— Таня, Саша, привет! — поднялась, заключая этих двоих в свои объятия. — Как отдыхаете?

— Все замечательно, — разулыбалась Таня и – надо же! – Сашка буквально отзеркалил ее. А у меня на сердце стало так тепло, словно их улыбки намертво пришили к моему уставшему сердцу. Оно даже забилось сильнее, будто живой воды хлебнуло.

Мы проговорили, кажется, целую вечность. А ведь не виделись всего пару недель. А у них столько новостей накопилось. Я же была рада за них и благодарна, что им так легко удалось пусть ненадолго, но вымести из моей души пыльную тоску. И когда распрощались, я уже знала, что Стас снова меня нашел.

Он стоял, плечом привалившись к стволу ивы, и скармливал мой батон вечно голодным уткам. Вздохнула и медленно преодолела расстояние до мужчины, от которого у меня подкашивались ноги. Я сделала только один шаг, а горький аромат Стаса уже вторгся в мое личное пространство, затопил легкие и ядом растекся по венам. Усмехнулась, даже не пытаясь бороться с этим наваждением. Разве я не этого хотела? Конечно, ведь я точно знала, что мой охранник тут же доложит Стасу о моем побеге.

А для Стаса Беляева никогда не существовало невозможного. И вот он здесь. Такой красивый в темно-сером костюме и белой льняной рубашке с расстегнутым воротником. А из кармана пиджака торчал галстук.

Напряжение расстегнуло свои наручники, и я сделала глубокий вдох, напрочь забывая, как выдыхать, потому что снова рухнула в космос его глаз. Отступила назад, сбитая диким штормом, бушующим в его взгляде, и плюхнулась на лавочку.

Нервный смешок слетел с губ. Прикрыла глаза и тут же ощутила, как Стас сел рядом, тяжело выдохнул.

— Снова убегаешь, Бабочка, — он не спрашивал, обвинял. И я не понимала причин. Я никогда не сбегала от него. Он сам вычеркнул меня из своей жизни. Позабавился и выбросил, а я еще долго собирала себя по кускам. Но так и не собрала.

— Зачем я тебе, Стас? — изо всех сил сдерживая клокочущую внутри обиду. — Нет, я понимаю. Я сама себя предложила. Но ты…ты ведь согласился. Зачем? Чтобы запереть в четырех стенах на потеху своей прислуге?

И тут же обожглась об его холодный пронзительный взгляд. Закусила губу, мысленно дав себе хорошенького подзатыльника. Не хотела ведь жаловаться. Само вырвалось. Зажмурилась, ожидая допроса с пристрастием. Точно зная, что на этот раз мне не удастся уйти от ответов.

— Мальвина Степановна, — вздрогнула от ярости, пропитавшей каждое его слово, — вы уволены. Расчет получите у моего секретаря.

Распахнула глаза, не веря услышанному. Мне не было жаль Мальвину Степановну – наградили же родители имечком, — хоть я и не хотела, чтобы все вышло именно так, но за меня никто и никогда не вступался вот так, слету, даже не зная, в чем причина моей обиды. Никто, кроме Стаса. Никто и никогда. И от этого было еще больнее.

Стас покрутил в пальцах телефон и вдруг со всего маху швырнул его в пруд. Ахнула, в изумлении уставившись на него. И только сейчас заметила темные круги под глазами и щетину, и что-то такое в его лице…Усталость?

— Стас? — тронула его за плечо. Он никак не среагировал. А я будто камня коснулась. — Стас, что случилось?

Он смерил меня пристальным взглядом, нахмурился.

— Подвинься, — скомандовал.

Послушно сдвинулась на край лавочки. А Стас растянулся на ней, устроив голову у меня на коленях, и закрыл глаза.

А я затаилась, боясь шелохнуться. Дышать боялась…я…впервые боялась, что нас могут увидеть вместе. И это было так странно и глупо, но я ничего не могла с этим поделать.

— Стас… — прохрипела, — что ты делаешь? Тут же люди и мы…нас…

— Похуй, — был мне ответ. — Но если ты…

— Лежи уже, — выдохнула, не позволив ему закончить.

И сделала то, о чем мечтала всю неделю: зарыла пальцы в его мягкие волосы.

Мягкими движениями массировала его голову, украдкой нюхая пальцы, на которых оставался его запах, и просто наслаждалась тем хрупким, что между нами было в эти мгновения.

— Ты знаешь, что у тебя проблемы, Ева? — его низкий голос по коже бархатом. Так нежно и так будоражаще. — Спишь в моей футболке, нюхаешь мои волосы.

— Ты вкусно пахнешь, — краснея, но ни капельки не соврав. Его аромат сводил меня с ума и я хотела, чтобы он знал об этом.

