Не знаю, какой из него бизнесмен, но ухажёр точно так себе.

— А мне плевать на эти деньги, — произнесла я, то что думала. Молчание мужчины достало.

Когда я выпью, сразу становлюсь желчной и язвительной. Стася говорит, что этого добра во мне и так хватает, но вот сейчас стало особенно горько, до изжоги.

Деньги. Я плохо представляла себе эту сумму, о чём мне не преминул напомнить Ярослав. Мажор произнёс это с таким видом, будто я глупая девчонка, не понимающая смысла взрослых игр. Что меня только раззадорило, и я встала, в надежде высказать всё, что думаю.

Недаром говорят: стоя, многие вещи из уст оратора  звучат драматичнее.

То ли шампанское, перемешанное с вином какого-то там махрового года, придало мне смелости, граничащей с дерзостью, то ли я поддалась безотчётному желанию вывести мажора из состояния холодной расчетливости, но я сказала всё, что накипело.

например, что я думаю о плане, о деньгах, о том месте, что он занимал рядом с моим отцом, чем безмерно гордился.

— Как бы ты ни старался стать его сыном, не получится, — засмеялась я в лицо противнику, и на секунду увидела, что тот готов разорвать меня голыми руками. Лицо Ярослава пошло пятнами, на висках и шее вздулись синие жилки.

Но уже через мгновение, скрестив руки на груди, он сделал саркастический выпад:

— Ты просто ревнуешь, снежная. Как же я раньше не догадался?! Считаешь, что я занял твоё место, только вот загвоздка, отец сам не желал тебя знать. а меня любил.

У меня перехватило дыхание, а перед глазами поплыли красные круги. Я цеплялась за гнев, как утопающий цепляется за надежду спастись, потому что если обречённый посмотрит правде в глаза, опустит руки.

А я собиралась, напротив, их распустить. В кой-то веке ощутила желание ударить того, кто сильнее, и сейчас на моей стороне была не только обида с примесью горечи, но и страх. Страх, что мажор прав.

Нет, возможно, так и было, даже наверняка прав, но я в этом не признаюсь.

— Да, родители любят безусловно, а вот с женщинами всё иначе. Иногда любовь приходится покупать, — улыбнулась я, намекая, что Вика крутиться возле него не просто так.

— Порой кто-то купить не прочь, да не на что, — парировал Ярослав.

И я замахнулась на пощёчину, которой не суждено было случится. А случилось вполне иное, закономерное: мою руку перехватили, я пошатнулась. Ярослав с холодной улыбкой сделал шаг навстречу, намереваясь бросить меня обратно в кресло, но передумал.

Или это я упала к нему в объятия. Всё произошло так быстро: ещё несколько минут назад мы стояли напротив друг друга и обменивались колкостями, а теперь оказались в такой близости, что я ощутила сиюминутную потребность отстраниться.

Тем более выражение лица мужчины говорило о том, что сейчас он скажет очередную гадость. От которой будет больно так, словно ударили кулаком в живот.

Однако произошло другое. Ярослав метнул взгляд в сторону двери и, бесцеремонно схватив меня в объятия, напоминающие удушающий захват, поцеловал.

Я оторопела и в первое мгновение и не помышляла о сопротивлении чужим губам, впившимся в мои.

Поцелуй меньше всего напоминал нежное прикосновение или страстное выражение любви, он был продолжением той словесной битвы, которую мы только что вели.

Одни на один. Лицом к лицу. А теперь я была вынуждена терпеть и бесцеремонное вторжение в личные границы.

Попытавшись оттолкнуть нахала, я быстро осознала, что это не так просто. Казалось, мажору нравилось меня мучить. Его язык проник в мой рот и с методичностью открывателя новых земель начал исследовать эту «терра инкогнита».

От выпитого и духоты у меня кружилась голова. Возможно, всему виной ещё и дыхание мужчины, которым он щедро делился со мной. В попытке найти ту грань, переступив которую можно заставить меня быть покорнее. Этакую кнопку активации «женского режима».

Наконец, он отстранился, а я ощутила внутреннее удовлетворение от того, что осталась непобеждённой. Может, деньги и придают мужчине обаяния, только в случае с Ярославом Дмитриевым, последнему ничего не поможет.

— Что ты… — начала было я, но мужчина приложил палец к моим губам, как бы случайно очертив их по контору. Последний мазок несбывшейся страсти.

Впрочем, нет: страсти между нами не было, только противостояние, в котором никто не хотел уступить.

