Лана Черная - Только люби

— На что ты благословил моего сына?

А еще я не знала, что они до сих пор дружат настолько тесно, что Стас знает, где живет Данька, а тот может свободно позвонить Беляеву. И хотелось спросить, как давно они возобновили свою дружбу, но не сейчас, наверное. Сейчас, уже почти на земле, я должна знать, какие тайны у моего сына с моим любовником.

Но снова зазвонил телефон. Губы Стаса растянулись в улыбку.

— Привет, мелкая, — выдохнул в трубку, не сводя с меня глаз. А колесо вновь стало подниматься. Еще один круг, который я уже вряд ли выдержу. Слишком много потрясений на сегодня. — Да брось. Ты же знаешь, мы с ним одной крови.

Я не слышала, что говорила Милана — а это была именно она, хулиганка и невероятно талантливая музыкант, племянница Стаса — но последние слова, кажется, все прояснили.

Даня давно говорил, что у него появилась девушка и что это серьезно. Вот только знакомить меня с ней почему-то не хотел. Теперь я понимала, почему.

— Так, мелкая, отставить панику. Да срать я на него хотел, — скривился так, словно гору лимонов съел. Хотя я помнила, что он мог сжевать штук пять и ни разу не поморщиться. — Ну и какие проблемы? У Пеле твоего отдельная квартира, зарабатывать он умеет, да и удар у него поставлен. На себе проверил, — и плечом повел. Не может быть. Он  и Данька?  Чертовы мальчишки. Выпороть бы обоих, да только здоровенные лбы уже, не поможет им уже порка. — Так что расслабься, мелкая, и живи в свое удовольствие.

Я уставилась на город: кое-где вспыхивали огоньки, ездили маленькие машинки, такие крохотные, словно ненастоящие, а мои волосы, словно клавиши, перебирали пальцы.

Так в молчании мы оказались на земле. И так же молча вышли на улицу. Стас остановился у небольшого фонтана, бьющего прямо посреди площади из-под тротуарной  плитки. Замер на  перекрестке, словно предоставлял мне выбор.  Руки в карманы спрятал и голову задрал в темнеющее небо.

А я смотрела на разворот его плеч, на широкую спину и…

Вздохнула, подошла к нему, обняла за талию, ощущая, как он тут же напрягся под моими ладошками. И голову опустил, на руки мои смотрел. Не верил, что я выбрала его? Ну что ж, Беляев, я умею удивлять.

— У тебя роскошная задница, Беляев, ты в курсе?

Он все-таки подарил мне свидание. Мое первое в жизни. Наполненное страхом, смехом и страстью.

Кататься на веселых лошадках карусели и ловить на себе жадный взгляд Стаса оказалось…волшебным и таким будоражащим, что я забыла обо всем на свете. Этот вечер стал только моим. И его мне подарил мужчина, который был эгоистом до мозга костей. Но сегодня он ничего не требовал от меня. Наоборот, он отдавал всего себя и это было настолько необычным, что время от времени я ловила себя на мысли, что это ненадолго и подспудный страх ледяными цепями скручивал внутренности, всаживая мне в плоть свои отравленные клешни.

А Стас…Он словно видел меня насквозь и просто прижимал к себе, как маленькую девочку и зарывался носом в мою макушку в то время как я загоняла свои страхи в самые темные углы своего нутра. Сажала на поводок и надевала намордники, стараясь не думать, как долго выдержат эти путы.

Он не позволял думать. Этот наглый самоуверенный мальчишка, так внезапно повзрослевший. И я…кажется, я сошла с ума, потому что тянула его за собой. Он хмурился, когда я затаскивала его на очередной аттракцион, но когда мы взмывали вверх или срывались в пропасть, а я прижималась к нему, твердо зная – он надежен – слышала его хриплый смех и падала в космическую черноту его глаз.

И я поняла, что его нежелание кататься - притворство -  лишь тогда, когда я покорила самые невероятные карусели, при виде которых раньше тряслась от страха.

— Ты – врун, Стас Беляев, — выдохнула, усаживаясь на лавочку и вытягивая ноги, которые гудели так, словно я взобралась на вершину Эвереста на двенадцатисантиметровой шпильке. — Обвел меня вокруг пальца. Врун, эгоист и…

— И редкостный засранец, — хохотнул он, устраиваясь рядом. — Но ты же тащишься от этого, моя храбрая Бабочка.

Вздохнула, ощущая, как по венам понеслось что-то жгучее, тягучей карамелью растекшееся между бедер от его хриплого «моя». Никто и никогда не называл меня так. Никто. А мне до слез хотелось принадлежать одному-единственному. Когда-то я упорно добивалась этого от мужа, а потом перестала. А теперь вот…»моя» от того, на ком давно и безнадежно помешалась.

