– Не возвращайся к нему, – говорит Гидеон. – Даже если мы… Даже если ты решишь, что это не… – Его руки скользят по моим, и он переплетает наши пальцы. – Он делает тебе больно. И это просто убивает меня.

Мне нравится держать его за руку. Мне нравится, что он хочет касаться меня настолько, насколько может. Мне нравится его мягкий взгляд, когда его глаза останавливаются на мне. Я тебе изменяю, не так ли? Это, должно быть, измена. Я думала, что я не такая.

Я отстраняюсь.

– Мы с Гэвином вместе уже почти год. Он – часть меня. Если я его брошу, это будет… То есть… ты так говоришь, словно я могу просто… – Я машу рукой. – Это не так легко.

«Уходи, – умоляю я его. – Я тебя разрушу. Я сломана».

Пальцы Гидеона отпускают мои, и он облокачивается о ворота со скрещенными на груди руками.

– Почему?

Он не говорит это со злостью или раздражением, его глаза не сужаются, как твои, когда ты зол на меня. Скорее, такое впечатление, что то, что я остаюсь с тобой, – математическая задачка, которую Гидеон не может решить. А он действительно, действительно умный. И я не единственная тут, кто совершенно, полностью, на сто процентов озадачен.

– Потому что… – Я хмурюсь и поднимаю книги и свой рюкзак. – Потому что я просто не могу, понятно? Я… люблю его. – Поднимаю подбородок и пытаюсь произнести эти слова более убедительно. – Я люблю его.

Гидеон качает головой.

– Ты говоришь, что любишь его, словно это вопрос, а не ответ.

Он отталкивается от ворот и делает шаг вперед. Мне нужно отступить, но я этого не делаю. Он вытаскивает бумажку из кармана и кладет ее между страницами моего учебника по статистике.

– Ты стоишь ожидания. – Он криво улыбается. – Увидимся вечером.

Он собирается уходить, и что-то во мне рушится, но потом Гидеон оборачивается и решительно сокращает расстояние между нами. Прежде чем я успеваю двинуться, или запротестовать, или еще что, он наклоняется и прижимает губы к моему лбу, его пальцы касаются моего подбородка.

Я таращусь на него, когда он отходит.

– Слов нет. Отлично, как раз на это я и рассчитывал, – ухмыляется Гидеон. – Я давно хотел это сделать.

А потом он по-настоящему уходит, засунув руки в карманы, сумка на длинном ремне перекинута через его плечо.

Часть меня хочет побежать за ним, развернуть и подарить ему поцелуй, который я представляю каждый раз, когда начинаю скучать в классе.

«Выбери его».

«Сделай это».

«Ты чертова дурища, не дай ему уйти».

Я жду, пока Гидеон повернет за угол, а потом иду через кампус. На полпути через площадку я вижу направляющуюся ко мне фигуру. Эта походка такая знакомая. Широкие шаги, руки раскачиваются.

Я останавливаюсь. Смотрю.

– Где ты была? – требуешь ответа ты.

– Э-э-э… – Худший кошмар. ХУДШИЙ КОШМАР. – Просто… готовилась. Ну, понимаешь, к вечеру.

Как могла я позволить Гидеону поцеловать меня? Поцелуи в лоб считаются, конечно же, считаются.

– Уже почти три тридцать, – говоришь ты.

Школа заканчивается в два сорок. Как это возможно, что мы с Гидеоном провели почти час вместе? А казалось, пару минут. Секунд.

– Я…

– Питер и Кайл сказали мне, что видели тебя с каким-то парнем из вашего спектакля. Гидеоном. Кто, черт возьми, этот Гидеон? Это тот парень из автобусной поездки в Орегон? Тот, который тебя обнимал?

Изменила ли я только что своему парню? Я обманщица?

– Да, этот тот парень. То есть просто… Он в постановке и…

– Ты только посмотри на себя, – говоришь ты. – Ты мне врешь. Я тебя знаю. Что ты скрываешь?

Ты хватаешь меня за плечи, словно хочешь вытряхнуть счастье прямо из меня. Я думаю о том, как это делала мама, со злостью в глазах. Сделаешь ли ты мне больно, Гэвин?

– Ничего, – говорю я. – Клянусь, ничего.

Мой взгляд цепляется за записку Гидеона в книге. Отвлекающий маневр. Мне нужен отвлекающий маневр. Не знаю, что в письме, но что бы там ни было, ты захочешь это прочитать, и тогда ты узнаешь, ты узнаешь… Гидеон говорит такие вещи, как «мне нравится твой разум. Ты единственный человек, который понимает мои странности».

Ты опускаешь руки.

– Я приехал, чтобы отвезти тебя поесть чертово мороженое. – Я краснею, чувствуя вину. – Чтобы отпраздновать последний спектакль.

– Гэвин. Мы разговаривали о театре и об альбоме, который нам обоим нравится, и потеряли счет времени, вот и все.

