Внутри меня фейерверки. Я сильнее прижимаю трубку к уху, словно это каким-то образом приблизит тебя.

– Правда? – выдыхаю я.

– Да, черт возьми, да, – говоришь ты. – Я просто не хочу двигаться слишком быстро и все испортить, понимаешь?

– Да, – говорю я тихо, – понимаю.

Мы болтаем еще час, пока я сижу на заднем дворе, свернувшись на лесенке Сэма. Ты рассказываешь мне глупые шутки и секреты, и все несчастье во мне, кажется, уплывает, словно звук твоего голоса обладает силой прогонять плохое.

Мы заканчиваем говорить, когда мама зовет меня в дом, но прямо перед тем, как я собираюсь улечься в постель, ты перезваниваешь.

– Я тебя знаю, – говоришь ты. – Сейчас будешь лежать в постели и думать об Интерлокене всю ночь. Да?

Я нехотя соглашаюсь, что ты прав.

– Не в мое дежурство, – говоришь ты. Я слышу, как ты проводишь рукой по струнам.

Моя жизнь превратилась в сказку. Злой отчим, тайный принц.

Я держу телефон у уха и слушаю, как ты играешь песню за песней, пока не засыпаю под звук твоего голоса, под слова, которые говорят все то, что ты пока не можешь мне сказать.



Глава 11


Две недели спустя происходит вот что.

Раздается стук в окно моей спальни, и я просыпаюсь в испуге. Но это ты. Ты показываешь в сторону раздвижной стеклянной двери. Сейчас три утра. На мне лишь крошечные шорты и хлопковая майка. Никакого бюстгальтера. Мне нужно бы одеться поприличнее, но я этого не делаю.

Прислушиваюсь, не проснулась ли мама. И Великан. Но они спокойно спят. Дверь тихо открывается, и твои глаза поднимаются от моих ступней к коленям, бедрам, к месту, где мои соски прижаты к тонкой хлопковой майке. Ты прислоняешься к дверному косяку.

– Ты мучаешь меня. Специально.

Я улыбаюсь. Кусаю губу. Наклоняюсь ближе. (Кто ЭТА девушка?)

– И как, работает? – шепчу я.

– Да, – выдыхаешь ты. Твои губы так близко, но ты не наклоняешься. Мы не целовались, еще нет.

– Хочешь приключений? – спрашиваешь ты со сверкающими глазами.

Я киваю. Потому что практически уверена, что это включает в себя поцелуи, должно включать.

Но при этом придется лгать и скрываться. Я все еще помню, как соврала в первый раз, когда была маленькой, – стыд и страх из-за одного ничтожного печенья. Тревога, что меня поймают, а потом то, что меня поймали, – то печенье «Орео» не стоило того. Я сделала логический вывод, что не в моих интересах лгать.

Однажды Великан поймал меня на вранье – я сказала, что после школы у меня встреча театрального кружка, но на самом деле я пила «Пепси Фриз» с девочками, – и меня посадили под домашний арест на целый месяц. Так что я просто… Не лгала. Никогда. А потом появился ты. В последнее время я все время ловлю себя на вранье, маленькая ложь то тут, то там, чтобы выиграть себе лишние минуты с тобой. И вместо того, чтобы чувствовать стыд, я чувствую себя освобожденной. Быть хорошим ребенком не сработало в моем случае. Так что я пускаю плохую девочку на свое место. Каждая ложь принадлежит мне, и это моя мама и Великан не могут у меня забрать. Каждая ложь напоминает мне, что я настоящий человек с правами и желаниями, и со способностью делать свой выбор. Каждая ложь – сила, контроль над моей жизнью.

Так что я выбираюсь из дома, преследуя эту силу, следуя за тобой, практически неодетая. Ты хватаешь меня за руку, и мы бежим вниз по улице к твоей припаркованной машине вдали от моего дома.

– Не отвлекай меня, пока я за рулем, ты, шалунья.

Я поднимаю руку:

– Клянусь честью скаута.

Улицы пустынны. Ночь наша. Ты поворачиваешь в один из новых жилых комплексов и останавливаешься перед коробкой недостроенного здания. Ты хватаешь одеяло и тянешь меня внутрь. Раскладываешь одеяло в темном углу, где лунный свет не может нас коснуться. Над нами небо. Лишь балки там, где однажды будет крыша дома. Ты тянешь меня вниз на одеяло, и между нами ни сантиметра. Ты хочешь меня, я это чувствую. Ты возбужденный и прижимаешь меня к себе, я кусаю губу, и ты стонешь.

– Лучше ляг рядом со мной, – говоришь ты.

Мне нравится, что я мучаю тебя.

– Это почему же? – я прижимаюсь к тебе сильнее, и ты закрываешь на секунду глаза.

– Потому что я в двух секундах от того, чтобы наброситься на тебя, – говоришь ты.

