– Я никогда не думал, что я… – Ты замолкаешь. Прочищаешь горло. – Боже, из-за тебя я нервничаю.

Я улыбаюсь и становлюсь за твоей спиной, так близко, что могу поцеловать твою шею, если захочу, и это так. То есть я хочу.

– Так лучше? – шепчу я, мои губы у самого твоего уха. Кто эта тайная лисица, живущая внутри меня, и где она была все это время?

Ты протягиваешь руку назад, и я беру ее, позволяю тебе притянуть меня вперед, чтобы я снова стояла к тебе лицом.

– Хочу видеть твое лицо, – говоришь ты с идеальной полуулыбкой. – Это лучшая часть.

Ты отпускаешь мою руку, опускаешь взгляд и делаешь вздох. А потом:

Я никогда не думал, что встречу такую девушку, как ты.

Кого-то, кто заставляет меня чувствовать себя новым.

Она никогда не смотрит на меня свысока,

Она никогда не пытается изменить меня,

Она никогда не уходит, не сказав «пока».

Ты пожимаешь плечами, когда твои пальцы отпускают струны.

– Это только первый куплет. Над ним еще надо поработать.

Я просто смотрю на тебя, и что-то вроде паники мелькает на твоем лице.

– Я сказал слишком много, – бормочешь ты. – Тебе она не понравилась? Я знаю, вторая строчка – дерьмо.

Я качаю головой и обретаю голос.

– Мне… Мне очень понравилось. Это… Гэв, я…

Глуповатая улыбка расползается по твоему лицу.

– Что? – говорю я.

– Мне нравится, когда ты называешь меня Гэвом.

А я даже не заметила, что сделала это.

Вот что у нас сейчас. Последние несколько недель мы скользили вокруг чего бы это «что» ни значило, мчась в сердцевидную тайну. Люди начали замечать. Много поднятых бровей, особенно от Нат и Лис.

– Итак. Ты и Гэвин… Рассказывай, – говорит она, садясь на идеальный шпагат.

Мы работаем над новой комбинацией для танцевальной физкультуры, и у меня ничего не получается, потому что я все продолжаю думать о последнем твоем объятии. Оно было таким долгим, что, думаю, его можно отнести к настоящим.

– Понятия не имею, что происходит, – честно отвечаю я. – Думаю, я ему нравлюсь, но…

– Думаешь? Этот парень по уши влюблен в тебя, все это видят, – говорит она.

– Да? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Э-э-э. Да. – Она качает головой. – Кто бы мог подумать, ты и Гэвин Дэвис.

Это словно победить в лотерее с призами-мальчиками.

Я улыбаюсь:

– Кто бы мог подумать.

Ты говоришь, что я единственный человек, который тебя понимает. Единственный человек, которые тебя не осуждает. Мы можем говорить о чем угодно. И все же мы еще не вместе. Мы даже не целовались, не считая поцелуев в щеку или той пары раз, когда ты галантно целовал мне руку. Словно мы знаем, что если мы прямо по-настоящему поцелуемся, то все. Мы больше не сможем дурачить родителей, друзей, себя самих. Прямо сейчас мы можем сказать, что не спешим, что учитываем, что, может быть, тебе не стоит пока вступать в отношения. Ты пообещал своим родителям, что не будешь ни с кем встречаться, пока не закончишь школу. А это, кстати, произойдет через пару месяцев, и это еще одна причина тебе и мне не превращаться в «мы»: у парней в колледже обычно не бывает девушек-школьниц.

Но потом происходит это:

«Я так сильно хочу поцеловать тебя», – говоришь ты. Ты облокачиваешься о шкафчики, держа мои книги, пока я набираю код. Я замираю.

– Но мы не должны. То есть мы вроде… парочка друзей.

Я потеряла счет цифрам и приходится начинать заново.

– Парочка друзей?

Тридцать девять, десять, двадцать два…

– Ну да. Знаешь, друзья, которые почти что пара. Парочка друзей. А такие парочки не целуются, а то они станут… парами.

– Ты такая странная.

– Ты такой идеальный.

Так что каждую неделю мы приближаемся к… чему-то. Я это чувствую, словно отлив уносит меня в море.

В день премьеры я отвожу тебя в темный угол за кулисами. На дворе середина апреля, и идет дождь, раскаты грома громкие и настойчивые. Моя бабушка всегда говорит, что это бог играет в боулинг. Все переживают, что зрители не придут из-за погоды, и я провела полдня, успокаивая нервничающих артистов. Но теперь успокаивать нужно меня.

– Какова настоящая причина? – говорю я внезапно.

Ты хмуришься:

– Настоящая причина?

