— Где ты только это всё купила? — удивилась я, осматривая её наряды: несколько костюмов жизнерадостно-сдержанных расцветок и бежевые лодочки на низком каблучке, да пару сумочек в тон костюмам.

— А ты тоже считаешь, что в Саратове глушь, как во времена Грибоедова? — невесело усмехнулась тётка. — Да ладно, я не сержусь, пустое всё.  — Не об этом речь, ты девчонка у меня с головой, не в мать пошла, и то, слава богу. Смотри сама, советов давать не буду, не приучена. Наследство, это хорошо, правильно, только держи ухо востро, мало ли оно как выйдет.

Я обещала, тётка внимательно на меня посмотрела и больше мы о Дмитриевых не заговаривали.

— Ради тебя иду на свадьбу, а эти пусть ко мне не лезут, — махнула тётя Надя, но уже с самого утра дня свадьбы заметно напряглась.

Кроме неё и Стаси я пригласила родню: двоюродного дядю с женой и трёх его дочерей, красотой особо не блиставших, но относившихся к этому не очень приятному факту с юмором, достойным восхищения.

— Всё, Герда, объявляем охоту на столичных кавалеров, — заявила Даша, старшая из сестёр.

Ей было немного за тридцать, на все вопросы о детях девица отнекивалась и говорила страшное и непонятное для родителей слово «чайлдфри».

Средняя сестра только что перешагнула двадцати шестилетний порог и воспитывала в браке сына. А младшая, самая юная, Ирина, зачитывалась Чеховым и говорила, что её семейство — реинкарнация Прозоровых из пьесы «Три сестры».

— А что? — смеялась она и прикрывала ладонями семейную черту — крупный нос с горбинкой. — В Москву мы уже приехали, осталось пожара в третьем акте дождаться.

— Представляешь? — по секрету рассказала мне средняя сестра, Тамара, когда мы мыли посуду на кухне. — Она даже билеты во МХАТ заранее купила.

— На «Трёх сестёр»? — улыбнулась я, подумав, что Ирина, как и её театральный прототип, знала весь текст роли наизусть.

— Нет, на «Чайку». Пойдёшь с нами? На следующей неделе, в субботу. Конечно, у тебя медовый месяц…

И Тамара, усмехнулась, наблюдая за мной из-под ресниц.

— Ничего, я с довольствием пойду с вами, — засмеялась я, легонько толкнув сестру в бок.

Я стояла с полотенцем на плече и вытирала мокрые тарелки после вечернего ужина, за которым накануне свадьбы  собрала всех приглашённых с моей стороны. Девять человек, не считая меня.

—Ты совсем не волнуешься о завтрашнем дне? — спросила Ирина, заглянувшая на кухню, чтобы узнать, о чём мы говорим.

Остальные сидели в зале и слушали Дашины объяснения: её родители снова завели разговор о том, как было бы хорошо погулять на свадьбе старшей дочери и понянчить внуков.

Но говорили они это уже по привычке, так, будто выполняли некий долг, обязывающий донести до нерадивого потомства простую мысль: счастье в детях. А сами и не чаяли взять на руки внучат от старшей дочери.

Я подумала, что случись у Даши беременность, они бы и сами не рады были. Вон, сыном средней дочери особо никогда не интересовались, а на младшую пока и не наседали.

— Не волнуюсь, — заверила я по десятому кругу своих шумных родственников. И подумала о том, насколько рада их всех видеть.

К счастью поздно вечером эта компания разъехалась по съёмным квартирам. Мне предстояла спокойная ночь, последняя перед тем, как я скажу в загсе «Да».

— Зачем ты потратилась на съёмную квартиру? — недовольно пробурчала тётка, когда мы остались одни. — Я поняла, в коттедже вполне можно жить. Тем более летом. Я твои деньги не считаю, не подумай, но всё же в этом Москва-сити цены, должно быть, кусачие…


— Так и есть, — улыбнулась я. — Но в том доме я жить не хочу. Машины у меня нет, да и глушь там, хоть и охраняется всё. Нет, я всегда хотела жить в студии в самом центре Москвы. Это мой свадебный подарок самой себе.

— Ну как знаешь, — тётя Надя придирчивым взглядом огляделась вокруг. — Послезавтра шторы сниму и замочу. Прогенералю тут тебе.

— Да не стоит! Я не планирую здесь долго оставаться. А давай, ты переберёшься сюда. Ну, что тебя в Саратове держит? Медсёстры и здесь нужны…

Эта мысль и раньше приходила мне в голову, а теперь, с деньгами, реализовать идею будет гораздо проще.

