Тихонько засмеявшись, Рено покачал головой и смирился с неизбежностью.

— Ладно, Кэл. Мы останемся на ужин.

— Вы останетесь подольше, — быстро отреагировала Виллоу.

— Прости, Вилли, — сказал Рено. — Нам предстоит очень долгий путь.

— Что за спешка? — спросил Калеб. — Что, Слейтер наступает на пятки?

— Еще нет.

Рено пошевелился в седле и подумал о том, что не было ложью и не было правдой: ему было чертовски неудобно приводить эту девушку из салуна в дом сестры.

— С каждым днем высокогорье будет все недоступней, — говорил Рено, — а у нас впереди еще долгий путь, прежде чем мы доберемся до Абахоса. Нам нельзя терять времени.

— О, Абахос? Ты решил исследовать эту удаленную гряду?

— Не я. Иезуиты. Во всяком случае, думаю, мы направляемся туда, — добавил Рено, бросив искоса взгляд на Еву.

— Ты думаешь? — удивленно спросила Виллоу. — Разве ты не знаешь точно?

— Я не очень силен в староиспанском языке и совсем ничего не понимаю в тайном семейном коде Лайэнов… Вот почему со мной мой… гм… партнер.

— Вот как! — Удивление Виллоу все еще не рассеялось.

Что же касается Рено, то он, кажется, решил, что с объяснениями покончено.

Калеб приложил ладони к глазам и посмотрел на ближайшую вершину за лугом. На ее неровном склоне желтело несколько осин.

— У тебя еще есть время до закрытия высокогорья, — произнес Калеб уверенно. — На северном склоне осины только начинают желтеть.

Рено пожал плечами.

— Кто поручится, что не будет ранних снегопадов…

Залегшая у рта Рено резкая складка сказала больше, чем его слова. Он не собирался оставаться на ранчо дольше, чем это диктуется необходимостью.

— Что, золотая лихорадка? — беззлобно спросил Калеб.

Рено молча кивнул.

— Ну ладно, — согласился Калеб, — тогда подумай — хм! — о своем партнере. Она выглядит слишком уставшей, чтобы скакать за золотом. Может, ее стоит оставить здесь, чтобы она отдохнула, пока ты проведешь разведку?

Хотя ничто в голосе или лице Калеба не свидетельствовало о том, что он находит несколько странным путешествие девушки по диким местам с мужчиной, который не был ей ни мужем, ни женихом, лицо Евы вспыхнуло.

— Дело в моей карте, — пояснила она.

— Не только, — возразил Рено.

Калеб вопросительно поднял брови.

— Это долгая история, — пробормотал Рено.

— Долгие истории — самые интересные, — заявил Калеб.

— И, значит, понадобится много времени, чтобы ее рассказать, правда же? — энергично поддержала мужа Виллоу.

— Вилли, — начал Рено.

— Ну что ты заладил — Вилли, Вилли… Не надо, Метью Моран, — перебила его сестра, подбоченившись и с вызовом подняв лицо к великану-брату.

— Погоди мину… — попробовал возразить Рено. Но это было бесполезно.

— Даже если ты поменяешь седла, как цирковой наездник, на ходу, и отправишься самым быстрым галопом, ты до заката покроешь не более нескольких миль… Ты останешься на ночь, вот и все! Я так давно не беседовала с женщиной!

— Душка, ты… — начал было Калеб.

— А ты не вмешивайся, — отрезала Виллоу. — Мэт слишком долго жил один. Он совсем одичал.

Ева смотрела на Виллоу, не зная, смеяться ей или ужасаться при виде того, как решительно та вела себя с двумя громадными мужчинами. Но даже если бы Виллоу отдала себе отчет в том, что муж и брат на голову выше ее, это едва ли заставило бы ее прикусить язык.

К тому же сейчас требовалось защитить человека, тем более тоненькую усталую девушку.

Калеб и Рено обменялись косыми взглядами, пока Виллоу переводила дыхание. Калеб улыбнулся, затем начал тихонько смеяться. Рено понадобилось несколько больше времени, но в конце концов он тоже уступил своей сестренке.

— Ладно, Вилли. Но только на одну ночь. Мы выедем на заре.

Она хотела было спорить, но по глазам Рено поняла, что это бесполезно.

— И только если ты приготовишь свои знаменитые бисквиты, — добавил Рено с улыбкой, слезая с лошади.

Виллоу обняла брата.

Рено в свою очередь обнял ее, но по его лицу пробежала тень, когда он посмотрел на дом и луг, на котором паслись коровы. Он здесь был желанным гостем, но это не его дом. Собственного дома у него нет.