— Жанна, — коротко бросил Ярослав и показал взглядом в сторону двери. — Наверное, хотела узнать, хорошо ли мы устроились. Или выяснить, почему ты орёшь, как полоумная. Теперь я смогу сказать ей, что так ты всегда ведёшь себя так, когда возбуждена.

Я окончательно протрезвела, но желание врезать мажору только усилилось.

— По мне видно, что это неправда, — буркнула я и отвернулась, чтобы избежать прямого взгляда.

На губах горел чужой насильно украденный поцелуй, и я боялась признаться самой себе, что этот опыт не был так уж неприятен.

Насилие, как метод власти над женщиной для меня неприемлемо, но насилие, как элемент игры и притворства, иногда позволяет сбросить напряжение.

— Хочешь сказать, что если бы я проявил чуточку заботы и внимания, то ты бы не допустила меня до своего тела? — хмыкнул ледяной голос мажора. — Впрочем, не бойся за свою добродетель, она мне не интересна. Уговор есть уговор. Я тебя не трону.

— Сказал тот, кто только что применил силу, — хмыкнула я, разглядывая журнальный столик с вазой из оникса.

Искусственные  подсолнухи  смотрели в мою сторону, будто с интересом следили, за кем окажется последнее слово.

Ответа никто так и не услышал. Повернувшись, я обнаружила, что стою в спальне одна, а Ярослав скрылся за дверью в ванную комнату.

Что ж, так оно и лучше. Дождавшись, пока мужчина покинет своё бастион, в который трусливо удрал от аргумента, возразить на который не смог, я с каменным лицом прошла в душ.

Никогда ещё я не мылась так быстро. Хотелось обозначить границы, сказать, что лягу в кресле, но Ярослав опередил моё предложение.

— Ляжем вместе, —произнёс он так, что возражать расхотелось. — Надеюсь, ты не слишком сильно храпишь, у меня чуткий сон.

Я почти валилась с ног от усталости, поэтому кивнула, не глядя на мажора, и улеглась на свою половину. Стоило голове коснуться подушки, как меня настиг крепкий дурманящий сон.

***

Несмотря на волнение, я смогла превосходно выспаться. Когда очнулась, то солнце было уже высоко, часы показывали начало десятого а Ярослава рядом не было.

Только пустая половина смятой постели говорила о том, что он ночевал рядом.

Потянувшись, я присела и спустила ноги на коврик. Выходить из спальни не хотелось: здесь меня устраивала тишина, а также полное одиночество.

Если бы не голод, давший о себе знать урчанием в животе, возможно, я притворилась бы, что всё ещё сплю.

Вчера мажор упомянул , что мы уедем после обеда, так что можно было выйти к столу позже и, не тратя время на пустые разговоры и глупые нахальные вопросы, сразу перейти к извинениям и прощанию.

Вчерашняя изменница мне очень понравилась. Была в этой Жанне какая-то спокойная уверенность в завтрашнем дне, что не могло ни импонировать.

С такими дамами любой мужчина будет чувствовать себя кораблём, нашедшем тихую гавань. А лукавый взгляд из-под пушистых ресниц дамы без возраста намекал на то, что скучать в этой гавани не придётся никому.

При других обстоятельствах я с удовольствием пообщалась бы с Жанной подольше, но в присутствии Ярослава Дмитриева делать этого не хотелось. Создавалось ощущение, что постоянно нахожусь под надзором и нельзя сказать лишнего слова.

В дверь робко постучали и почти сразу молодой девичий голос произнёс:

— Госпожа Багирова, можно войти?

Голос был мне не знаком, судя по вежливо-угодническому тону, это была прислуга: горничная или кого там держат на побегушках в богатых домах?

— Да, конечно, — ответила я, набросив поверх пуританской ночнушки, которую я выбрала для этого вечера, шёлковый халат.

Девушка в белом переднике лет двадцати с хвостиком остановилась на пороге:

— Хозяйка хотела попросить вас спуститься на завтрак. Он будет на террасе, стол уже накрыт, —  и горничная или домработница уставилась на меня в ожидании ответа.

Лицо у визитёрши было совсем не запоминающимся, хотя и симпатичным, наверное, это, помимо трудолюбия, самая главная черта для тех, кто хочет служить богатым и успешным: не отвлекать на себя внимание гостей.

— Передайте, я сейчас буду. Спасибо, — ответила я и, девушка, кивнув, скрылась за дверью.

