Ивана Трамп - Только про любовь

– Домашнее варенье по особому рецепту, – сказала она Кристиану с улыбкой. Затем, как будто заметив что-то необычайное, она внимательно посмотрела сначала па него, потом на Катринку, и в ее глазах был написан вопрос. Она уже собиралась его задать, но передумала и только добавила: – Скажите мне, если что-то не так.

– Вы всегда излишне волнуетесь, все прекрасно, – сказала Катринка, смеясь.

– Это очаровательная маленькая гостиница, – сказал Кристиан.

– Да, – согласилась Катринка, оглядывая полупустую комнату с восторгом. – Но спад в экономике добрался и сюда. Обычно здесь было полно народу в это время.

– Госпожа Грэхем…

– Я думаю, ты можешь звать меня Катринкой, – сказала она, глядя ему в глаза.

– Катринка, я насчет нашего разговора вчера вечером и о том, что я рассказал вам о моих родителях.

– Да?

– Я знаю, что расстроил вас. Я не должен был говорить так откровенно с вами. Я не совсем понимаю, зачем я это сделал. Именно поэтому мне так хотелось увидеться с вами сегодня, чтобы объясниться.

– Нет, Кристиан, вам не надо ничего мне объяснять.

– Но я хочу объяснить… – сказал он. – Мне бы не хотелось, чтобы вы плохо обо мне думали.

– А я и не думаю, – успокоила она. – Но почему это для вас так важно? Мы очень мало знаем друг друга, и то, что я думаю об этом, не должно иметь значения.

– Нет, это важно. Я не знаю почему. Обычно мне наплевать, что люди думают. Но мне бы хотелось, чтобы я вам поправился.

Его притягивало к ней, она это видела. Ей было и приятно, и страшно. Она все делала не так. У него создалось неправильное представление. Он неправильно оценивал свое и ее чувства.

– Хорошо, – сказала она, улыбаясь и помешивая чай. Стараясь снять напряжение, она добавила: – Я выполню твое желание. Ты чрезвычайно интересный мальчик. – Катринка надеялась, что он поймет ее правильно и не начнет спорить, что он уже мужчина, а не мальчик.

Но он вновь удивил ее.

– Знаете, совершенно неважно, что я сказал о моих родителях, что я чувствую по отношению к ним. Они мои приемные родители.

– Они тебе это сказали? – спросила Катринка с удивлением. Почему, если Кристиан знает об этом, Циммерман так настаивал, чтобы это оставалось тайной?

– Нет. Конечно, нет, – сказал Кристиан. – Они никогда бы не сказали правду. Однажды я услышал, как они спорили. Когда я был еще совсем маленьким. Около четырех лет. Вот, возможно, почему я всегда так ужасно к ним относился.

– В четыре года как можно быть ужасным?

– Вы себе и не представляете, – ответил он опять с какой-то странной гордостью. – Я был таким ужасным, что они отослали меня в шесть лет в эту школу.

– Вновь ты преувеличиваешь, – сказала она.

– Поверьте мне, нет.

– Если они тебя усыновили, значит, они очень хотели иметь ребенка. Они, должно быть, очень любили тебя.

– Они вовсе не любили меня. И я не любил их. Им нужен был еще один символ общественного положения, как, например, определенная марка машины или определенное место жительства. Если у вас всего этого нет, а у других есть, то вы чувствуете себя ущербным. Так и дети для некоторых людей, – добавил он с холодной улыбкой, – символ определенного успеха.

– Да, я знаю, – Катринка не знала, что же делать: сказать ему или нет, сказать ему сейчас или подождать. Но сейчас была возможность, которая, может быть, долго не представится еще раз, и она решилась: – Тебе когда-нибудь хотелось знать, кто твои настоящие родители?

– Конечно, – сказал он с улыбкой. – Всегда.

– Ты не пытался их найти? Он пожал плечами.

– Зачем мне еще какие-то другие родители, которые тоже не хотят меня? – И рассмеялся. – Не понимаю, почему я это вам все рассказываю.

– Потому что я гожусь тебе в матери, – ответила она с облегчением.

– Вы – нет. – Эта мысль, казалось, его ошеломила.

– И потому что мне интересно знать, – она взяла булочку, разломила ее пополам, намазала вареньем и откусила кусочек. – Когда твой день рождения?

– Вы хотите знать мой знак зодиака? – Он пожал плечами. – Я рак. 30 июня.

– У меня есть сын, который родился 30 июня.

– Да? – Он выглядел скорее удивленным, чем заинтересованным. И он не хотел говорить о ее сыне.