Вздрогнула, когда ног коснулись его обжигающие пальцы. Медленно и нежно он огладил их до самых стоп. Еще и еще. Расслабляя мышцы. Распуская теплые цветки удовольствия по напряженным мышцам. Запрокинула голову, всматриваясь в звездное небо. Потому что посмотреть на Стаса было страшно. Увидеть его на коленях у моих ног…это просто выше моих сил. И я упорно рассматривала яркие точки далеких звезд, чувствуя нереальное удовольствие от его прикосновений.

Стас делал массаж умело и напряжение сходило на нет, в ногах росла невероятная легкость. Пожалуй, я бы могла покорить еще и веревочный парк, до которого мы не дошли сотню метров. Пожалуй, могла бы, но я сделала то, что перечеркнуло все планы на оставшуюся ночь – просто уснула.

Сквозь дрему я ощущала, как Стас нес меня в машину и тихий рокот мотора. Слышала его тихие слова, неразборчивые, но мягкие, словно колыбельная, что пела свекровь Даньке, и щелчок замка. Кажется, я даже отвечала что-то, потому что в памяти с его сердитым: «Спи уже, а то хуже будет», — я и проснулась, жмурясь от назойливого солнца, щекочущего нос. Фыркнула, потому что вставать совершенно не хотелось. Было так удобно спать, что я перевернулась на другой бок, сбегая от утреннего рыжего проказника, и столкнулась нос к носу со спящим Стасом.

И жгучее желание толкнулось между бедер, обожгло, словно расплавленный воск, чтобы тут же растечься влагой по коже. А ведь я просто смотрела на него! На Стаса, такого…умиротворенного во сне, улыбающегося уголками губ и такого родного, что боль прошлась по оголенным нервам.

Закусила губу, проглатывая подступивший к горлу ком, и осторожно коснулась заросшей щеки. Жесткая щетина щекотала подушечки пальцев, сотнями иголочек пришпиливая меня к этому мужчине. Я очертила контур его скулы, ниже, легонько подула на его улыбку и скользнула рукой под одеяло. И чуть не задохнулась, обнаружив Стаса голым. Чтобы через мгновение скользнуть рукой по его раскачанной груди, нащупывая круглый шрам под правой ключицей…Так близко к сердцу. Боль окольцевала позвонки, вырывая тихий всхлип, когда пальцы нащупали еще один…рваный… шрам на животе.

Что же с тобой произошло за эти десять лет, Стас?

Где ты был? Что пережил? Почему на тебе столько шрамов, мой Темный рыцарь?

И пальцы безошибочно нащупали еще несколько длинных выпуклых полос от острого лезвия, рассекшего кожу, как будто всегда знали, где они. Как будто не я изучала этого мужчину заново, прикрыв глаза и закусив губу от какого-то глухого отчаяния, потому что все эти шрамы – жуткие отметины его нежелания жить. Я знала Стаса Беляева. И тот мальчишка, который мог перекроить всю вселенную по щелчку пальцев, никогда бы не подставился так бездумно и столько раз. Если только сам не хотел этого.

И в горле стало сухо, а губы сами прошептали то, во что я давно не верила: «Спасибо, Господи…»

Просто спасибо за то, что этот несносный мальчишка лежал рядом живой и…совершенно точно возбужденный. И смотревший на меня взглядом, до краев наполненным тягучим желанием.

А у меня словно перемкнуло что-то внутри. Щелк и переключился тумблер.

— Ты… — выдохнула, поднявшись на локте и нависнув над ним. Растрепавшиеся волосы белым водопадом упали ему на плечи, закрывая наши лица от солнца-проказника. — Ты…как ты мог?! — уперлась кулаком в его напрягшуюся грудь и слезы размазали реальность. — Как мог так подставляться?! — все-таки стукнула в плечо, несильно, но Стас поморщился, а я…охнула. Совершенно забыла, что он вчера подрался с моим сыном. Взметнула взгляд к его лицу: ни единого намека на ссадину, что еще прошлым вечером грозила перерасти в огромный синяк.  Только бледно-розовые отпечатки моиз ногтей.

А Стас, воспользовавшись моим замешательством, рывком подмял меня под себя, навис надо мной…такой красивый и сильный, что просто дух захватывало, и живот скручивало от неистребимого желания быть его.

— Как спалось, Ева? — снова переиграв все по-своему и пропустив мои возмущения. И носом по скуле, выбивая тихий стон.

Коленом раздвинул ноги и бесцеремонно вклинился между бедер, давая возможность до основания прочувствовать его желание. Охнула, потому что забыла, какой он большой и тут же сжалась, обожженная иррациональным страхом: у меня был только один мужчина и тот больше трех месяцев назад.