– Каком альбоме? – Так как это ты, и это музыка, то от моего ответа зависит, как пройдет этот день.

– Radiohead. «Kid A».

Ты фыркаешь.

– Конечно же. Депрессивная фигня.

Интересно, станет ли Radiohead последней каплей. Не понимаю, как ты можешь их не любить.

Ты пригвождаешь меня таким взглядом, что желудок сводит.

– Ты изменяешь мне?

– Гэвин… – Я протягиваю к тебе руку, но ты отталкиваешь ее. Кожу щиплет от удара.

– Ты. Изменяешь. Мне?

Я качаю головой.

– Я люблю тебя. Я бы никогда тебе не изменила. Не могу поверить, что ты такое сказал.

Отвлекающий маневр. Вот как поступают обманщики.

Ты кусаешь губу. Глаза наполняются слезами. Как могла я так поступить с тобой?

– Эй… – Я прижимаю тебя к себе. Это не так, как с Гидеоном, который обнимал меня. Мне нужно обнимать тебя. Нужно держать тебя, чтобы ты не развалился на части.

Убью. Себя.

– Я не могу потерять тебя, – шепчешь ты. – Не могу.

Проходит бог знает сколько времени, и ты отстраняешься и тянешься к моим книгам.

– Я подержу их… – начинаю говорить я, но ты забираешь их из моей мертвой хватки.

– Что это? – спрашиваешь ты, вытаскивая записку Гидеона.

Я вырываю ее из твоих рук, улыбаясь.

– Прости, – говорю я. Дразни, флиртуй, отвлекай. – Это суперсекретное женское от Натали.

Ты сужаешь глаза:

– Ну да.

Я не люблю азартные игры, но у меня нет выбора. Я протягиваю ее тебе.

– Прочитай, если хочешь. Это все о боли в животе, мальчиках и…

Ты смотришь на нее какое-то мгновение, и мне кажется, что ты знаешь, но, может, не хочешь знать. Ты отмахиваешься от записки.

– Да нет, спасибо.

Я засовываю записку Гидеона в карман, руки дрожат. Ты такой умный, Гэвин. Если бы ты не пригрозил мне убить себя, я бы выбрала Гидеона в тот самый момент, когда он сказал: «Выбери меня». Или даже лучше, я бы выбрала себя.

Ты обнимаешь меня за плечи:

– Прости, – тихо говоришь ты. – Просто когда Питер и Кайл…

– Понимаю, – говорю я. – Я бы тоже рассердилась.

Твоя рука проскальзывает в задний карман моих джинсов, остается там.

– Гэвин, – говорю я, выбираясь из твоих объятий. – Нас могут увидеть…

– И?

Желудок сводит.

«Ты стоишь ожидания».

– Мне нужно домой, – вру я.

На тебе футболка с надписью «Рок-звезда», которую я купила тебе, как только мы начали встречаться. Тебе она нравится. Иногда ты просишь меня поспать в ней, чтобы она пахла мной. Она уже выцвела, и возле плеча дырка, и мне хочется сказать, разве наши отношения не так же выцвели?

Ты вздыхаешь:

– Давай я хоть подвезу тебя.

Я забираюсь в машину, но вместо того, чтобы ехать ко мне домой, ты везешь меня к своей квартире и паркуешься.

– Серьезно? – говорю я, но ты останавливаешь меня поцелуем и расстегиваешь мне джинсы.

– Здесь? – шепчешь ты в мои губы. – Или внутри?

Мы не заходили внутрь с моего первого визита. Но я тебе должна. Вина плавает во мне, угрожает взять надо мной верх.

Я отодвигаюсь от тебя.

– Внутри, – шепчу я. Я бессильна. И, может, я этого и хочу. – Но у меня действительно мало времени.

Уголки твоих губ поднимаются:

– Нам и не нужно много времени.

Когда мы заходим внутрь, я отдаюсь твоему прикосновению, поту и слюне, мокрым поцелуям. Потому что ты этого заслуживаешь. Потому что это самое меньшее, что я могу сделать. Я думаю о письме Гидеона в кармане джинсов и надеюсь, что оно не выпадет. Ты толкаешь меня на колени. Снимаешь свое белье. Твои глаза умоляют. Требуют.

Ты прав. Нам и не нужно много времени.



Глава 36


Я стою за кулисами, готовясь отдать последние распоряжения. Кайл на сцене произносит финальную речь клоуна. Я в темном луче синего света, и Гидеон подходит и обнимает меня со спины, его руки скрещены на моей груди, подбородок лежит на моей голове. Он такой высокий.

– Гидеон… – шепчу я. Нас могут увидеть. Но я не отталкиваю его. Сегодня последний спектакль. Больше не будет пряток вместе в темноте.

