, в котором где-то там есть он, просто был лучше.

А теперь он может умереть. Ей будет плохо без него. Как она не понимала этого раньше?

– Гонория!

Гонория повернулась. Ее мать ворвалась в комнату.

– Я пришла, как только узнала, – произнесла леди Уинстед, поспешно подходя к кровати. Потом она увидела ногу Маркуса. – О Боже.

Гонория почувствовала, что из ее горла готов вырваться хрип. Она однажды видела такое выражение на лице матери. Гонории было двенадцать лет, и она упала с лошади. Ей самой казалось, что все нормально. Она пришла домой вся в синяках, на лице кровоточила ссадина.

А потом она увидела мать и выражение ее лица и начала кричать.

Сейчас Гонория чувствовала себя так же. Ей хотелось кричать. Боже, ей хотелось только отвернуться и рыдать, рыдать, рыдать.

Но она не могла позволить себе этого. Маркус нуждается в ней. Она должна сохранять спокойствие.

– Миссис Уэдерби пошла за горячей водой, – сказала она матери. – Она скоро вернется.

– Хорошо. Нам понадобится много горячей воды. И бренди. И нож.

Гонория удивленно посмотрела на мать. Леди Уинстед говорила так, как будто знает, что делает. Ее мать.

– Доктор захочет отнять ему ногу, – мрачно произнесла леди Уинстед.