– Ты меня знаешь, любимая, – Мик смотрит на неё снисходительно. – Я не могу и яйца пожарить, не то что соревноваться с тобой на кухне.

Я прохожу на кухню, готовясь к обсуждениям.

– Чёрт побери, – выдыхает Мик, – что случилось с бродягой, которую ты увела сегодня утром? Похоже, где–то здесь была крёстная фея.

– Ха–ха, Мик, – с сарказмом произношу я, – очень смешно.

– Что же, рад видеть, что ты вернулась, Соф. Я предпочитаю, чтобы ты выглядела так, а не как бездомная.

– Ну? – я смотрю на Кайла. – Давай свои остроумные комментарии сейчас, чтобы я могла спокойно поесть то, что ты приготовил.

– Ты собираешься есть? – произносит мама с тихим смешком. – Вау, как всё меняется.

– Слава Богу, – выдыхает Мик.

Кайл смотрит на меня, его голубые глаза встречаются с моими, и он просто улыбается.

– Хорошо выглядишь, Соф, – обычным тоном говорит он.

– Хорошо, – я киваю, – теперь никаких остроумных комментариев, но не жди, что сможешь пошутить позже.

– Значит, наш вечер в силе? – спрашивает он.

– Верно. Я довела себя до полусмерти, и пришло время покончить с этой вечеринкой жалости.

– Боже мой.

– Так что ты приготовил? – спрашивает мама, копошась рядом с Кайлом.

– Чили, – он с сияющим видом смотрит на неё, ожидая одобрения.

– О–о–о, мило, – произносит она, – хороший выбор.

Вскоре мы садимся обедать. Мама и Мик открыли бутылку вина, и мы все выпиваем по паре бокалов. Можно сказать, что они очень рады, что мы оба дома, так как мама упоминала об этом минимум двадцать раз.

– Ох, всё как в старые времена.

Мы смеемся над новыми хобби Мика, которыми он хотел заняться в свободное время, но провалился. Кайл рассказывает нам истории о вечеринках, которые посещал довольно часто, его эго снова показывает само себя. Я молчу и просто наслаждаюсь шумом. Смех, который раздаётся после их историй, помогает облегчить боль. И шум выводит меня из моих размышлений. Будто Кайл вернул в наши четыре стены радость, в которой мы нуждались.

Я собрала не все вещи, когда переезжала домой, и вечерние платья не были на первом месте списка того, что нужно взять. Однако мне удалось найти зауженные джинсы и чёрную шёлковую кофточку, которая подойдёт для наряда на «свидание». Я одолжила мамины чёрные «Лабутены» и воспользовалась её косметикой, чтобы скрыть свою ничтожность. Когда я выхожу из комнаты спустя час или около того, Кайл тоже выходит из своей комнаты. На нём тёмно–синие джинсы, чёрные кожаные туфли и чёрная рубашка, которая хорошо смотрится на его загорелом теле. Он оглядывает меня с головы до ног, но секунду не говорит ни слова.

– Мы подходим друг другу, – произношу я, и он улыбается.

– Ты выглядишь великолепно, Соф, этот придурок понятия не имеет, что наделал.

– Думаешь? – Я смущённо смеюсь. Мы уже выпили немного вина, и это немного ослабило мои страдания.

– Я знаю, – усмехается он.

Мы спускаемся вниз и видим своих уважаемых родителей во внутреннем дворике. Они наслаждаются очередными бокалами вина в свете вечернего солнца. Мама смеётся, пока Мик рассказывает ей историю из гольф–клуба. Ему нравится веселить её, и он благодарен ей за внимание. Она так охотно одаривает его вниманием, что за ними приятно наблюдать. Несколько лет назад я переживала, что Мик разобьёт ей сердце. Я считала его распутным, льстивым продавцом машин, который использует её и отбросит в сторону. Однако этого не произошло. Он оказался совсем не таким, он обожает маму, как и она его. Они отлично подходят друг другу.

– Хорошо, мы вызовем такси, – произносит Кайл.

– Ох, вы двое выглядите очаровательно, – говорит мама, в её голосе до сих пор звенит смех. – Подождите, дайте я вас сфотографирую, – она убегает за своим фотоаппаратом, а Мик откидывается на спинку своего стула, чтобы насладиться последним теплом дня.

– У вас двоих достаточно денег? – спрашивает он. Его голос такой глубокий и властный, что всё, что он говорит, звучит как приказ.

– Пап, нам почти по тридцать лет, ради Бога, у нас теперь есть свои деньги, – отвечает Кайл.