– 30 июня 1968 года.

– Но это же мой день рождения! – воскликнул он. – Я не знал, что у вас есть сын. Где он?

– Я очень долго пыталась его найти. Я… Я отдала его для усыновления, когда он родился.

– Вы, должно быть, были очень молоды, – сказал Кристиан медленно, как бы пытаясь осмыслить то, что он только что услышал.

– Да. И очень напугана. Мой любовник был женат. Мои родители только что умерли, погибли в автомобильной катастрофе. Я не знала, что делать, и я сделала эту ужасную ошибку. О чем я всю жизнь сожалею.

Он посмотрел на нее подозрительно.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Она улыбнулась:

– Потому что ты рассказал мне свою историю. И для того, чтобы ты понял и, может быть, простил.

– Простил? Простил кого?

– Меня, – сказала она.

Его взгляд впился в ее лицо, как будто ища ответа, и вдруг он понял.

– Это вы!

Она кивнула головой. Она хотела протянуть руку и дотронуться до него, но побоялась сделать это.

– Я узнала, кто ты, только позавчера. До этого я не имела ни малейшего намека, ничего. И я приехала не для того, чтобы сказать тебе об этом. Я совершенно не то собиралась сделать. Я хотела только увидеть тебя, узнать тебя поближе. – Она перевела дыхание. – Но все случилось само собой. Прости, если я тебя расстроила.

– Расстроила? Нет, скорее, потрясла. – Он помолчал некоторое время, затем, наконец, сказал: – Я думал, я тебя возненавижу.

– И что же?

– Я не знаю. – Он рассмеялся. – Боже мой. Я думал, что я пошлю тебя к черту.

– Не говори так со мной, – сказала она недовольно. Он тут же раскаялся в своих словах:

– Простите.

– Ты очень любишь шокировать.

– И вы тоже, – парировал он.

– Нет, ты не прав. Я совсем этого не люблю.

Он поднялся.

– Извините меня, пожалуйста. Я… Я действительно должен пойти и обдумать все это.

– Подожди… минутку. – Она позвала официантку и попросила ручку, а затем написала свой нью-йоркский телефон на салфетке и передала ему. – Я останусь здесь только до завтра. После этого ты сможешь найти меня в Нью-Йорке. Мой секретарь, мисс Робин, всегда знает, где найти меня. Если ты позвонишь, она мне все передаст. Я надеюсь, ты позвонишь, – добавила она мягко.

Кристиан взял у нее салфетку, засунул ее в карман куртки и застегнул «молнию», но ничего не ответил. Щелкнув каблуками, он слегка поклонился.

– Это было очень интересно, – сказал он холодно, и лицо его было уставшим и напряженным. – Интереснее, чем я ожидал. До свидания.

– До свидания, – сказала она.

– Ты не хочешь, чтобы я заказала тебе ленч из ресторана? – спросила Робин.

– Я не голодна, – ответила Катринка, просматривая накопившиеся за время ее отсутствия телефонограммы.

– Тебе нужно что-то поесть.

Катринка была утром у врача, и он сказал то же самое.

– Салат, – согласилась она, – и черный кофе.

– Чай, настоенный на травах, – возразила Робин. – Ты пьешь слишком много кофе.

– Чай на травах, благодарю тебя, – быстро согласилась Катринка. Она оторвала взгляд от телефонограмм и спросила:

– Больше ничего не просили передать?

Почти у двери Робин обернулась, и улыбка осветила ее веснушчатое лицо.

– Тебе все еще мало? Мне казалось, что ты хочешь как можно раньше освободиться от всего этого сегодня.

Марк должен был вернуться днем из Сиднея, и поэтому Катринка решила навести красоту, начиная с головы и кончая ногами – волосы, ногти, массаж лица и тела, – чтобы быть во всем великолепии к их встрече. Ей предстоял сложный вечер, и она хотела выглядеть и чувствовать себя как можно лучше.

– Мне кажется, что надо начинать отвечать па звонки, – сказала она со вздохом, поднимая трубку телефона. Ей хотелось чувствовать себя счастливой при мыслях о Марке, но вместо этого она чувствовала тревогу.

– Я позабочусь о ленче, – сказала Робин, выходя из комнаты и пытаясь понять, кто же этот Кристиан Хеллер, который привел Катринку в такое состояние. Все, что она знала о нем, – это то, что она должна была найти Катринку, где бы она ни находилась, как только он позвонит. Не похоже, чтобы это был новый дружок. Она слишком влюблена в Марка ван Холлена, и кто может ее осудить за это? Любопытство погубило кошку, напомнила она себе, утешась тем, что если Катринка доверяет ей не все свои секреты, то, по крайней мере, она не доверяет их больше никому.

