Я проснулся от удушья, тяжело дыша, ощущая тяжесть на своей груди и теплый мех. Моргнув, я обнаружил Счастливчика, залезшего на меня. Он скулит, из груди слышно урчание.

  - Боже, - я сел и убрал с лица волосы.

  Ева спала рядом со мной, свернувшись в клубок и подложив руки под подбородок. В окне я увидел быстро угасающее солнце. Быстро взглянув на часы, обнаружил, что уже слегка перевалило за пять вечера. Будильник должен был прозвонить через 15 минут, так что я потянулся к смартфону, чтобы отключить его.

  Счастливчик засунул голову под мое предплечье. Взяв его, я поднес его к уровню глаз. - Ты снова сделал это.

  Он разбудил меня от кошмара. Черт побери, сознательно ли он делает это? Так или иначе, я был благодарен. Погладив его с усердием, я выскользнул из постели.

  - Ты встаешь? - спросила Ева.

  - Мне нужно к доктору Петерсену.

  - О, да. Забыла.

  Я обдумывал пропустить прием, но мы с Евой уезжаем скоро в медовый месяц, так что я не увижусь с добрым доктором в течение целого месяца. Полагал до этого момента, что выдержу.

  Я поставил Счастливчик на пол и направился в ванную.

  - Эй, - окликнула мне вслед. - Я пригласила Криса на обед сегодня вечером.

  Я запнулся, а затем остановился. Обернулся к ней.

  - Не смотри на меня так, - она села, протирая глаза кулаками. - Он одинок, Гидеон. Он сам по себе, без семьи. Сейчас ему тяжело. Я решила, что смогу приготовить что-нибудь простое, и мы могли бы посмотреть кино. Отвлечь от мыслей о разводе на некоторое время, так сказать.

  Я вздохнул. Такова моя жена. Всегда кружит вокруг потерянных и раненых. Как я мог винить ее за то, что именно та женщина, в которую я влюбился?

  - Хорошо.

  Она улыбнулась. Оно стоило того.

  -          Я только что закончил смотреть твое интервью, - сказал доктор Петерсен, устраиваясь в своем кресле. - Моя жена успела мне сообщить до вашего прихода, и я нашел его в интернете. Очень хорошо. Мне понравилось.

  Одернув брюки, я опустился на диван.

  - Необходимое зло, но согласен, хорошо вышло.

  -          Как Ева?

  -          Вы спрашиваете меня, как она отреагировала на фотографию?

  Доктор Петерсен улыбнулся.

  - Могу представить реакцию. Как она сейчас?

  -          В порядке, - меня все ещё трясло от воспоминаний, как тяжело ей было. - Мы оба в порядке.

  Но не меняет того факта, что я кипел от ярости каждый раз, когда думал об этом. Эта фотография существовала много месяцев. Зачем хранить ее, а потом выставлять на всеобщее обозрение? В мае это бы наделало много шума.

  Единственный ответ, который шёл в голову - они хотели обидеть Еву. Может быть, вбить клин между нами. Они хотели унизить ее и меня.

  Они заплатят за это. Узнают, что такое ад. Будут страдать, как я и Ева.

   -          Вы и Ева утверждаете, что все хорошо. Что это значит?

  Я повёл плечами назад, чтобы облегчить напряженность в них.

  - Мы...наши отношения стали крепче. Появилась стабильность, которой не было раньше.

  Он положил свой планшет на подлокотник и встретил мой взгляд.

  - Приведите пример.

  -          Эта фотография. Были времена, когда подобное фото могло поссорить нас.

  -          На этот раз было по-другому.

  -          Весьма. Ева и я обсуждали мой мальчишник в Рио до отъезда. Она очень ревнива. Всегда была, но я не против. На самом деле, мне это нравится. Но мне не нравится, как она изводит себя.

  -          Ревность уходит корнями в безопасность.

  -          Скажем иначе. Она охраняет территорию. Я не коснусь другой женщины больше никогда в жизни, и она это знает. Но у неё бурное воображение. И это фото показало все её страхи в цвете.

  Доктор Петерсен позволил мне говорить, но на какую-то секунду, я не мог. Воспоминание вызвало ярость, и лишь потом я смог продолжить.

  -          Ева была за тысячи миль, когда эта херня оказалась в Интернете, а у меня не было ничего в качестве доказательств. Только мое слово, и она поверила мне. Без вопросов. Без сомнений. Я объяснил все как мог, и она приняла моё утверждение в качестве истины.

  -          И это удивительно…?

  -          Да, это… - я сделал паузу. - Знаете, теперь, когда я говорю об этом, то в действительности понимаю, что меня не удивило это.

  -          Нет?

  -          Случился тяжелый момент для нас обоих, и мы не облажались. Словно понимали, как нужно поступить. И никаких сомнений не возникло.

