Шеннон ничего не говорила и не открывала глаз, пока Бич раздевал ее. Ее бил озноб.

– Шеннон, ты слышишь меня? Шеннон!

Девушка медленно открыла глаза. Вздох облегчения вырвался из груди Бича.

– Ты сейчас примешь великолепную теплую ванну, – проговорил Бич. – И перестанешь дрожать, и все будет чудесно… Ты поняла меня?

Шеннон еле заметно кивнула. Было слышно, как стучат ее зубы.

– Ну и молодец, сладкая девочка. Надо выгнать простуду, чтобы она не забралась внутрь.

Говоря это, Бич стащил с себя промокшие ботинки и одежду. А через несколько секунд он внес Шеннон в бассейн. Широкий каменный помост, который соорудил Молчаливый Джон, находился на такой глубине, что вода доходила Бичу до груди, а Шеннон, которую он придерживал обеими руками, – до подбородка. Живительная теплая влага бурлила вокруг Шеннон, возвращая ее к жизни.

При первом прикосновении вода показалась Бичу обжигающей, хотя он знал, что в этой части бассейна она горячей быть не должна: слишком велик был контраст между температурой воды и переохлажденной кожей.

– Ты как себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Бич. – Тебе не больно?

Шеннон отрицательно покачала головой.

Некоторое время было слышно лишь потрескивание фитиля в лампе да серебряное бульканье воды, омывающей иззябнувшие тела Бича и Шеннон. Бич обеими руками прижимал к себе Шеннон, чувствуя, как она дрожит.

Бич мог точно сказать, когда включился мозг Шеннон. Она все еще продолжала дрожать, но внезапно напряглась и попыталась отстраниться от Бича. Однако он не разжал объятий.

– К-крас-савчик, – пробормотала она.

– С Красавчиком все в полном порядке. Он чувствует себя гораздо лучше, чем ты. Нет необходимости выскакивать и бежать к нему. Ты все еще как сосулька. Оставайся в воде, пока окончательно не согреешься.

Шеннон не стала спорить. Говорить ей было трудно, и она лишь кивнула.

Но больше она не прижималась к Бичу. Она хорошо помнила, как он в прошлый раз оттолкнул ее, и не хотела снова оказаться в таком же положении. Это было бы слишком горько и больно.

А Бичу было приятно своим телом ощущать тело девушки, чувствовать легкое прикосновение шелковистых волос к своему плечу, когда Шеннон слегка покачивалась в воде.

Но стоило ему только обнять ее покрепче, как она напряглась и сделала попытку отодвинуться.

В конце концов тепло сделало благое дело, и Шеннон оттаяла. Тело ее обмякло и расслабилось.

Наступил момент, когда девушка вдруг поняла то, что Бич осознавал еще тогда, когда спускался с ней в бассейн: они оба были нагими.

– Отпусти меня, – отчужденным голосом сказала она.

– Ты ведь еще дрожишь.

И действительно, трепет прошел по ее телу, хотя он уже не имел никакого отношения к ознобу.

– Я чувствую с-себя х-хорошо, – прошептала Шеннон.

– Превосходно, – холодным тоном произнес Бич. – В таком случае ты можешь мне объяснить, какого дьявола тебя понесло на холод, когда следовало спокойно спать в тепле и в безопасности?

– Я пошла охотиться.

– Это я и сам вижу. Но зачем?

Шеннон подняла голову и в первый раз взглянула Бичу в глаза. Несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что он взбешен.

«Ничего нового, – подумала Шеннон. – Он бешеный с того момента, когда я сказала, что люблю его».

– А зачем люди вообще охотятся? – вопросом на вопрос ответила Шеннон.

– Неужто ты думаешь, что я такая скотина, что не обеспечу тебя олениной?

В сапфировых глазах Шеннон отразилось неподдельное изумление.

– Я так не думаю.

– Если бы я стал охотиться ради тебя, ты бы приняла от меня дичь?

– Да.

– В таком случае объясни, для чего ты отправилась на охоту? – допытывался Бич.

– Ты же не будешь все время за меня охотиться, поэтому я должна научиться обеспечивать себя.

– Ты гораздо лучше обеспечивала бы себя, если бы жила у Кэла и Вилли.

– Это ты так считаешь.

– А ты, конечно, так не считаешь.

– Не считаю, – подтвердила она. – И кроме того, я не могу оставить Чероки и Красавчика.

– Красавчика можно взять на ранчо.

– Чероки не пойдет.

– Откуда тебе знать?

– Это первое, о чем я спросила, когда вернулась.

Теперь пришла очередь Бича удивиться.

– Неужто ты спрашивала?

