Она затаила дыхание, глубже погрузила ногти. Казалось, он не чувствовал боли. Потрясенная потоком возбуждения в венах, необычным чувством, как будто сами кости растворяются, Изабель изучала лицо Рэнда. На его лбу выступал пот, грудь поднималась и опускалась в более глубоком ритме. Он не был беспристрастен к тому, что делал под столом. В этом было некоторое утешение.

Удерживая ее взгляд, он стал продвигаться глубже при помощи одного длинного пальца, на виду у всей собравшейся знати, на расстоянии не более фута от короля и королевы. Изабель не могла больше терпеть это. Она закрыла глаза, приняв решение. С негромким возгласом, что-то между молитвой и проклятием, она наклонилась, чтобы прижаться своими губами к его.

Он открыл рот навстречу ей, провел языком по ее губам, проскользнул между ее зубами. И его вторжение совпадало с легкими волнообразными движениями, которые он делал в самом центре ее тела. Она задохнулась и вздрогнула, когда огонь пробежал по ее коже. Мгновение спустя это чувство дошло до низа ее живота, слилось с расплавленным жаром у его ладони.

Он весь напрягся рядом с ней, мышцы его плеча, к которому она прислонилась, затвердели как камень. Долгие секунды он не двигался. Затем она почувствовала его вздох на своей щеке. Он медленно отодвинулся, опустил юбку ее платья на место. Она отвернулась, скрывая свой взгляд под ресницами.

В тот же момент она услышала перешептывания голосов со скрытым смехом. Горячее унижение настигло ее. Ей хотелось вскочить на ноги и оставить возвышение, потеряться среди низших, которые находились ниже солонки, удалиться в комнату, которую она делила со своими сестрами в девственной безопасности, и никогда больше не думать о браке или муже.

Это было невозможно. Что-то надо вытерпеть, какова бы ни была цена.

Она подняла подбородок и выпрямила спину, посмотрела прямо в серебристо-серые глаза своего жениха и заставила губы сложиться в улыбку.

— Вы получили расплату, сэр, и пусть она удовлетворит вас.

— Вряд ли, — сказал он с ленивой улыбкой. — Я боюсь, это только возбудило мой аппетит. Такой нежный кусочек, который я обнаружил, не могу дождаться, когда попробую все целиком.

— Сэр!

— Хотя я считаю, что после того, что мы разделили, вы можете называть меня Рэнд.

Он имел в виду их клятвы. Что касается того, что он хотел попробовать, он не мог иметь в виду — нет, конечно, нет! Он только пытался встревожить ее.

Она не могла позволить ему добиться желаемого. Или, по крайней мере, не могла позволить, чтобы он это узнал. Контролируя свое воображение с отчаянным усилием, она отвернулась от него и взяла маленький кусочек мясного пирога, который остался на тарелке между ними. Она укусила его, намереваясь не показывать виду, если он ее убьет. А он может, подумала она, жуя и глотая через силу. Она не могла сказать, что было внутри слоеной корочки. Она ничего не почувствовала во рту, кроме праха и сожаления.

Свадебный турнир проводился на полях Тотхилл-Филдс в окрестностях Вестминстера. Открытая местность, обсаженная группками деревьев, была местом, где проводилась ежегодная трехдневная ярмарка, травля собаками привязанного быка, схватки медведей с собаками, петушиные бои и казни через повешение. Для короля, королевы, их приближенных и почетных гостей был построен павильон, покрытый навесом, чтобы можно было спрятаться от августовского солнца. Кроме того, сегодня для состязания были поставлены островерхие белые палатки для рыцарей и их лошадей. Все остальные сидели на своих лошадях или на повозках, образуя неровные ряды с обеих сторон. Некоторые привезли сарациновые ковры, стулья и корзины с провизией для большего комфорта, а также слуг с опахалами, чтобы отгонять жару и мух. Позади титулованных особ шумной, беспокойной толпой теснились горожане. Среди них ходили продавцы эля, вина, тортов, и пирогов, и диких фруктов, промышляли вездесущие карманники и попрошайки.

Как и предсказывал Брэсфорд, это должен был быть не цивилизованный рыцарский турнир, на котором противники в доспехах, вооруженные копьями, бьются один на один.

Это было жестокое побоище. В гуще схватки телесные повреждения и вражда были неизбежны. В Англии и в Европе такого рода турниры проводятся только для развлечения королей, в них запрещается участвовать чистокровным аристократам.