– Старые привычки, – говорит он, подмигивая.

– Так, улыбаемся, – произносит мама, стоя за нами, и мы оба стонем. Кайл кладёт руку мне на талию и притягивает меня к себе. Мы оба улыбаемся, и она кричит: – Сыр!

Мы усмехаемся, когда она нажимает на кнопку.

– Как хорошо, что вы оба вернулись, – хихикает она, направляясь обратно к своему вину. – Проведите время хорошо.

– Обязательно! – кричит через плечо Кайл, таща меня к двери.

– Пока! – кричу я, в то время как мы спешим уйти.

– Чёрт… нужно убраться отсюда, пока они не достали видеокамеру, – я снова смеюсь, пока мы ждём такси возле дома.

Кайл достаёт из кармана сигарету.

– Вау, ты всё ещё куришь? – спрашиваю я. – Я думала, мы выросли из этого.

– Только когда выпью, – говорит он, прикуривая сигарету. – Хочешь?

– Боже, нет, я не курила уже несколько лет, Саймон… – я останавливаю сама себя. Саймону никогда не нравилось, что я курю, так что я бросила это дело.

– Ох, чёрт возьми, дай мне одну, – требую я. Он смеётся и даёт мне свою уже прикуренную сигарету, доставая для себя ещё одну. Я делаю затяжку и тут же кашляю. Но я нацелена докурить эту сигарету, и я нацелена снова стать счастливой. Я хочу снова быть Софи Кинг. Я хочу быть девушкой, которая любит свою жизнь, своих друзей. Я хочу сердце, наполненное чем–то, кроме печали. В последний раз, когда я чувствовала всё это, Кайл тоже был рядом, и после нескольких выпитых бокалов вина и этой сигареты легко вспомнить, почему.

Мы отправляемся в Блэкпул и идём по барам. Нам относительно легко восстановить связь после нескольких напитков, и я чувствую себя расслабленной и беззаботной, чего не было давно. Мы ходили по дешёвым барам и подпевали музыке восьмидесятых, после чего шли в дорогие бары и попивали коктейли. К двум часам ночи мы оказываемся в жарком клубе, танцуя на танцполе как два подростка. Кайл держит меня, пока мы прыгаем под песню «Mr. Brightside», крича друг другу слова песни и смеясь так сильно, что у меня болит челюсть. Когда песня заканчивается, Кайл жестом зовёт меня за собой к бару, и мы проходим через толпу, чтобы заказать две рюмки текилы.

– Поехали со мной домой! – кричит он, протягивая мне рюмку.

– Что? – переспрашиваю я, моё пьяное состояние не позволяет мне слышать всё чётко. Должно быть, я неправильно его услышала; мы не разговаривали несколько лет, и о чём он теперь меня просит?

– Поехали со мной обратно в Лондон, – он хлопает себя по груди.

– Что? – выдыхаю я, всё ещё не отдышавшись после танцев. И я знаю, что моя чёлка прилипла ко лбу из–за пота. – Зачем?

– Чтобы всё забыть, – он выпивает свою текилу одним глотком. – Тебе не нужно возвращаться на работу ещё несколько недель, в школе каникулы, а это место постоянно о чём–то напоминает. Тебе нужно уехать.

Я тоже выпиваю свою текилу и закрываю глаза, когда жидкость опускается по моему горлу, обжигая его.

– Мы забыли соль и лимон, – говорю я, а он по–прежнему смотрит на меня.

– К чёрту это. Я серьёзно, Соф. Это место тебя убивает. Поехали в Лондон, я обещаю, что это будет лучшее лето в твоей жизни, и я заставлю тебя забыть этого идиота, – он пристально смотрит на меня, ожидая реакции.

– Как? – мои глаза наполняются слезами. – Как это вообще может случиться? Я просто не вижу выхода, – я вытираю слёзы, и его взгляд становится серьёзным.

– Тебе нужно постараться, хорошо? Нужно изменить сценарий и постараться всё забыть. Я увезу тебя, мы переживём это, мы будем веселиться, и я обещаю, что покажу тебе, как всё забыть. Чёрт, Соф, такого не должно с тобой произойти, ты не должна торчать здесь, работать учительницей и в итоге выйти замуж за какого–нибудь простака и жить в обычном доме. Ты не была создана для работы домохозяйкой.

– Что? – я отхожу от него, обидевшись. Теперь, после нескольких напитков, выходит правда, теперь я знаю, что он действительно чувствует. – Нет ничего плохого в том, чтобы быть учителем, остаться здесь и быть чьей–то женой. Мы не можем все жить жизнью высшего класса в Лондоне.