Вообще-то я не возражаю, но смеюсь и скатываюсь с тебя. Мы лежим на спинах и смотрим на созвездия. И вдруг – падающая звезда. Мы ахаем одновременно, и ты тянешься и берешь меня за руку.

– Я никогда раньше таких не видела, – говорю я.

Ты улыбаешься:

– Это знак.

– Чего?

– Что нам суждено быть вместе.

Ты подносишь мою руку к губам и целуешь костяшки моих пальцев. Твои глаза прикованы к моим, пока ты целуешь каждый палец. Ты отпускаешь мою руку, и твои губы приближаются к моим. Я не могу дышать. Ты кладешь пальцы на мои губы и наклоняешься надо мной, изучая их.

– Тебе бы лучше, блин, поцеловать меня, Гэвин Дэвис.

Уголок твоих губ поднимается:

– Вот как?

– Да.

Ты тихо смеешься и опираешься на локти, а твои глаза рыщут по моему лицу. Я умираю. Мне хочется кричать. Ты улыбаешься.

– Это лучшая часть, – шепчешь ты, касаясь меня своим носом.

– Что? – говорю я.

– Прелюдия.

Ты подносишь губы к моему уху:

– Уверена, что хочешь этого?

– Да. – В моем голосе ни тени сомнения.

Твои губы касаются моей мочки уха, проходятся по линии подбородка, и когда они наконец находят мои, мы оба голодны и хотим больше, больше, больше. Ты прижимаешь свои губы к моим, а я открываю рот и впускаю тебя внутрь. Ты хорош на вкус, будто корица. Мы катаемся по полу, и теперь я сверху, целую тебя, словно это последний шанс почувствовать твои губы на моих. Твои руки скользят по моим бедрам вверх и забираются под майку.

– Скажи мне, когда остановиться, – шепчешь ты и стягиваешь с меня майку через голову, а потом снимаешь и свою футболку.

Я не хочу останавливаться никогда.

Я забываю о родителях, правилах и наших пустых обещаниях друг другу двигаться медленно, и я не могу думать, у меня кружится голова. Твои руки повсюду, и я словно дверь, широко распахнутая, и я впускаю тебя. Мы целуемся, и целуемся, и целуемся.

– Черт, – шепчешь ты, – я оставил презервативы в машине.

Я дрожу, прижимаю тебя к себе.

– Мы в любом случае не должны. Пока… Пока не поймем, где находимся в отношениях.

Я не отдам свою девственность парню, который не является моим бойфрендом. Мне все равно, как бы ты мне ни нравился. И кстати, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЙ БОЙФРЕНД?

– Голос разума, – шепчешь ты, и твои губы снова находят мои.

Все это желание последних нескольких недель захлестывает нас, как волна. Я еще кое-что узнаю, пока буду с тобой, не сейчас, но позже: есть столько разных способов утонуть.


Время обеда, и мы в классе театрального кружка. Ты собираешься уйти с территории школы – только двенадцатиклассникам это разрешено, а Лис поймала нас, когда ты целовал меня в щеку, нашептывая милые пустяки мне в ухо.

– О черт, нет, – говорит Нат, развалившись на полу, используя рюкзак как подушку.

Ты оглядываешься на нее, хмуришься, увидев ее сердитый взгляд.

– Э-э-э?

– Ты только что выругалась, – говорю я Нат, ухмыляясь. Она называет ругательства «вершиной плебейства». Тот факт, что она использует слова вроде «плебейство» – причина, по которой она моя лучшая подруга.

– Тут это необходимо, – говорит Нат, садясь. Она приглаживает волосы и поворачивается к Лис. – Видимо, пришло время сделать то, о чем мы говорили.

Лис серьезно кивает:

– Ага. Время точно пришло.

Они встают и пересекают комнату.

– Ты, – говорит Нат, хватая тебя за руку, – идешь с нами.

– Я? – спрашиваешь ты.

– Ага. – Лис скрещивает руки на груди. У нее получается выглядеть устрашающе, несмотря на платье в стиле «Алисы в стране чудес», дополненное белыми колготками и ее фирменными кедами на платформе. – Мы хотим знать, какие у тебя намерения по отношению к нашей лучшей подруге.

Я закатываю глаза:

– О боже, девчонки.

Хорошо, а вот правда, какие твои намерения? Потому что встречи тайком – уже пройденный этап. Но я боюсь сказать это. Я не хочу отпугнуть тебя.

– Уверяю вас, самые благородные, – говоришь ты.

– Ну да, – говорит Нат. Она начинает тянуть тебя прочь из комнаты.

– Девчонки! – говорю я. – Прекратите эти глупости.

– Ты позже нас поблагодаришь, – кидает Лис через плечо.

Ты оглядываешься на меня:

– Если не увидишь меня к концу обеда, вызывай полицию.