Мы стоим так несколько минут, я утопаю в нем. Он шепчет смешные вещи мне на ухо, пытается меня рассмешить. Его губы касаются моих волос, когда я распоряжаюсь выключить свет. Это в высшей степени непрофессионально, но мне нравится каждая полная вины секунда.

– И… включаем свет, – говорю я в свой микрофон.

Сцена освещается ослепляющим ярким светом, и Гидеон выбегает вместе с остальной труппой в центр сцены. Они поднимают руки и кланяются. Они машут мне выйти на сцену, а также мисс Би. Слезы наворачиваются на глаза, и внезапно я осознаю, что это мой последний спектакль. Следующий уже будет в университете.

Снова за кулисами; все парят. Это был хороший финальный спектакль, и зал был полон. Ребята отправляются в мужскую раздевалку, а я иду за девочками в женскую, чтобы помочь с костюмами. Она маленькая и пахнет духами и косметикой.

– Не могу поверить, что это был наш последний спектакль, – говорит Лис. – Мы выпускаемся через десять недель.

Нереально.

Натали бросает на меня взгляд, подкрашивая губы.

– И… – говорит она.

– И… – говорю я в ответ.

Она закатывает глаза:

– Я обожаю тебя?

Я рассказала им о том, что случилось днем, кроме последней части с тобой. Ненавижу себя за наши физические отношения теперь. Словно я теряю часть себя каждый раз. Вскоре ничего не останется. «Глупая, глупая девочка. Ты заслуживаешь того, что получила».

– Я его не заслуживаю, – говорю я. – Он… У меня такой багаж.

– У тебя проблемы с папочкой.

– Как я и сказала: багаж.

Глаза Нат вспыхивают:

– Да прекрати уже. Хватит тупить. Ты сделаешь Гидеону больно. Уже делаешь.

– Знаю, – шепчу я. Я пыталась игнорировать тоску в глазах Гидеона, боль, когда я стараюсь держаться от него подальше.

– Я на стороне Нат, – говорит Лис, поправляя свое розовое коротенькое платьице, а потом надевая чулки по колено с пришитыми бантиками.

– Люблю тебя, – говорит Нат. – И я понимаю, что все с Гэвином хреново. Но нельзя получить все и сразу. Нечестно ставить Гидеона посередине.

Она права. Это нечестно. Я ввожу его в заблуждение. Он не будет ждать вечность. А не собираюсь с тобой расставаться в ближайшее время. Мне приходится убеждать себя, что эти чувства к Гидеону пройдут. Пройдут. Это просто влюбленность, и я так далеко зашла…

Снаружи раздается крик, и мы бежим к служебному входу, ведущему в частный внешний дворик для труппы и команды. Ты там, сжимаешь в руках бейсбольную биту. Питер и Кайл держат тебя.

– Ты трахаешь мою девушку? – кричишь ты Гидеону. – Я убью тебя! Я убью тебя, мелкий придурок!

– Что это? – спрашивает Гидеон, кивая в сторону биты. – Думаешь вызвать меня на дуэль или типа того? Это полная хрень.

Он смотрит на меня, и это словно удар в живот. Я понимаю, что он говорит не с Гэвином – Гидеон говорит и со мной.

«Он делает тебе больно. Видеть это меня убивает».

– Гэвин! – кричу я, подбегая к тебе. – Стой! Что ты делаешь?

– Заткнись, шлюха, – говоришь ты мне, в голосе угроза. Я останавливаюсь. Слова отдаются эхом, и я слышу, как ахают Нат и Лис.

– Хватит, – говорит Гидеон низким голосом. Он берет меня за руку и бережно уводит прочь от тебя. Я позволяю ему. Электричество бежит сквозь нас, между нами.

– Ты не будешь с ней так разговаривать, – говорит Гидеон.

Ты смотришь на мою руку в руке Гидеона. Я отпускаю ее, ладонь бьется о бедро. Кожу покалывает. Я не могу дышать.

– Она моя чертова девушка. Я буду говорить с ней, как захочу. – Твои слова грубые, но твое лицо… Твой взгляд. Ты хочешь убить меня, а не Гидеона.

– Придурок, – бормочет Нат, стоя возле меня. А потом громче: – Уведите его отсюда или я позову мисс Би. – Она поднимает телефон. – Или, что лучше, вызову копов.

– Пойдем, мужик, – говорит тебе Питер.

Ты смотришь на Гидеона долгим взглядом.

– Вот этого ты хочешь? – говоришь ты, кивая в сторону Гидеона. – Вот этого дрыща, который даже бороду не может отрастить?

Гидеону семнадцать, он на год младше меня и на два года младше тебя. Сейчас ты кажешься даже старше, с сигаретами в одном кармане и ключами от своей квартиры – в другом.

Я понимаю, что должна что-то сказать, сказать тебе идти к черту и побежать в объятия Гидеона или сказать тебе: «Нет, я люблю тебя, прекрати». Или лучше всего просто уйти одной. Но я ничего не говорю.