– Почему мы не вместе?

Ты приглаживаешь свой галстук Билли Флинна и оглядываешься на сцену. Никого вокруг нет. Ты кладешь ладони на стену по обе стороны, зажимая меня. Классический сексуальный ход.

– Грейс, поверь мне, я ничего больше так не хочу, как тебя.

Мы так близко, что твои губы почти касаются моих.

– Так почему?

– Я пытаюсь спасти тебя от себя.

– И что это значит?

Ты отворачиваешься:

– Если бы ты увидела меня… настоящего, ты бы, возможно, не захотела…

Я касаюсь пальцами твоих губ.

– Заткнись, – шепчу я.

За нами раздается слабое покашливание, но вместо того чтобы отпрыгнуть, ты прижимаешь свои губы к моим пальцам, прежде чем развернуться.

– Что такое, Нат? – говоришь ты.

Она смотрит мимо тебя, на меня, с извиняющимся видом.

– Простите, что… э-э-э… прерываю. Мисс Би ищет тебя… Они не могут найти последний костюм Рокси.

Я киваю и отодвигаюсь от тебя.

– Хорошо.

Слишком темно, и она не может увидеть, как я краснею, увидеть гордость в моих глазах. Поверь мне, я ничего больше так не хочу, как тебя.

Они с Лис устраивают мне засаду после спектакля и уводят в комнату для реквизита. Нас окружают полки со всякой театральной бутафорией: револьверами, подсвечниками, ножами, резиновым цыпленком. Словно мы собираемся начать эпическую игру в «Clue»[10]. Я открываю рот, но Нат поднимает руку в жесте «Остановись прямо сейчас».

– Итак, вы типа целовались там? – спрашивает Нат.

– Нет! Мы не целовались, клянусь. Я бы вам рассказала.

– Чего, блин, он ждет? – спрашивает Лис. Она опускает на пол свою большую сумку, достает оттуда боа из перьев и драматично оборачивает его вокруг шеи.

– Все сложно, – говорю я. – Потому что… Ну знаете. Его родители не хотят, чтобы он с кем-то встречался до выпуска.

Нат хмурится:

– У него все еще склонность… к суициду?

– Боже, нет. Он хорошо справляется, – говорю я.

По крайней мере я на это надеюсь. Ты говоришь, что время со мной словно таблетка счастья.

Нат и Лис обмениваются взглядами.

– Что? – говорю я.

– Ты знаешь, мы болеем за тебя и Гэвина, но мы тут говорили и подумали, что, может, тебе стоит подумать о том, какой… Он типа очень… впечатлительный, – говорит Нат. – Уверена, что справишься?

– Мы не хотим, чтобы тебе причинили боль, – добавляет Лис. – Саммер все еще в ужасном состоянии из-за всего этого.

– Я живу ради впечатлений, – говорю я. – Понимаете, мне нужен кто-то, кто будет писать мне песни, человек искусства – типа богемный – и тот, кто понимает меня. Кто-то из нашего мира.

Лис закусывает губу.

– А что если он и с тобой так поступит?

– Попытается убить себя? – спрашиваю я, а живот сводит.

Она кивает.

– Он так не сделает, – уверяю я.

Мы рассказываем друг другу так много, но ты все еще не дошел до того дня. А мне страшно спрашивать. Я не знаю, может, это ящик Пандоры, может, нам нужно просто оставить это в покое. Ты сейчас в порядке. Ты двигаешься дальше, пережил это… Что бы тебя ни заставило так поступить. Правда?

Нат, кажется, хочет еще что-то сказать, но тут Кайл распахивает дверь в маске Джейсона, которую он нашел в одной из раздевалок, и мы визжим.

Он снимает ее, ухмыляясь.

– Добрый вечер, дамы.

– Придурок, – слышу я, как ты говоришь где-то вне комнаты для реквизита, но смеешься вместе с другими ребятами.

Мисс Би сгоняет нас всех на парковку, и я запрыгиваю в машину Нат, так как ты едешь с Питером и Кайлом. Я машу тебе, но ты смотришь на свой телефон и не замечаешь. Секунду спустя мой телефон звенит.

Настоящая причина в том, что я тебя не заслуживаю.

Мое сердце снова подпрыгивает, как всегда, когда ты говоришь или делаешь что-то идеально идеальное. Я сразу же отвечаю.

Это глупая причина, и ты это знаешь.

Я уезжаю в колледж в следующем году.

Хорошо, но это через шесть месяцев.

Мои родители не разрешат мне ни с кем встречаться.

Так соври им. Это срабатывает со всеми влюбленными мира.

У Ромео и Джульетты не очень-то сработало.