Ты награждаешь меня полуулыбкой (такой сексуальной), а потом тебя выводят из комнаты.

Звонок звенит полчаса спустя, а тебя все еще нет. Маленький комок волнения сворачивается в моей груди – надеюсь, мои друзья не портят наши с тобой отношения. Какими бы они ни были. Я направляюсь в сторону урока английского, когда кто-то хватает меня за руку – ты, – не сбиваясь с шага.

– Ты выжил? – говорю я.

Ты держишь меня за руку на глазах у всех. Это хорошо. Значит, они не перепугали тебя.

– Выжил, – говоришь ты, – хотя они угрожали отрезать мне яйца, если я разобью тебе сердце.

– Это похоже на них.

Ты смеешься:

– Эти девчонки не шутят.

– Не знаю даже, хочу ли я знать, о чем вы говорили.

– Давай просто скажем, что они остались довольны моими ответами.

Ты оттаскиваешь меня из потока учеников в пустынное место возле лабораторного корпуса. Никого рядом нет. Твои губы прижимаются к моим уже через секунду. Ты мягко толкаешь меня к стене, и твой язык проникает мне в рот, пока твои руки проскальзывают под подол юбки. Я прижимаюсь к тебе, и ты стонешь, этот звук вибрирует в моем рту, в то время как ты усиливаешь поцелуй. Звенит звонок, но мне все равно. Я даже не боюсь, что нас застукают.

– Боже, как я тебя хочу, – шепчешь ты, а твои губы двигаются по моей шее. Я дрожу. Думаю, я хочу тебя так же сильно. Больше. Я никого так сильно не хотела. Я чувствую себя немного безумной – мне нужно сдерживаться, чтобы не запустить руку в твои брюки. Чувствую твою улыбку своей кожей, а потом ты отодвигаешься и награждаешь меня коварным взглядом.

– Что? – говорю я, переводя дыхание.

Ты берешь меня за обе руки и сжимаешь их.

– У меня сюрприз для тебя. Сегодня ночью.

Я кусаю губу, сомневаясь:

– Не знаю, Гэв. Я не могу продолжать сбегать. Если родители меня поймают, я труп. Они не как твои. Моя жизнь будет в серьезной опасности.

Ты и твои родители – идеальная команда из трех. Они обожают тебя, дают тебе много свободы. В последний раз, когда я была у тебя дома, твой папа сел за пианино и начал играть мелодии Леди Гаги, а твоя мама настояла на том, что мы должны танцевать. Такие люди не сажают детей под домашний арест до конца жизни. У вас нет невидимой пыли и Великана. Ты даже не можешь понять, каково это.

– Пожалуйста, – говоришь ты сексуальным тоном, опустив подбородок, взгляд напряженный, а губы слегка надуты.

– Ты пользуешься моей слабостью, – дразню я. – Ты же знаешь, как я покупаюсь на этот взгляд.

– Это значит «да»? – спрашиваешь ты, а твои глаза светлеют.

– Это не «нет», – вздыхаю я. – А этот сюрприз не может произойти во время рабочих часов?

Ты качаешь головой:

– Никак нет. Мои сюрпризы происходят только в часы рок-звезд. Мы открываемся ровно в полночь.

Я даже не думаю о том, чтобы испытывать раздражение из-за того, что тебя будто вообще не беспокоят последствия твоих сюрпризов или что ты не слышишь, что я расстроена. Таков ты: строишь замки в небе, стаскиваешь меня у Великана, у моей мамы. После нескольких лет заточения в доме наконец меня спасают. В сказках принцесса не говорит своему рыцарю в сияющих доспехах, что он пришел невовремя.

Я не вижу, как хорошо ты манипулируешь мной своими милыми взглядами, поддразниваниями и мягким, но настойчивым давлением. Уйдут месяцы на то, чтобы я перестала покупаться на эту фигню. Каждый. Раз. Прямо сейчас я просто вижу тебя.

И не могу перестать смотреть.

– Ты не жалеешь, что влюбился в кого-то с комендантским часом в 11 вечера? И родителями-психопатами?

– Не-а. Тем больше идей, о которых можно писать, – говоришь ты.

– Не понимаю, – шепчу я.

– Не понимаешь чего?

– У тебя могла бы быть любая девушка в школе, да и некоторые из парней. Почему я?

Ты склоняешь голову, изучая мое лицо.

– Ты понимаешь меня, – говоришь ты. – Никто не понимает меня, как ты. – Ты прижимаешь свой лоб к моему. – Не вредит и то, что ты самая сексуальная девушка в школе.

Я фыркаю:

– Я была согласна с тобой до «самая сексуальная».

– Стой, – ты отстраняешься. – Ты серьезно не видишь то, что вижу я?

По шее бежит румянец, достигая щек, как красный плющ, который все больше ползет вверх, пока ты смотришь на меня.