Впервые в жизни эта мысль родила в нем беспокойство.


На кухне восхитительно пахло бисквитами Виллоу, а также жарким и яблочным пирогом, который по собственному почину испекла Ева. Виллоу не долго сопротивлялась предложенной помощи и, обняв Еву и тем самым посвятив ее в подруги, допустила на кухню.

Рено был этим весьма недоволен.

Ева искупалась и переоделась в старое платье, которое Рено видел в ее сумке, когда рылся в поисках драгоценностей. Платье, мятое, поношенное, но чистое, было сшито, по всей видимости, из мешковины. Его столько раз стирали и сушили на солнце, что фамилии изготовителей вылиняли, остались только бесформенные розовые и бледно-голубые пятна. То лк материал с течением времени сел, то ли платье было искусно сшито, но оно очень эффектно подчеркнуло прекрасную фигуру Евы.

При взгляде на нее у мужчины невольно возникало желание коснуться тонкой талии или сдвинуть грубую материю, чтобы обнажилось тело…

Но это было пристойней, чем красное платье из салуна, в котором Рено впервые увидел Еву. Он опасался, как бы она не надела его в доме Виллоу, желая отомстить ему за слова, что он не приведет девку в дом сестры.

Рено не считал их оскорбительными; это была констатация факта. Он слишком уважал и любил свою сестру, чтобы водить падших женщин в ее дом.

— Вот незадача, — сказала Виллоу. — Я забыла пеленки Этана.

— Я принесу их, — предложила Ева.

— Спасибо. Это рядом с вашей комнатой.

Ева поймала неодобрительный взгляд Рено. Она гордо распрямила плечи, подняла голову и молча прошествовала мимо него.

Он следил за чуть покачивающимися бедрами, пока Ева не скрылась из виду. Лишь затем он повернулся к сестре и племяннику, которого Виллоу купала возле теплой кухонной плиты.

Глаза малыша очень напоминали отцовские. Хотя ему не было еще и шести месяцев, Этан Блэк превосходил ростом многих десятимесячных. Он держался за мать и отчаянно плескался, хлопая ладошкой по воде в детской ванночке.

— Ну вот, — предложил Рено, — давай я присмотрю за ним, а ты делай бисквиты.

— Я уже трижды замешивала тесто, — сказала Виллоу. — Сейчас печется последняя порция.

— Так это на сегодня. А на завтрашнюю дорогу?

Смеясь, Виллоу уступила брату место.

Рено взял мягкую тряпочку, намылил ее и стал мыть племянника. Малыш потянулся пухлыми пальчиками к усам. Рено отодвинулся, но недостаточно.

Морщась, Рено придвинулся к Этану, пытаясь освободиться от его пальчиков. Малышу игра доставляла огромное удовольствие, и он от души таскал за усы дядю, который проявил максимум терпения и осторожности. Наконец Рено отцепил пальцы племянника, щекотно чмокнул его в щеку и засмеялся, когда Этан широко раскрыл глаза от удивления и счастья.

Малыш издал победный вопль и сделал новую попытку вцепиться в усы Рено. Однако на сей раз Рено был настороже и сумел увернуться.

— Ты скоро всех перегонишь, — проговорил Рено, продолжая купать беспокойного малыша. — Меня не было меньше месяца, а руки у тебя за это время стали вон какие длинные!

Этан молотил по воде кулачками, и брызги летели по всей кухне. Виллоу оторвалась от просеивания муки, увидела его счастливое личико и покачала головой.

— Ты испортишь его, — произнесла она голосом, который должен был казаться строгим.

— Это одна из немногих радостей в моей жизни, — улыбнулся Рено. — И, конечно, еще твои бисквиты.

Довольный Этан стал карабкаться Рено на грудь.

— Осторожней, парень.

Он придержал малыша, чтобы кухня не превратилась в баню.

Этан пытался было вырваться, но это ему не удавалось. Когда малыш собрался в сердцах зареветь, Рено отвлек его внимание: подняв ладошку малыша, он приблизил к ней рот и сильно дунул. Горе Этана сменилось ликованием.

Никем не замеченная, Ева стояла в дверях кухни, глядя на Рено с недоверием и тоской в глазах. Она не могла предположить, что в этом могучем человеке, револьвер которого сеял смерть, скрывается столько нежности. При виде этой сцены у нее появилось ощущение, что она шагнула из одного мира в другой, где возможно все…

Даже соединение нежности и силы в одном человеке.

— Боже мой, ты скользкий, как угорь, — заметил Рено.

— Ополосни его, — подсказала Виллоу, не оборачиваясь.