Это поучительная история. Обещаю, я не буду пить яд, если тебя прогонят в Мантую.

Обещаю, не буду настолько глупым, чтобы поверить, что ты выпьешь настоящий яд.

Так мы договорились. Следующая причина?

– Ты пишешь ему секс-эсэмэски? – спрашивает Лис.

Я краснею:

– Нет, я таким не занимаюсь.

– Пока что, – говорит Лис.

– Мне кажется, парень становится между нами, – говорит Нат, – девчонки прежде… Ну ты знаешь.

Я закатываю глаза.

– Тут не или-или. Я люблю вас, подруги, и вы это знаете.

– Я верну все наза-а-а-ад, – говорит Лис, а потом начинает петь песню Spice Girls. – If you wanna be my lover, you gotta get with my friends… Make it last forever, friendship never ends.[11] – Нат присоединяется к ней, танцуя на сиденье за рулем машины.

Они тут поют Spice Girls.

Черт. Это жестко.

Когда Лис заканчивает петь, то кланяется на заднем сиденье, а потом наклоняется вперед и целует меня в щеку. Я почти уверена, что теперь я вся в ее блестящей помаде.

– Мы просто не хотим, чтобы Гэвин украл тебя у нас, – говорит она.

– И мы не хотим, чтобы ты была чьей-то попыткой забыть бывшую, – добавляет Нат. Они с Лис обмениваются взглядами, и я понимаю: они и это обсуждали.

– Эй, что с вами всеми такое, обсуждаете весь этот бред за моей спиной?

Эта фраза «попытка забыть бывшую». Ненавижу ее. Каждый раз, когда она проникает в мою голову, я отбрасываю ее прочь, но вот она, возвращается туда, где хочет быть, впереди и в самом центре.

– Мы не обсуждаем бред, – говорит Лис. – Мы просто, знаешь ли, любим тебя. Некоторые парни словно гранаты, понимаешь?

– Он не граната, – резко отвечаю я.

– Но есть шанс, что он пытается-таки забыть бывшую, – говорит Нат, ее теплые карие глаза останавливаются на мне, пока мы ждем на светофоре. В них нет осуждения, только любовь. Мои лучшие друзья просто пытаются защитить меня – за это однажды ты их возненавидишь.

– Может быть, – говорю я. – То есть, может, так это началось или типа того. Но сейчас… Ребята, это… Особенное. То есть действительно настоящее.

– Просто помни, что у парня есть нерешенные проблемы, – говорит Лис, – и не твоя задача с ними разбираться.

Я оборачиваюсь:

– Ты начинаешь звучать как профессиональный психолог.

Она сияет:

– Спасибо.

Я попытка забыть прошлое? В этом дело?

Ты слишком долго не отвечаешь, и что-то внутри меня начинает трескаться. Но потом:

Прости, Кайл пытался украсть мой телефон. Ты НЕ попытка забыть прошлое. Поверь мне.

Но, может, Нат и Лис и правы. Может, нам нужно притормозить.

Какова настоящая причина?

У меня кончаются ответы.

Ну…

Ну.

Я откидываюсь назад на сиденье.

– Парни странные.

– А вот это, – говорит Нат, поворачивая на мою улицу, – то, в чем мы согласны.

– А также ты должна мне десять баксов, – говорит Лис.

Я разворачиваюсь:

– За что?

– Было дело, мы с тобой заключили пари. Я сказала, что Гэв влюбится в тебя…

Я улыбаюсь:

– Это пари я рада проиграть.

Звоню своей сестре, как только добираюсь домой.

– Сестричка! Что случилось? – говорит она, еще не пьяная, но близкая к этому. Я слышу голоса и музыку на фоне – жизнь в общежитии, моя мечта.

– Скажи мне правду, – говорю я. – Я попытка забыть бывшую?

– Для Гэвина?

– А кого же еще?

– Правду? Да, наверное, – говорит она. – Слушай, я не знаю Гэвина лично, но он точно кажется трагическим подростком.

– Что такое трагический подросток?

– Ну типа трагический, знаешь. Фигня типа эмо…

Я закатываю глаза:

– Во-первых, Гэв ненавидит эмо…

– Я хочу сказать, что парень шекспировский. И не радуйся, потому что это не в хорошем смысле, – говорит она. – У людей, пытающихся покончить жизнь самоубийством, есть проблемы. Он на таблетках?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Это очень личный момент. Я же не могу просто спросить его.

– Э-э-э. Вообще-то можешь. Если этот парень хочет быть с тобой, тебе нужны гарантии, что он не выдаст тебе Байрона.

Я решаю, что не время говорить ей, что мне вообще-то нравится Байрон.