— Скучала по мне, моя сладкая? — хрипло, щекоча дыханием кожу.

Ох, если бы он знал, насколько. Но я ничего ему не скажу. Ничего, иначе точно умру, не получив ответного: «И я скучал». Ведь он не скучал. Он, похоже, пытался убить себя все это время.

Но что-то явно пошло не так еще вчера, потому что:

— А ты…ты скучал?

— Нет, — серной кислотой по сердцу.

Истерика рванула легкие, захлебнулась судорожным вдохом, растеклась безумной улыбкой по искусанным губам.

— Конечно, нет, — согласилась с мнимой легкостью, а у самой все внутренности наружу, как у выпотрошенной рыбы. Больно адски.

— Нет, — повторил глухо, ладонями оглаживая мои бока, попутно задирая футболку. — Красивая, — нараспев, широко улыбаясь. — Я забыл, какая ты красивая, Ева.

— Ты и не знал… — хрипло из-за сухости в горле.

Мотнул головой, накрывая ладонями мои груди. Выдохнула протяжно и поймала его рваный выдох на своих губах.

— Покажи, — оглаживая налившиеся тяжестью полушария.

Тело мгновенно отзывалось на его ласки и хотело больше. Еще больше, нежнее, глубже. И в низу живота заныло от мучительного желания почувствовать его в себе, такого большого, твердого и нереально красивого.

Усмехнулась, чувствуя себя до невозможности глупой. Никогда в жизни не оценивала красоту мужского члена. Даже у мужа. А сейчас я невольно опускала взгляд туда, где его напряженный член упирался в мое бедро.

И снова так остро захотелось вобрать его в себя, обнять губами крупную головку с жемчужной каплей, языком погладить бархатистую кожу от самого основания и ощутить его вкус.

Дрожь растеклась по телу, и я невольно вцепилась в плечи Стаса, силой удерживая свое тело на месте. Потому что хотелось выгнуться ему навстречу, принимая в жаркий плен своего лона. Туда, где все так отчаянно нуждалось быть заполненным ним до краев.

—Покажи, — на этот раз требовательней. — Ну же, Ева, покажи свою бабочку, — пояснил, перехватив вопрос в моем взгляде.

Он поднялся на руках ровно настолько, чтобы я смогла перевернуться на живот. Зарылась лицом в подушки, ощущая, как краснею, словно школьница на первом свидании. Впрочем, не было у меня никаких свиданий. До Стаса не было.

А он одним движением разорвал футболку. И я не выдержала. Прогнулась, тихо вскрикнув, и врезалась попой в его член. Стас громко застонал, придавливая меня к кровати. Снова бесцеремонно развел мои ноги, наверняка увидев предательскую влагу моего желания. И впился жадным ртом в крыло бабочки на спине. Языком очертил каждый изгиб рисованного насекомого, пальцами сжимая ягодицы. До боли, граничащей с удовольствием. До жгучего желания сдаться и умолять его прекратить эту пытку.

— Я так хочу тебя, моя Бабочка, — сипло, губами скользя по рисунку на коже. — Чувствуешь, как я хочу трахнуть тебя, моя сладкая девочка? — и толкнулся между ягодиц, выбивая дыхание пополам с громким всхлипом.

— Стаааас, — прошептала, растягивая гласную, смакуя его имя, как коллекционное вино. Когда-то давно я пила такое. Когда-то давно я верила, что буду принцессой для своего мужчины, а стала…

«Я считал тебя королевой, Женька. На пьедестал поставил. А ты…ты фригидная сука»

— Вот так, моя маленькая, да… — его тихий голос рвал сознание.

"Ну что, маленькая шлюшка...Доигралась...А ведь я предупреждал..."

Слова острой болью врезались в виски. Судорогами прокатились по телу, и я взвыла, зубами вцепившись в подушку. Боль оказалась невыносимой. Ногу обожгло и вывернуло с такой силой, что я услышала хруст коленной чашечки.

Боль…

Черная, огнем разъедающая внутренности.

Осталась только она в кромешной темноте.

Кто-то звал меня по имени. Далеко. И голос знакомый. Но я никак не могла понять, чей. И откуда? Тьма вокруг была настолько осязаемой, что можно было сжать в кулаке. Я попробовала. Ладонь стала липкой и влажной. А тьма, вязкая и пахнущая кровью, льнула к телу. И от ее прикосновений шипела кожа и дергала, нарывая. Стиснула зубы, растерев немеющую стопу. Стряхнула с себя наваждение – тьма отпрянула, и повеяло прохладой. Оглянулась, но ничего не увидела. Вытянула руки. Сперва вперед, но ничего не ощутила. Развела в стороны, утопая в пустоте. Страх серой крысой скользил по позвонкам, паникой прогрызая себе путь на волю.