Шеннон молча кивнула.

– У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять о том, почему ты уехал таким расстроенным и сердитым, – сказала Шеннон. – Я решила, что надо вернуться, чтобы… затем попытаться жить не своей, а чужой жизнью.

Веки Бича дрогнули – он увидел боль в глазах Шеннон.

– Но я не смогла бы уйти отсюда, не позаботившись о Чероки.

Бич почувствовал внезапное облегчение. Он ослабил объятия, его губы коснулись волос Шеннон, но сделал это он легонько, и она скорее всего не заметила.

– Такой старик может сам себя обеспечивать еще много-много лет, – сказал Бич. – Он может выжить один, а ты не сможешь.

– Чушь, – отреагировала Шеннон. – Она долгое время сама о себе заботилась. Ей это по душе. И поэтому она намерена остаться.

– Она?

– Да, она. Чероки – женщина.

– Всемилостивый Боже! А ты уверена в этом?

Шеннон кивнула.

– Так что перестань обо мне беспокоиться, вечный странник, – вполголоса сказала Шеннон. – Женщина может прожить в одиночку даже здесь, в долине Эго.

– Нет! Ты не переживешь зиму одна, – бесстрастно проговорил Бич, словно речь шла о банальной и бесспорной истине.

– Я пережила прошлую зиму, пережила позапрошлую и позапозапрошлую, – возразила Шеннон.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Молчаливый Джон пропал три зимы назад.

Некоторое время Бич ошеломленно молчал. Затем тряхнул головой, словно его стукнули и он хотел прийти в себя.

– Ты три зимы жила одна?

– Да.

Бичу хотелось, чтобы все сказанное было не правдой, но душой он чувствовал, что Шеннон не лгала.

– Значит, Молчаливый Джон погиб, – пробормотал Бич.

Шеннон кивнула и закрыла глаза.

– Он погребен под оползнем в верховьях ручья.

– Откуда ты знаешь? – раздраженно спросил Бич.

– Уже на вторую зиму я предполагала, что он погиб.

– Но окончательно узнала не так давно… Чероки рассказала мне, что она прошла по следу пришедшего без хозяина Разорбека до свежего оползня, когда Молчаливый Джон не вернулся со своего участка.

– Стало быть, здесь тебя удерживает только твое упрямство, – сказал Бич.

– В жизни только и можно держаться на упрямстве, – устало проговорила Шеннон.

– И ты собираешься оставаться здесь.

Шеннон кивнула.

– Проклятие! – выругался Бич. – Ты хочешь связать меня по рукам и ногам!

– Нет! Я просто говорю…

– Как я могу оставить тебя, беспомощную и беззащитную, одну? – сурово спросил он, сверля Шеннон стальными глазами. – Я не могу, и ты прекрасно это знаешь! Ты рассчитываешь, что я…

– Я не беспомощная! – перебила его Шеннон. – И я ни в чем не рассчитываю на тебя! Я не нуждаюсь в тебе!

Буря эмоций охватила Бича, вызвав спазмы в горле, породив в нем глухой гнев. Холод и мучения, которые он недавно пережил, не шли ни в какое сравнение с леденящей пустотой, овладевшей им, когда он подумал о возможной гибели здесь Шеннон, могила которой будет никем не отмечена, как и могила Молчаливого Джона.

– Черта с два не нуждаешься! – прохрипел, сдерживая гнев, Бич. -Ты и сегодня едва не погибла.

Несколько секунд Шеннон смотрела на человека, который находился так близко от нее и в то же время был так бесконечно далек. Отсветы лампы золотили его волосы и придавали некую таинственность его холодным серым глазам. Она готова была многое отдать, чтобы увидеть свое отражение в его глазах, в его сердце и душе.

Она готова была продать душу, чтобы стать тем солнечным восходом, который позовет его… и услышит отклик.

– Да, – согласилась Шеннон. – Ну и что из этого? Звезды снова появятся вечером на небе, солнце, как всегда, завтра утром взойдет… Только и того, что я этого не увижу. – На лице ее появилась странная, чуть печальная улыбка. – Мало что изменится. Так же, как сейчас. Смотри.

Шеннон подняла над водой руку. Вода булькнула и сомкнулась, словно и не было руки в том месте, словно руку никогда не омывала теплая влага источника.

Глядя на темную воду, Бич испытал боль, словно в его сердце вонзили нож и разрезали надвое.

– Видишь? – вполголоса спросила Шеннон. – Ничего не изменилось… а теперь, Бич, сделай то, что сделала вода, – отпусти меня.

– Ты все еще дрожишь.

– Я перестану дрожать как только оденусь.