– Вам звонит ваша мать, – сказала ей Люси, одна из помощниц секретаря, когда Робин вошла в офис.

– О Боже! – пробормотала она. – Сейчас последует еще одна нотация по поводу Крейга. Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как они начали жить вместе, и мать могла бы привыкнуть к этому. – Люси, пожалуйста, попросите, чтобы из ресторана прислали салат из тунца для миссис Грэхем, и позвоните мне через пять минут с сообщением о важном телефонном разговоре.

– Но, – Люси смутилась, – если никто не позвонит вам?

– Просто сделайте мне одолжение, Люси. Ладно? Позвоните мне!

Катринка еще раз проверила список, хотя знала, что не могла пропустить его имя. Кристиан не позвонил. Во всяком случае, пока еще не позвонил. В последний день ее пребывания в Кицбюэле она не пошла кататься на лыжах, а прождала его в своей комнате, пока не подошло время уезжать в аэропорт. Она надеялась, что за несколько часов он оправится от шока и все обдумает, что у него возникнет такое же, как у нее, желание наладить какие-то отношения. Но он не позвонил ей тогда, и спустя четыре дня тоже. И Катринка подумала, что он может вообще не позвонить, поскольку ему не нужен родитель, который бросил его сразу после рождения.

Катринка еще не решила, что сна будет делать, если он не позвонит. Она нашла его, попыталась убедить, что ее волнует его судьба, что она хочет, чтобы он был в ее жизни. Остальное решал он. Ему было двадцать три года, он взрослый человек. Как она может настаивать, чтобы у них были какие-то отношения? Как она сможет заставить его любить ее, если он не захочет этого? Катринка так долго искала его, так много лет ее жизни ушло на эти поиски… Она знала, что ей будет тяжело, если их отношения прекратятся. Но сидеть и ничего не делать – было не в ее характере.

Катринка позвонила по телефону в несколько мест, потом присутствовала на совещании и ознакомилась с новыми показателями, которые, к всеобщему удовлетворению, медленно улучшались, затем уладила спор между руководителями финансового и рекламного отделов. Ее клонило в сон, необходимо было хоть немного вздремнуть.

– Я скажу, что нам следует сделать, – обратилась она внезапно к участникам совещания. – Фонд помощи обездоленным детям планирует отпраздновать Рождество. Мы бесплатно предоставим детям зал и попросим, чтобы какая-нибудь знаменитость – Сильвестр Сталлоне, Лучано Паваротти или кто-то еще – переоделась в костюм Санта-Клауса. Газеты обязательно напишут об этом, и мы сэкономим в этом месяце на рекламе. Убьем двух птичек одним камнем.

Никто не посмел ей напомнить, что именно такой «камень» не раз кидал Адам. Все поддержали ее идею.

– Мне это нравится больше, чем простой плакат в холле, – сказал Майкл Ферранте с улыбкой.

– Это интересная мысль, – заметил руководитель отдела рекламы с видом, будто ему только что подарили мешок золотых монет.

Парикмахер уложил ее волосы вверх, изобразив свободный каскад кудрей, но Катринка решила, что ей больше пойдет, если они будут зачесаны книзу. Так ее прическа лучше сочеталась с кремовым шелковым брючным костюмом от Вики Тиль, который она собиралась надеть. Она исправляла прическу, когда зазвонил телефон. Думая, что это Марк, она быстро вышла из-за туалетного столика, схватила трубку и услышала, как незнакомый голос произнес ее имя.

– Кто говорит? – осторожно спросила она.

– Вы не узнали мой голос, – с нарочитой грустью ответили на другом конце по-немецки.

– Кристиан! О, я так рада, что ты позвонил!

– Вы уже думали, что я могу не позвонить?

– Я надеялась, но я не была уверена!

Катринке всегда казалось, что, когда она найдет своего сына, между ними сразу же возникнут контакт и понимание. Все проблемы будут несложными, и их будет легко разрешить. Но сейчас все было не так. Она уже поняла это, хотя провела с Кристианом не так уж много времени. С ним было нелегко, он ускользал от нее, в нем были странности, которые удивляли ее: раздражающие вспышки озлобленности и неожиданная ранимость, почти постоянная открытость и очарование и вызывающая поза. Ей казалось, что она сражается с ним на шпагах. Она спрашивала себя, что еще можно ожидать от человека, который рос в его условиях. Она собиралась каким-то образом исправить все это, если только он позволит ей сделать это.