Детей у тётки по медицинским причинам никогда не было, мужей — по житейским обстоятельствам — уже не стало. А я по ней скучала.

— Посмотрим. Не созрела я пока. Или ты беременна? — спросила она с самым невинным тоном, как бы между прочим.

— Нет, — ответила я уже в который раз. — И в ближайшие годы не собираюсь.

— Так ты тоже, как Дашка, фристайл?

— Чайлдфри, — засмеялась я и покачала головой. — Пока нет, но кто знает, кто знает. Многое будет зависеть от моего будущего мужа…

Тётка на это заявление только скептически хмыкнула.

***

Я нарочно задерживала время отхода ко сну, и тётя Надя прекрасно это понимала, но по деликатности и из принципа «не просят — в душу не лезь» молчала.

Наконец, зевнув, я пожелала ей спокойной ночи и удалилась в спальню, выключив везде свет. Обычно, уже лежа в постели, я ненадолго залипаю в экране смартфона, чтобы поиграть в простейшую игру, но сегодня намеренно не стала трогать телефон, чтобы не нарушить сон.

Тайком от тётки я выпила две таблетки валерианы и имела полное право надеяться на спокойный сон без сновидений.

Но он всё не приходил. Чтобы отвлечься от нежеланных мыслей, полных тревог, я стала размышлять, куда потрачу деньги.

Конечно, Сергей Сергеевич предупредил, что большая часть наследства, полученного в результате заключения брака между мной и младшим Дмитриевым, находится в ценных бумагах.

Можно их обналичить сейчас, потеряв в деньгах, можно попридержать  гарантированно (ну, почти) получить полмиллиарда рублей.

И всё же деньги у меня будут и очень скоро. Не вся сумма, но и части хватит для милых хотелок. Купить недвижимость? С одной стороны, заманчиво, вроде даже дальновидно, но, с другой, её надо содержать, платить налоги и прочее.

Да и привлекать к себе внимание не хотелось. Глупо, кого сейчас удивишь квартирами и домами, и всё же.

Можно купить украшение, брендовые шмотки, заняться батиком, поехать практиковать йогу на Гоа, как я давно мечтала. И всё же почему-то внутри я чувствовала пустоту.

Наверное, потому что представляла себе ночь накануне свадьбы иначе. Надо сказать, замуж я никогда не стремилась.

Все романы сводились к приятному сексу и к лёгкому времяпрепровождению. Стоило партнёру приоткрыть завесу души, как я разочаровывалась. А от тех, кто нравился мне до мурашек, я всё время ждала подвоха.

И дожидалась, чего уж там. Приятельницы и коллеги считали верхом женской мудрости закрывать на огрехи мужчины глаза, отдавая преимущество крепости фасада семейного дома, а не прочности несущих конструкций. Они выкладывали в Инстаграм идеальные фото, за которыми часто стояло душевное отчуждение.

 А я так не хотела. И вот завтра у меня будет идеальное свадебное торжество с приглашённым модным фотографом, изящно одетыми гостями и свадебным тортом. А когда оно закончится, снова останется лишь пустота.

Злило меня другое: ну вот, скажите на милость, почему меня так тревожит этот союз? Брак у нас фиктивный, беспокоить меня мажор не собирается, даже звонить вряд ли станет…

Другая бы мечтала о таком: деньги свалились, а обязательств почти нет. Серьёзные отношения пока на горизонте не маячили, а секс для разрядки я всегда найду, не проблема.

И всё же в голове крутился вопрос: почему я согласилась на этот брак? Из-за денег? Частично. Будь на месте Ярослава Дмитриева кто угодно другой, из семьи, не связанной с моим прошлым, поступила бы я так же? Или решила, что всё это тщательно спланированное мошенничество и отказалась от греха подальше?

Я повернулась на другой бок и выключила сплит-систему. Лучше открыть окно, чем замёрзнуть и простыть.

Удивительная вещь: я всегда выбирала в партнёры мужчин чуть старше. Конечно, не тех, кто годился мне в отцы, но с разницей, допустим, лет в пять и больше. И Ярослав тоже отлично вписался в этот критерий!

И его любовь к Вике тоже соответствовала внутренним ожиданиям: твой избранник обязательно оставит тебя ради другой. Как отец поступил с моей матерью.

В комнате стало душно. Я встала и открыла балконную дверь, а потом ещё какое-то время смотрела на Луну. Она была такой бледной, круглой и печальной, под стать моему настроению.