— Да я вообще весь вкусный, — хмыкнул, потираясь макушкой о мою ладонь.

— Не знаю, не пробовала.

— А хочешь? — глаза в глаза, прожигая насквозь, вынимая и раскладывая на алтаре душу.

Я знала только один ответ на его вопрос. Но обида внутри еще тихонько всхлипывала.

— А как же твоя мисска? — пересохшим горлом.

— Прости, Бабочка, — вдруг выдохнул он, дрогнув всем телом, как будто по мышцам запустили электрический разряд. — Пришлось повоевать немного.

И я даже знать не хочу, что же это за война такая и почему мне так больно от его слов. Невыносимо. Но ведь должно стать легче, тогда почему только хуже?

— И как? Выиграл?

— Только первую битву, Бабочка. Но это того стоило. Ты такая сексуальная, когда ревнуешь.

Что? Я? Ревную? Задохнулась возмущением, потому что вдруг поняла: он прав. Сто тысяч раз прав, будь оно все неладно. Снова прочел меня как раскрытую книгу. Ну что ж, Беляев, я тоже умею играть в эти игры.

— Тогда попробуй еще разок полапать свою мисску, — балансируя на грани дьявольского искушения. — И прочувствуешь на себе все прелести моей сексуальности, — прижалась к его рту, выдыхая ему в губы последние слова и тут же прикусила нижнюю, ощутив на языке солоноватый вкус его крови.

Отпрянула, шалея от безумия в его глазах.

— Твою мать, Бабочка… — слизывая кровь.

А уже через мгновение Стас тянул меня за собой. Затолкал в машину и рванул с места.

Глава 15.

Я не знала, куда Стас меня везет. И мне было все равно. Вместе с ним я отправилась бы даже в ад. Вместе с ним я не боялась ничего, даже если буду гореть в котле за все свои грехи. Если он будет рядом, я буду самой счастливой женщиной на планете. И я улыбалась своим мыслям.

— О чем думаешь, Бабочка? — неожиданно спросил, входя в очередной поворот.

Город остался позади, а под нами расстилалось искрящее солнечными зайчиками море. Мы молчали уже несколько часов, а я все это время думала о том, что еще недавно мечтала скрыться от всего мира. Уехать далеко-далеко. Туда, где никто ничего не знает обо мне. И просто наслаждаться жизнью. И вот Стас, сам того не подозревая исполнял мое самое тайное желание, в котором я страшилась признаться даже себе. Я никогда не хотела одиночества. Я всегда мечтала только об этом мужчине, что с таким напряжением ждал ответа.

— О тебе, — говорить правду – легко. И она отозвалась в каждой черточке его напряженного и уставшего лица. — Тебе нужно отдохнуть, Стас.

Он молча кивнул, принимая мой ответ, и снова уставился на дорогу, что серым серпантином ложилась под колеса его джипа.

— Почему ты не спрашиваешь, куда я тебя везу?

Пожала плечами.

— Мне все равно, — ответила и тут же ощутила жгучий взгляд, от которого по коже рассыпались предательские мурашки. Вздохнула, понимая, что сказала совсем не то, что Стас хотел услышать. — Главное, ты рядом, — перехватывая его прищуренный взгляд.

— Так мне доверяешь? — продолжал допытываться он.

— А ты? Кому доверяешь ты, Стас? — и смысл моего вопроса комком застрял в глотке, мешая вдохнуть. Ведь кто-то должен быть в его жизни, кому он рассказывает о своих проблемах, с кем делится переживаниями и кто обнимает его, разделяя его боль. Кто-то очень близкий. Может, даже та самая мисс красоты.

— Доверие, Бабочка, непозволительная роскошь, — дернул плечом, выбивая меня из собственных догадок,  и за оставшийся отрезок пути не проронил больше ни слова.

А у меня горечь растеклась под кожей, отравляя. И непрошенные слезы жгли глаза. Но я упрямо не позволяла им пролиться. Я давно взрослая и не реву по таким мелочам. Я давно привыкла разочаровываться в людях и еще одно разочарование не причинит мне боли. Вот только сердце ныло в груди и тоска, глухая, безмолвная вновь тихо заскулила на самом краешке души.

Когда Стас остановил машину и заглушил мотор, по небу разливались алые кляксы отгорающего заката.

Он выбрался из салона, распахнул передо мной дверцу и протянул руку. А я зависла на его широкой ладони со свежими царапинами – отметинами острого лезвия. Спазм скрутил легкие. Схватилась за горло, выцарапывая для него хоть каплю кислорода. И не могла оторвать глаз от изрезанной широкой ладони.