В этой маленькой битве рыцари выстраиваются в две шеренги на противоположных сторонах поля. По сигналу противники скачут навстречу друг другу. Сходятся посредине со страшным лязгом. Единственным оружием, которое разрешалось, были мечи, притупленные на концах, и щиты. Рыцаря, уклонившегося от драки, могли догнать, схватить и удержать для выкупа. Воин, которого посчитают самым храбрым, сильным и искусным в битве, получит большую награду от короля. Бывало, что смертельные раны наносились острым оружием, что только подогревало жаждущую крови толпу.

Солнце палило нещадно, от копыт лошадей, которые бродили по полю, поднималась пыль, и толпа гудела, как растревоженный пчелиный улей. Под навесом, где Изабель сидела как почетный гость, стоял горячий воздух. Она обмахивалась листом пергамента, вставленным в изогнутую ивовую раму, но все равно чувствовала, что лицо горит. Ее самым большим желанием было находиться где-нибудь в другом месте. Она никогда не присутствовала на побоищах, но слышала о них. Она не горела желанием увидеть, как над кем-то будут насмехаться за его неуклюжесть или трусость, кого-то порежут острием меча, выбьют из седла и затопчут, покалечат или еще хуже. То, что король приказал провести турнир в день ее бракосочетания с Брэсфордом, могло быть честью, от которой она бы с радостью отказалась.

По-видимому, было неизбежно, что ее муж и Грейдон займут противоположные стороны поля. Массивная фигура виконта Хэнли виднелась рядом с ее сводным братом, а единокровный брат Брэсфорда Уильям Мак-Коннелл, видимо, был распределен в тот же отряд, что и Рэнд. Она узнала еще нескольких воинов по цветам их одежд и развевающимся флажкам, отмеченным гербами и эмблемами, — кабан Грейдона, медведь виконта, ворон Брэсфорда, — но не могла вспомнить имена их всех. Отчасти причиной было то, что они не оставались на одном месте, а ездили туда-сюда, чтобы размять мышцы, проверить надежность своего снаряжения или успокоить коней.

Она держала в поле зрения бело-голубой флажок Брэсфорда, на котором был изображен черный ворон с расправленными крыльями. Вместе со своим оруженосцем Дэвидом он, казалось, изучал площадку, где в назначенное время произойдет главное столкновение. Он ездил верхом, устремив взгляд в землю, покрытую травой, рыская вперед-назад, хотя она не была уверена в том, что он ожидал что-то найти. Возможно, это было просто мерой предосторожности против неожиданностей в виде сырой, неровной земли или кроличьих нор.

Наконец он, казалось, был доволен, так как некоторое время спустя развернул коня, оставил своего оруженосца и медленно подъехал к павильону. Король Генрих как раз усаживался на трон, и Брэсфорд поприветствовал его во всеми формальностями, прежде чем повернуться к ней.

— Мадам Брэсфорд, моя леди, — выкрикнул он, приветствуя ее, ударяя кулаком в перчатке себе в защищенную кольчугой грудь на уровне сердца и склоняя голову, которая пока не была покрыта шлемом. — Тысячу приветствий вам в этот наш свадебный день! Я, бедный рыцарь, собирающийся участвовать в турнире, прошу знак вашего расположения для ободрения и защиты в этой борьбе. Вы дадите мне его?

Она уже сказала ему, что не даст, но здесь он был с публичной просьбой. Она смотрела на него, поджав губы и с возмущением в глазах, но он казался непоколебимым в соответствии со своим личным лозунгом. Мужчина ждал, невероятно красивый в своей кольчуге, прекрасно подходящей под его мощное телосложение и покрытой белой туникой, на которой была вышита его эмблема — лазурный щит с вороном с расправленными крыльями, и которую пересекала левая перевязь незаконнорожденного. Он бросил ей вызов, и она могла отказать, сделать из него посмешище, показав, что она, его невеста, не преподнесет ему знак расположения и не даст ему благословения.

Она должна отказать. Это то, чего заслуживал Брэсфорд за его упрямство по поводу ее просьбы о Ночи Тобиаса и особенно после того, как он подло воспользовался ею за завтраком. Было невероятно, что сейчас он требует такого дара. Пусть делает то, что может, без него.

Король тоже ждал, на его суровом лице застыло хмурое выражение. Елизавета Йоркская казалась смущенной. Одна из ее фрейлин захихикала и зашептала что-то другой, прикрыв рот рукой. В конце павильона, прислонившись к угловому столбу, Леон, Мастер празднеств, бренчал на своей лютне и слегка улыбался

сам себе. Конечно, было невозможно сказать, забавляла ли его ее дилемма или только глупость человечества.