– Вода греет получше, чем твои тряпки.

То, что руки Бича старались как бы защитить Шеннон, было гораздо красноречивее слов. Он не любил ее, но он заботился о ее безопасности.

Какое пьянящее чувство – сознавать, что о тебе заботятся, что тебя жалеют, что ты не одинока – даже если это не навсегда, если это всего лишь на время!

Искушение положить голову на грудь Бичу уравновесило стремление вырваться из его объятий. Как хорошо было бы прижаться к могучему, горячему телу, накрыться им, словно живым одеялом, почувствовать его жар и трепет.

Но внезапно ей вспомнились слова, брошенные Бичом, когда она потянулась к нему.

«Не трогай меня!»

И в Шеннон снова поднялось чувство стыда и унижения. Она резко оттолкнула руки Бича, пытаясь освободиться от объятий.

– Какого дьявола! – удивился Бич. – Почему ты меня отталкиваешь? Ты ведешь себя так, словно я собираюсь насиловать тебя!

Из груди Шеннон вырвался звук, похожий одновременно и на смех, и на рыдание.

– Ты ни за что не стал бы меня насиловать, и ты знаешь это сам. – В голосе Шеннон звучала горечь.

– Опасные слова, сладкая девочка, – хрипло сказал Бич.

– Почему же? Ты даже не хочешь, чтобы я касалась тебя… Мои прикосновения тебе неприятны…

Боль и горечь в голосе Шеннон пробили броню сдержанности Бича. Внезапно он дернулся и, разбрызгивая воду, поймал руку Шеннон. Он потянул ее под воду и прижал к возбужденному доказательству своего неукротимого желания. При этом он со свистом выдохнул воздух и тихонько застонал.

– Вот, – процедил он сквозь зубы, – теперь попробуй мне сказать, что я не хочу, чтобы ты касалась меня… Да я до смерти хочу тебя, и ты это отлично знаешь!

В сапфировых глазах, которые смотрели на Бича, читалось смятение.

– В таком случае зачем ты меня отталкиваешь? – задыхаясь, проговорила Шеннон. – Ведь я не призываю тебя любить меня… Я не прошу тебя оставаться со мной… Я лишь хочу почувствовать себя живой, прежде чем умру. Я вдова, которая никогда не была невестой, и если ты не возьмешь меня, я уйду в могилу и никогда не узнаю, что значит отдаться мужчине, которого ты любишь…

Неожиданно Бич взял девичью руку и оторвал от ноющей возбужденной плоти.

– Я не могу, – резко сказал он.

Шеннон нервно засмеялась и снова сжала его плоть.

– Чепуха, я-то вижу, что ты можешь…

Бич прерывисто, возбужденно задышал, когда Шеннон затеяла игру с тем, что служило доказательством его мощи.

– Ты девственница, – произнес Бич сквозь зубы.

– Я вдова.

– Но ты можешь забеременеть!

– Я хотела бы иметь от тебя ребенка.

– Я не могу тебя оставить, если ты забеременеешь… Ты этого добиваешься? Хочешь вынудить меня остаться?

– Ни в коем случае. Ты бы тогда меня возненавидел.

– Я бы возненавидел себя… О Господи, прекрати!…

Мягко, но решительно Бич остановил нескромную девичью руку, которая все более дерзко ласкала его, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Поцеловал просто, слегка куснув зубами, подняв в Шеннон волну желания.

– А что ты делал с другими вдовушками? – хрипло спросила Шеннон.

На скулах Бича выступил легкий румянец.

– Сладкая девочка, ты задаешь… чересчур каверзные вопросы.

– Или они были настолько старые, что не могли забеременеть? – не унималась Шеннон.

Лишь задним числом Бич сообразил, что Шеннон не спрашивает о подробностях его любовных утех с женщинами. Он облегченно вздохнул, слегка развеселившись и в то же время несколько досадуя по поводу удивительной наивности Шеннон и одновременно ее обезоруживающей откровенности.

– Нет, они не были настолько старые, – сказал Бич. – Но они были достаточно взрослые, чтобы знать, как избежать беременности.

– Давали обет безбрачия…

В голосе Шеннон прозвучало откровенное разочарование. Бич от души рассмеялся и почувствовал к ней еще большую симпатию.

– Существуют и другие способы, – проговорил он наконец.

– Правда? И какие же?

– Не заниматься любовью.

– Для меня это не отличается от обета безбрачия.

– Бич улыбнулся медленной, по-настоящему мужской улыбкой.

– Это не совсем одно и то же, сладкая девочка. Это уже по крайней мере полхлеба… Помнишь, как было там, под брезентом, когда по нему молотил град?