– Нет, – он хватает меня за запястья, – я имею в виду, что ты не просто чья–то будущая жена. Ты заслуживаешь большего, чем это.

– Это всё, чего я когда–либо хотела, – вздыхаю я.

– Действительно? – Я смотрю ему в глаза, в то время как серьёзное выражение лица начинает прожигать меня насквозь. – Пожалуйста, поехали со мной, хотя бы на несколько дней. Позволь мне помочь тебе выбраться отсюда. У тебя в голове просто неразбериха, это на тебя не похоже.

– Ты сделаешь меня лучше? – с недоверием спрашиваю я.

Он улыбается мне и заказывает ещё текилы.

– Ничего смешного, – серьёзно произносит он, – и я гарантирую, что помогу тебе забыться, а если этого не произойдёт, то я… – он задумывается на секунду, – я пробегу марафон… голым.

Я громко смеюсь.

– Голым? Ты, должно быть, уверен в победе с таким ужасным телом, – с сарказмом говорю я, качая головой. Он немного расслабился, и возвращается его ухмылка. – Хорошо, – соглашаюсь я.

– Хорошо? – он смеётся, в то время как перед нами ставят ещё две рюмки с текилой. – Да, чёрт побери, у нас будет лучшее лето.

– Знаешь, нам почти по тридцать, – я закатываю глаза. – Мы больше не подростки.

– Это погано. Превратим тридцать в новые семнадцать, – и после этих слов мы выпиваем свою текилу.

На следующее утро я просыпаюсь с похмельем и бегу в ванную, почувствовав подступающую тошноту. Через двадцать минут я сижу рядом с унитазом, думая, стошнит ли меня снова. Кайл заглядывает в ванную через приоткрытую дверь.

– Убирайся! – кричу я. Чёрт, я забыла запереть дверь, которая ведёт в его комнату.

– Вау, ты выглядишь дерьмово.

Из меня вырывается стон.

– Вон!

– Ты же не забыла, что сегодня едешь со мной домой? – кричит он через дверь.

– Сегодня? – я издаю стон. – Я… – я отчаянно стараюсь придумать способ отказаться. Он ведь не станет заставлять меня.

– Соф, мы уже говорили об этом. Как однажды сказала Шерил Кроу: «Изменения принесут пользу», и ты согласилась.

– Но мы были пьяны, и это мой дом, и…

– Ты страдаешь, закрывшись в своей подростковой спальне, пока мистер Придурок сидит в твоём доме. Так что ты поедешь со мной, уберёшься от всего этого и вернёшься освежённой в сентябре.

– Серьёзно? – я снова чувствую тошноту. – Я не собралась, и у меня нет достаточно вещей.

– Значит, собирайся, и мы купим то, чего у тебя нет, – радостно говорит он.

– Как ты можешь быть таким весёлым в такое время после того, как мы напились ночью?

– Ты нашла себе мужчину и осела, в то время как я практиковал навыки пьянства.

– Ох, – произношу я. – Верно, эм–м, ну…

– Лучше иди собирайся! – кричит он через дверь и с этими словами оставляет меня тошнить дальше. У меня нет энергии спорить, и честно говоря, попытаться взять перерыв от своих страданий кажется очень хорошей идеей.

Три – Только неловкость

Старые времена

Когда моя мама встретила Мика, мне было четырнадцать лет. Перед первым свиданием она сказала мне, что у него есть сын, Кайл Хансон, который учится со мной в одной школе. Я застонала и сказала ей, что он идиот и всегда выпендривается на уроках. Он был в компании популярных детей, которые дразнили других, таких как я, придумывая обидные прозвища. Они всегда выглядели отлично, в то время как все остальные имели дело с пятнами на одежде и грязными волосами. Мама и Мик встречались шесть месяцев, прежде чем я познакомилась с Миком. Мама была осторожна, чтобы не расстроить меня. В конце концов, я всё ещё скучала по жизни с отцом. Кайл никогда не замечал меня в школе. Если бы он знал, что наши родители встречаются, то не стал бы притворяться, как и я.

Мои родители расстались по взаимному согласию, но я понимала, что это имеет большое отношение к женщине, которая работала в магазине моего отца. Он владел магазином для вечеринок, в котором продавались воздушные шарики, растяжки, торты, украшения для тортов и всё, что только может понадобиться для вечеринки. Он хорошо справлялся и работал часами, и мы были счастливы, как я думала. Затем я узнала, что папа, Уинстон Кинг, переехал в маленький дом за углом.