Именно в этот напряженный момент на поле выбежал маленький мальчик. Не старше трех лет от роду, белокурый ангелочек, он весело смеялся от того, что убежал на открытое пространство; он перебирал своими пухленькими маленькими ножками под коротеньким дублетом, и его прекрасные кудряшки сияли на солнце. Он смотрел назад через плечо, не обращая внимания, куда бежит, улепетывал от женщины, которая пронзительно кричала. Он пронесся позади Брэсфорда, уклонился от оруженосца, который вел коня, глаза которого были наполовину прикрыты конским налобником, и бросился навстречу скачущему галопом рыцарю.

Раздались вопли и пронзительные крики. Изабель встала со своего сиденья, приложив руку к губам. Король выкрикнул команду, и полдюжины человек бросились ее выполнять.

Поздно. Слишком поздно.

Но Брэсфорд уже разворачивал своего большого серого коня, чтобы броситься за мальчиком. Он наклонился в седле, протягивая одну руку в кольчуге. Он схватил ребенка за дублет сзади и стал поднимать его, выше, выше, выше, пока не прижал его к своей груди как раз тогда, когда его серый конь врезался в скачущего рыцаря.

На одно мгновение Изабель подумала, что Брэсфорд будет выбит из седла, подумала, что мужчина и ребенок будут сброшены на землю и попадут под копыта движущихся лошадей.

Этого не случилось.

Рэнд развернул коня, остался в седле, пустил серого рысью и вскоре остановил его. Он сказал что-то ребенку, который сейчас прижимался к нему и всхлипывал ему в тунику, затем наклонил голову, чтобы услышать его ответ. Ребенок успокоился, посмотрев вверх на Брэсфорда, на его маленьком личике появилось некоторое удивление сравни благоговению.

Странная удушающая боль возникла в горле Изабель. Она глотала соленые слезы, откинувшись на сидении и сжав руки на коленях так сильно, что поврежденный палец пульсировал от ужасной боли. Она едва чувствовала это, наблюдая за Брэсфор-дом, подъехавшим к боковым рядам, чтобы передать маленького беглеца женщине, которая выбежала на поле и стояла там, заламывая руки с мокрым от слез лицом.

Раздались громкие аплодисменты из королевского павильона вместе с криками радости, удивления, похвалы. Два десятка женщин начали снимать вуали с усеченных конусов их головных уборов, вытаскивать платки из своих длинных рукавов и ленты из выреза платья.

— Возьмите это, сэр Рэнд! — звали они. — Мой знак расположения! Мой знак расположения! На удачу, сэр Рыцарь! На везенье!

Изабель посмотрела на свой свадебный костюм. У нее не было ни платка, ни лент. Ее волосы были непокрыты, так что она была без вуали. Все, что у нее было — один из ее длинных рукавов, которые были прикреплены к плечам платья завязками. Выдернув длинный кусок вышитого белого шелка, сняв его с руки, она вскочила на ноги. Она вращала его над головой и выкрикнула вместе с остальными:

— Брэсфорд! Ко мне, Брэсфорд!

Он не смотрел в ее сторону, так же как и игнорировал остальные звонкие женские голоса. Поговорив еще с ребенком, он передал его в руки матери и повернул своего коня прочь.

— Брэсфорд!

Он как будто не слышал и удалялся, чтобы присоединиться к своему отряду, который выстраивался в дальнем конце поля. Он уходил без ее защиты, без знака ее расположения. Он принял ее отказ даровать его.

— Рэнд! — прокричала Изабель с сожалением и мольбой.

Он напрягся, повернулся в седле. Улыбка засияла в его глазах,

когда он увидел рукав, который она держала. Повернув коня, он прогарцевал назад, подъехал близко к деревянной ограде павильона. Вокруг них затихли пронзительные крики мольбы, как и хвалебный гул.

Улыбка Изабель была нерешительной, когда она встретилась с ним взглядом. Его темные глаза были острыми, как сталь, пока она повязывала целый рукав ему на руку выше локтя. Когда она закончила, он резко наклонился, чтобы обнять ее за талию рукой, покрытой кольчугой, и подтянул выше ограждения, притягивая к себе. Твердая стальная рука сжала ее талию в жестком объятии, прижала ее грудь к кольчуге, одетой под туникой. Она почувствовала жар от нее и от разгоряченного тела под ней, когда протянула руку, чтобы опереться. Затем его рот, жаркий, властный и невероятно сладкий завладел ее губами, врываясь как захватчик, требуя покориться.