  Он мягко улыбнулся.

  - Вы были очень откровенены. В интервью и сейчас.

  Я пожал плечами.

   - Удивительно, на что способен человек, который может потерять женщину всей его жизни.

  -          Раньше вы были недовольны ее ультиматумом. Обижен. Все по-прежнему?

  -          Нет, - ответ прозвучал без колебаний, хотя никогда не забуду то чувство, что возникло, когда она настаивала на разделении друг друга. - Она хочет, чтобы я говорил, и я буду. Не важно, что я произношу, в каком настроении, как ужасны мои слова… Она готова принять это. И справляется. И любит меня еще сильнее.

  Я громко рассмеялся, пораженный внезапным порывом радости.

  Брови доктора Петерсена поползли вверх, слабая улыбка возникла на губах.

   - Никогда не слышал такого смеха от вас раньше.

  Я покачал головой, растерявшись.

   - Не привыкайте к нему.

  -          О, я даже не знаю. Больше разговоров. Больше смеха. Они ведь связаны, нет?

  -          Зависит от того, кто говорит.

  В его глазах лучилось тепло и сострадание.

  - Вы перестали говорить, когда мать перестала слушать.

  Моя улыбка исчезла.

  -          Говорят, действия громче слов, - продолжал он. - Но мы все еще нуждаемся в словах. Нам нужно говорить, и мы должны быть услышаны.

  Я смотрел на него, пульс необъяснимо ускорился.

  -          Ваша жена слушает вас, Гидеон. Она верит вам, - он наклонился вперед. - Я слушаю, и верю. Вы говорите снова и получаете неожиданные для вас ответы. Помогает многое открыть, не так ли?

  -          Открыть меня, имеете в виду?

  Он кивнул.

  - Так и есть. Для любви и признания. Для дружбы. Доверия. Для целого нового мира, вообще-то.

  Потянувшись, я потер шею.

  - И что мне делать?

  -          Смех - хорошее начало, - доктор Петерсен откинулся на спинку стула с улыбкой и снова поднял свой планшет. - Остальное мы выясним.

  Я вошел в фойе пентхауса под звуки Нины Симон и Счастливчика, прекрасно себя ощущая. Щенок лаял по другую сторону входной двери, безумно царапая когтями. Невольно улыбаясь, я повернул ручку и присел, ловя маленькое извивающееся тельце, проскользнувшее в щель.

  - Услышал, что я иду, да? - встав, я прижал его к своей груди и позволил вылизать лицо, пока чесал ему спину.

  Я вошел в гостиную вовремя, увидев, как отчим вскочил на ноги, с места, где сидел на полу. Он встретил меня теплой улыбкой и даже более теплым взглядом, прежде чем спрятал их за своей менее приветливой маской, вероятно боясь моей реакции.

  - Привет, - он пошел навстречу, сокращая расстояние между нами. Он был одет в джинсы и рубашку поло, но снял ботинки, показав белые носки с красной полоской вдоль пальцев. Его волнистые волосы, цвета старой монеты, были длиннее, чем я когда либо видел у него, а на лице темнела щетина.

  Я не двигался, мысли роились. На мгновение, Крис посмотрел на меня так, как смотрит доктор Петерсен. Как Ангус.

  Как отец в моих снах.

  Не выдержав, я воспользовался секундой, чтобы наклониться поставить Счастливчика на пол, и сделать глубокий вдох. Выпрямившись, я обнаружил, что Крис протянул мне руку.

  Почувствовав знакомое покалывание осознания, я посмотрел за плечо Криса и обнаружил Еву, стоящую в дверях кухни. Ее взгляд встретился с моим, мягкий, нежный и полный любви.

  Кое-что в нем радикально изменилось. Его добродушное приветствие заставило меня вспомнить, как мы общались несколько лет назад. Было время, когда Крис не был столь формален со мной. Время, когда он смотрел на меня с любовью. Я сам попросил его прекратить. Он не был моим отцом. И никогда им не станет. Я знал, что для него я лишь довесок к моей маме. Не нужно мне притворство. Ему до меня нет дела.

  Но вместо этого, он прикидывался, казалось, что ему все равно.

  Я пожал руку, а затем притянул его в легкое объятие, хлопнув осторожно, но крепко по плечу, прежде чем отпустить. Он задержался, и я замер, мой взгляд устремился к Еве.

  Она жестом показала, будто наливает мне напиток, а затем ушла, чтобы принести мне бокал.

  Крис отпустил меня, отступив и откашлявшись. Его глаза за золотой оправой очков блестели от выступивших слез.

   - Вторник - день свободной одежды? - спросил он угрюмо, глядя на мои джинсы и футболку. - Ты работаешь слишком усердно. Особенно, когда дома тебя ждут такая милая собака и красивая жена.