Присев на пороге, я прислушалась к звукам сверчков, прорезавшим тишину ночи. Дом стоял почти на отшибе, за это я и выбрала его из многих похожих. А уже завтра буду ночевать на новом месте.

Первая брачная ночь с бутылкой шампанского, горячей ванной и сериалом. А что, не так уж плохо? Пусть мажор развлекается со своей Снежной королевой, мне нет до них дела.

Раз он не видит сущность Вики, то ему и не надо. За то немногое время, что мы провели в разговорах, я поняла, что Дмитриев — человек дела. Возможно, ему просто нужна рядом удобная и милая женщина, готовая принимать его таким, какой он есть. Грубоватым, малоэмоциональным, циничным…

А я ведь была готова пригласить Ярослава в свою постель: наверное, хотелось понять, что в нём такого особенного. Или вдруг почудилось, что он может дать мне удовлетворение. Секса давно не было, а тут эта волнительная совместная ночь в чужой постели. Нет, не то.

Я усмехнулась и очертила указательным пальцем колено, медленно спустившись по бедру. Было что-то в моём будущем муже, что заставляло к нему присмотреться, двойное дно.


Снаружи обычный мажор, баловень судьбы, а внутри что? Отец, как оказалось, помнивший о моём существовании, ни разу не захотел узнать меня, но усыновил ребёнка жены. И даже, когда развёлся, чтобы жениться на Насти, продолжал тесно общаться с пасынком.

Вдова сама мне призналась, что между мужчинами была настолько тесная связь, будто они и вправду друг другу отец и сын.

Наверное, Дмитриеву-старшему хватало одного ребёнка. Не все готовы любить двоих. Впрочем, я знакома и с теми, и их немало, кто не способен любить вообще.

Я поднялась и легла обратно в постель. Уже засыпая, подумала, что буду рада насолить Вике и вызвать в ней ревность. Пусть покажет хоть какие-то эмоции. И пусть Ярослав тоже переживает, что не может соединиться с любимой. Пусть им обоим будет больно! А не только мне.

***

Ярослав


— Ты меня слушаешь? — спросила Вика, видимо, уже не в первый раз и пересела поближе. — Я мешаю, да?

Я посмотрел на девушку и провёл по её волосам, пропустив длинную гладкую прядь между пальцами.

— Нет, — ответил я, чуть помедлив, любуясь своей женщиной. Красивая, терпеливая, понимающая и покорная — всё это восхищало меня как и раньше, хотя за последние месяцы былые чувства немного потускнели.

— Давай уедем куда-нибудь, — Вика внезапно вцепилась мне в руку и заглянула в глаза, как преданное существо, не мыслящее себя без хозяина. Глупое сравнение, верно, только Вика в те моменты, которые казались ей тревожными, вела себя именно так. — За границу или на Камчатку. Ты обещал меня свозить, помнишь?

— И ты готова ехать на край света с мужчиной, только что женившимся на другой? Той, которую он и знает от силы два месяца? Скажи, тебе не обидно?

Я обхватил обеими руками её голову и заставил посмотреть в глаза. В светло-голубых льдинках не отразилось и капли волнения, будто она ждала этого вопроса и была готова дать тот ответ, что меня удовлетворит.

— Нет, я люблю тебя, — ответила она ровным тоном, придав голосу требуемую мягкость. — И буду ждать. Понимаю, что за четыре года многое может поменяться, но не могу вот так отказаться от своих чувств. Мы любим друг друга, это ведь главное, верно?

Её лицо приблизилось к моему, и наши губы соприкоснулись. Вика всегда была податливо-мягкой, так и её губы, с которыми я мог делать всё, что захочу. Моя женщина никогда не проявляла настойчивости, могла лишь предложить себя, но, почувствовав малейшее недовольство, тут же, как волна, откатывалась назад, пряча за длинными ресницами все желания.

Мне всегда нравилась эта её безусловная покорность и неконфликтность, так почему же в последний месяц стала всё раздражать? Наверное, виной всему нервы и сложившиеся обстоятельства, в которых я чувствовал себя как в клетке, обитой мягким войлоком.

Вот и сейчас, овладевая привлекательным женским телом, я на секунду представил на её месте другую, и в тот же миг получил разрядку. Вика прижалась и радостно выдохнула.

— Почему ты всегда кончаешь после меня? — спросил я её немного позже, когда мы оба приняли душ, и я налил холодное шампанское в бокалы.

— Не знаю, — мягко улыбнулась она и застыла, будто почуяв неладное, а улыбка так и блуждала на губах, будто приклеенная. — А это плохо?