Что же ты творишь с собой, Стас?

Покачала головой, так и не найдя в себе силы коснуться его ладони. Стало почему-то страшно. Я не могла причинить ему боль. А ему ведь наверняка больно. Стас фыркнул и отошел на несколько шагов, позволяя мне самой выбраться из машины.

— Что, Бабочка, феминистки рулят? — не удержался от издевки.

Резко вскинула голову, тут же отмечая, что следы моих ногтей давно зажили, как не осталось следа и от ссадины после драки с Даней. Но на лице пролегли следы дикой, ничем не стираемой усталости.

Почему ты никому не доверяешь, Стас? Что стряслось в твоей жизни? Когда ты стал таким? Я же помнила, как он был близок со старшим братом, только его одного считая самым верным и преданным человеком на этой планете. Что изменилось за эти годы?

И спросить бы, но я не могла говорить. Просто взяла его изрезанную ладонь и коснулась ее губами. Забирая его боль. Отдавая в этом невесомом прикосновении всю себя.

Стас тихо выругался и рванул меня на себя. Прижал к себе так крепко, что дышать оказалось невозможным. Вцепилась пальцами в его плечи, боясь, что отпустит, а я не смогу…стоять не смогу. Я и сейчас держалась до последнего, хватаясь за него, как за спасательный круг. И тонула…тонула в его запахе: горьковатом с шоколадным послевкусием. Терпком и мучительно сладком, пьянящем, подкашивающим колени. А он гладил мой затылок, пропуская сквозь пальцы мои волосы. Накручивал их на пальцы или сгребал в кулак, вдыхая их запах. Игрался, и я каждой клеточкой тела чувствовала его наслаждение. И улыбалась, уткнувшись носом в ямку между его ключицами.

— Ты улыбаешься, — прохрипел он, носом потираясь о мою макушку.

Кивнула, губами коснувшись его кожи. Запоминая его вкус, такой же упоительно сладкий, растапливающий горечь.

— Идем, Бабочка…

Сплел наши пальцы и увлек за собой. По узкой тропинке на самый край утеса. Замер, обняв меня со спины. А я в который раз за этот сумасшедший день перестала дышать. Прямо под ногами стелилась изумрудная гладь моря, а над нами горело алым небо. И солнце, такое огромное и такое притягательное, медленно скатывалось в морскую пену перекатывающихся гребешков волн.

— Когда я был маленький, Миха часто привозил меня сюда. Мы сидели на самом краю, свесив ноги над пропастью, и он рассказывал мне о маме, — притаилась в его руках, боясь спугнуть такое неожиданное откровение. — Она умерла во время родов, — вот тут я не смогла сдержать удивленного вздоха, потому что я знала его мать. Глянула в его глаза, но он смотрел за горизонт, и в его космосе отражалось солнце. Оно горело алым костром, в своих отгорающих лучах сжирая нашу на двоих боль. — Я до сих пор помню ее по его рассказам, — на обветренных губах притаилась улыбка, мягкая с оттенком грусти. — Он, знаешь, словно воскрешал ее специально для меня. И это были самые лучшие моменты в моей жизни. Миха был самым близким человеком для меня. Самым родным, понимаешь?

Кивнула, хотя он совсем не ждал моего ответа. Но я…я знала, каково это терять самых близких. И я понимала его, как никто. Вот только я точно знала, что его брат жив и здоров. Тогда почему он говорил о нем в прошедшем времени?

— А потом я рассказал ему свою самую большую тайну, — усмехнулся. А на мое плечо вдруг села пестрая бабочка. Улыбнулась, наблюдая, как она подставляла свои рыжие крылышки утопающему в море солнцу. Моргнуть не успела, как Стас одним резким движением поймал ее, сжав в кулаке. — А он просто взял и сломал все. Раздавил меня, как эту бабочку, — разжал ладонь, на которой распласталась несчастная бабочка. Такая красивая и навечно сломанная. Но вдруг…один удар сердца и она расправила свои узорные крылышки и спорхнула с его ладони навстречу солнцу. По щекам скатились слезы, и я в немом изумлении уставилась на Стаса, провожающего взглядом бабочку.

— Но ты…ты же не сломал бабочку…Ты не такой, как он, Стас.

— Конечно, не такой, — улыбнулся как-то обреченно, словно думал совсем иначе, костяшкой большого пальца стирая мои слезы. — И я до одури хочу тебя, Ева…

— Хочешь – бери, — выдохнула, больше не боясь собственных желаний. — Я вся твоя, Стас, — развернувшись в его руках и пальцами касаясь его красивых, словно нарисованных губ. — Твоя, мой Темный рыцарь…