— Чем? Большая часть воды на мне.

Виллоу засмеялась.

— Подожди немного. На плите есть теплая вода. Я помогу, как только кончу просеивать муку.

— Я помогу, — предложила Ева, входя в кухню.

Неуловимая перемена произошла в Рено, когда он услышал за спиной голос Евы; в нем появилась напряженность, которой до этого не было и в помине.

Виллоу отметила это, не вполне понимая, почему Рено чувствовал себя так скованно с девушкой, которая была его партнером. Между ними не было той благожелательности друзей, не было ни малейшего флирта. Рено обращался с Евой как с незнакомкой, а точнее — как с незнакомцем.

Это удивляло Виллоу, потому что обычно Рено был галантным и внимательным. Тем более к женщинам с большими золотыми глазами, щедрой улыбкой и кошачьей грацией движений, которые были откровенно, пусть и не намеренно, чувственны.

— Спасибо, Ева, — поблагодарила Виллоу. — Полотенце Этана сохнет на крючке за плитой.

Уголком глаза Рено наблюдал, как Ева одновременно поднесла полотенце и теплую воду для ополаскивания малыша. Когда она наклонилась, поношенная ткань платья плотно обтянула ее грудь, обозначив со всей определенностью восхитительные формы.

Волна острого желания, накрывшая Рено, рассердила его. Никогда ранее его страсть не была столь неуправляемой. Он намеренно отвернулся от Евы и занялся малышом, который энергично бил ножками в его руках.

— У него глаза Калеба, — отметил Рено, вглядываясь в Этана, — но разрез как у тебя… кошачьи, раскосые…

— То же самое я могу сказать и о твоих глазах, — откликнулась Виллоу. — И что же? Девчонки падают к твоим ногам, как перезрелые персики.

— Ты, наверное, имеешь в виду Рейфа, а не меня.

Виллоу хмыкнула.

— Вас обоих… Саванна Мари между вами была, как осел между двух морковок.

Ева стала молча лить воду на малыша.

— Дело не во внешности, — ответил Рено. — Дело в ферме, которая рядом с фермой ее отца.

Непреклонность, послышавшаяся в голосе Рено, заставила Виллоу оторваться от теста.

— Ты так считаешь? — спросила она.

— Я знаю это. Саванну Мари интересовало только материальное благополучие. Это то, что интересует большинство женщин.

Виллоу протестующе вскинула голову.

— Кроме тебя, — добавил Рено. — Ты никогда не была похожа на других. У тебя сердце огромное, как амбар, а здравого смысла нет совсем.

Виллоу засмеялась.

Когда Ева подняла голову, ее глаза встретились с бледно-зелеными глазами Рено. Ему не требовалось говорить что-то еще: она знала, что он включил ее в категорию тех женщин, которыми руководит расчет.

— Честное слово, Мэт, — сказала Виллоу. — Ты бы лучше не говорил таких вещей. Тот, кто не знает тебя, может подумать, что ты и в самом деле так считаешь.

— Поверни Этана лицом вниз, — сказала негромко Ева.

Рено повернул племянника таким образом, чтобы Ева могла ополоснуть малышу темные шелковистые волосы и при этом мыло не попало в глаза.

Когда Этан запротестовал, Ева нагнулась и ласково заговорила с ним. Вскоре ее искусные руки смыли все мыло.

— Ну вот, мой сладкий. Не надо сердиться. Я сейчас в момент вытру тебя, и тебе будет тепло. Видишь? Вот и все.

Ева сдернула со своего плеча полотенце, завернула в него крепенького малыша и подняла над ванной. Она усадила Этана на лавку с таким знанием дела, за которым стояла целая история. Одновременно она легонько дергала Этана за пальцы ног и декламировала стишок — старую считалку, о которой не вспоминала несколько лет. — …А у этого поросеночка нет ничего…

Этан гукал от удовольствия. Игра в поросеночка была у него одной из самых любимых, почти как игра в кукушку.

— …А этот поросеночек визжал ви-ви, ви-ви…

Смеялся Этан, смеялась Ева. Закутав малыша в полотенце, она взяла его на руки, прижала и поцеловала.

Закрыв глаза и погрузившись в воспоминания, Ева покачивала Этана, мысленно переносясь в те годы, когда она мечтала о собственном доме, собственной семье, о ребенке.

Через некоторое время Ева почувствовала, что на кухне установилась полная тишина. Она открыла глаза и увидела, что Виллоу доброжелательно улыбается ей. Рено смотрел на нее так, словно никогда не видел, как женщина нянчит ребенка.