Я чувствовала себя золушкой, попавшей на чужой блистательный бал, где такие как я, образованные, умные, но не готовые принимать правила игры местной публики, приходились не ко двору.

Ну о чём можно беседовать с теми немногими гостями, что остались ночевать у Жанны и сейчас уплетали помпезный завтрак на свежем воздухе, восхваляя местные красоты?

Я оделась так же как вчера, решив, что переодеваться в повседневное не буду. Моё представление о каждодневном стиле могло кардинально отличаться от представлений того общества, что собралось внизу.

И хотелось позлить мажора. доставить ему каплю того дискомфорта, что он причинял мне.

«Маленькое белое платье» никак не вязалось с завтраком на террасе загородного дома. И пусть я буду похожа на даму с сомнительными моральными принципами, попросту, на хищницу в поиске богатого мужа, зато Дмитриев не станет задерживаться в гостях и поспешит забросить меня домой. Это как раз и входило в мои планы.

Однако, когда я вышла на террасу, то не увидела за овальным столом с хрустящей белой скатертью, никого постороннего. Если не считать Ярослава, Настю и Константина.

Последний окинул меня быстрым жадным взглядом, но тут же повернулся к хозяйке, всем видом показывая, что готов вернуться к прерванному с моим появлением разговору.

— Доброе утро, Герда! — улыбнулась Жанна, указывая мне на свободный стул. — Не стесняйтесь. Присаживайтесь, тут всё по-простому. Мы как раз говорили о том, что мода на пышные свадьбы в стиле «единственной купеческой дочери» давно прошла. Но вот за столом не все с этим согласны.

И хозяйка бросила взгляд на Костю с Настей. Ярослав сидел чуть поодаль от честной компании и рассеянным взглядом скользил по идеально подстриженному газону. При виде меня мажор лениво встал с места и пододвинул мне стул.

— Ну вот, к примеру, взять Ярослава и Герду, — произнесла Настя, махнув рукой в нашу сторону. Видимо, спор был жарким, потому что щёки Насти всё ещё пылали. — Они как раз хотят пышную свадьбу, хотя вполне современные.

— Не совсем пышную, если быть точным, — отозвался мой жених. — Примерно человек восемьдесят, если, конечно, Герда не решит пригласить половину Саратова.

Шпилька в мой адрес достигла цели, но эффект получился ничтожным. Я мило улыбнулась и, не глядя в сторону мажора, произнесла:

— Я вообще против торжества. Да и можно было вовсе обойтись без свадьбы. Но Ярослав настаивает, что всё должно быть по закону.

Вот, пусть получает любимый и родной! А то, родни моей из Саратова испугался!

— Да, Ярослав всегда у нас был предприимчивым! — вставил Костя, уплетая третий бутерброд с икрой подряд.

Я бы никогда не обратила на это внимания, мало ли, кто что ест, но племянник покойного отца, каждый раз, когда подносил кусок ко рту, озирался по сторонам, словно пугливый вор.


Замашки и реплики деятеля искусств явно не говорили о широте его души, скорее о ветре, привыкшем разгуливать в карманах.

— Потому что не привык тихушничать, — парировал мажор с явным удовольствием. — Что моё, то моё, и точка. И пусть все об этом знают.

Приятно, чёрт возьми! Пусть и показушно, да и от правды далеко, как от Луны до Юпитера, но слышать такие речи любой будет лестно. Даже если они не относятся ко мне.

Интересно, станет Дмитриев бороться за свою Вику? Будет следить, чтобы она дождалась его из тюрьмы фиктивного супружества? Или он давно искал повод дать ей отставку?

Последняя мысль явно доставила мне удовольствие.

— Это правильно, — подал голос муж Жанны. — Мне тоже пришлось добиваться официального брака. Три раза получал отказ.

Мужчина неловко схватил супругу за руку и поднёс её к губам так трепетно, будто прикасался к святыне.

— Дочь была против, но я решила, что давно отдала свой родительский долг и имею право пожить для себя, — пояснила Жанна, смотря на мужа с нескрываемой гордостью.

— Почему же? — Настя вся подалась вперёд, всем видом выражая интерес

— Боялась, что Женя отравит меня и заберёт наследство. Привыкла, что я вечно одна и вся в работе. Иногда даже взрослые дети довольно жестоки и эгоистичны, — в углу чётко-очерченного рта хозяйки пролегла складка, прибавившая возраст.