— Летать, говоришь? — спросил он грудным голосом.

Ева осторожно посмотрела на него, не доверяя бархатистым нотам в его голосе. Она попыталась исподволь освободиться от его рук. Он сжал ее пальцы, давая ей понять, что надежно держит ее.

— Нравится летать, — произнесла она лаконично. — Но придется падать. Большая разница, громила с ружьем.

— Только первый раз. В следующий раз ты приземлишься на ноги, как все кошки, к которым ты относишься.

— Следующего раза не будет.

— Ты отступаешь от своего слова? — ровным тоном заметил Рено.

Улыбка Евы была холоднее зимы.

— Мне не придется, — сказала она. — Ты можешь пытаться расшевелить меня, но скорее огонь замерзнет и превратится в лед. Будь уверен: я никогда не пожелаю вновь испытать боль и увидеть кровь.

— Так бывает только в первый раз. И потом, если бы я знал, что ты девственна, я бы…

— Я тебе говорила, что не позволяла ни одному мужчине лезть мне под юбку, разве нет? — перебила она Рено. — Но ты мне не верил. Ты считал меня шлюхой. Надеюсь, ты хотя бы теперь видишь, что это не так.

И вдруг ее поразила горькая мысль.

— Я не была шлюхой, — поправилась она. — А сейчас я ею стала.

Рено почувствовал гнев.

— Я не делал тебя шлюхой, — проговорил он, чеканя каждое слово.

— Разве? А как же это случается? Первый раз — это ошибка, а шлюхой становятся во второй раз? Или в третий? А может быть, в четвертый?

— Черт побери! Какой-то кошмар!

— Сколько раз потребуется девушке согрешить, чтобы она волшебным образом превратилась в шлюху? Скажи мне, громила с ружьем! Я не хочу перешагнуть этот положенный богом рубеж!

— Чего ты хочешь от меня? — вскричал он в ярости. — Чтобы я женился на тебе? Тебя это устроит?

— Нет!

— Что?! — переспросил Рено, не уверенный в том, что не ослышался.

— Ничто не исправит положения, кроме любви, — сказала Ева с горечью, — а дождаться любви от такого человека, как ты, все равно, что найти корабли из камня, сухой дождь и свет, который не порождает теней.

Услышав собственные слова, произнесенные Евой столь саркастически, он понял, что причинил ей боль не только тем, что лишил ее невинности.

— Ты думала, что любишь меня… — произнес Рено ошеломленно.

Ева побледнела.

— Какое это имеет значение!

— Имеет, черт побери! Ты ответила мне страстью, потому что ты настоящая женщина, а не потому, что голова твоя напичкана девичьим вздором о любви.

Резким движением Ева освободилась от тисков Рено. Она запахнула плотнее рубашку и отчужденно посмотрела на него желтыми глазами.

Рено подумал, что ему следовало бы быть более тактичным в своих высказываниях о любви. Намного более тактичным.

Ева была невинной, а невинность верит в любовь.

— Ева…

— Застегни штаны, громила с ружьем. Мне надоело смотреть на свою кровь на тебе и вспоминать о том, какой я была дурой.

15

Хотя Ева и не оглядывалась, она знала, что Рено идет за ней к источнику. Она чувствовала его на всем протяжении пути.

Она поколебалась, прежде чем снять рубашку: белье из легкой, прозрачной материи представляло собой весьма слабую защиту от взгляда Рено.

«Пожалуй, поздновато демонстрировать девственную стыдливость, — с иронией подумала Ева. — Это все равно, что запирать двери конюшни, когда лошадь давно убежала».

Быстрым, резким движением Ева сняла рубашку и отбросила ее в сторону.

У Рено перехватило дыхание, он невольно ахнул, увидев свежее алое пятно на панталонах Евы, которое до того было скрыто длинными полами позаимствованной у него рубашки.

— Ева, — сказал он огорченно, — поверь, я не хотел причинять тебе боль.

Она ничего не ответила. Не взглянула на него даже через плечо.

Рено подошел сзади к Еве и положил руки на плечи.

— Или ты считаешь меня таким чудовищем, которое получает удовольствие, причиняя боль женщине? — серьезно спросил он.

Ева хотела солгать, но подумала, что это не нужно. Рено был неумолим, только когда дело касалось правды и девушки из салуна.

— Нет, — односложно бросила она.

Ева ощутила теплое дыхание на затылке. На руках у нее выступила гусиная кожа.

Предательская реакция тела рассердила ее.

— Слава богу, хоть так, — пробормотал Рено.

— Бог не имеет отношения к этому, громила с ружьем. Скорее, дьявол.

— Ты просила меня об этом сама!

— Очень любезно с твоей стороны напоминать мне. Больше это не повторится.

Рено чувствовал, как напряжено было ее тело. Он проклинал свою болтливость и дикий гнев, когда Ева сказала, что не получила удовольствия от него как от любовника.

— Это повторится, — возразил он, — но это будет не по ошибке. Тебе это понравится. Я уверен в этом.

— Некий громила обещал мне однажды, что мне это страшно понравится и что я буду кричать от удовольствия, — Ева насмешливо пожала плечами. — Он был наполовину прав. Я кричала.

Рено пробормотал что-то себе под нос, прежде чем справился со своим гневом. Никогда ранее ему не было так трудно укрощать себя. Ева умела каким-то непостижимым образом выводить его из равновесия. Правда, сама она тоже не оставалась равнодушной.

В эту минуту она прямо-таки излучала обиду и ярость.

Рено набрал побольше воздуха и сделал продолжительный выдох. За это время к нему пришли кое-какие разумные мысли. Он не собирался дразнить Еву и доводить ее до белого каления, тем не менее только что именно это и сделал. Едва ли стоило упрекать ее за откровенное высказывание.

Рено повернул Еву лицом к себе. Его рука скользнула ей под лифчик, чтобы снять его.

— И что ты, по-твоему, делаешь? — резко спросила она.

— Раздеваю тебя.

Ева сказала нечто такое, что никогда не приходило ей в голову, а тем более не слетало с ее губ.

Рено едва скрыл за усами улыбку. Его руки оставались под лифчиком. Он заметил, как соски напряглись, реагируя на прикосновение его рук.

— Мы оба пришли к согласию, что ты относишься к числу девушек, которые держат слово, — сказал он. — И мы оба согласились, что я могу касаться тебя.

В глазах Евы читались гнев, ярость, бунт. В эту минуту она действительно была похожа на кошку. Она не мигая смотрела на него, ее губы были бледными и тонкими, казалось, что она готова зашипеть.

— Ты собираешься держать слово? — поинтересовался Рено.

Ева не отвечала.

— Полагаю, что собираешься, — заключил он.

Он медленно вынул руки из-под лифчика, отделанного кружевами.

— Ну, а с раздеванием можно подождать, — продолжал он. — Передай мыло и тряпку.

Глубокие следы ногтей на бруске мыла и на ее ладони красноречиво свидетельствовали о ее усилиях сохранить остатки самообладания.

Это привело Еву в смятение. Раньше она не считала себя слишком страстной или буйной. Ей пришлось научиться осторожности и скрытности, чтобы не попадать в зависимость от кого-либо.

Она отступила от своих правил, и вот наказание: она искала любви, а взамен не получила ничего, кроме боли.

«К сожалению, мне придется учиться заново».

Рено посмотрел на серповидные следы ногтей на куске мыла и на коже. Затем заглянул ей в-глаза. В них не было и намека на любое живое чувство. Они были холодными, словно зимний закат солнца.

— Ева, — шепотом окликнул ее он.

Она молча смотрела на него желтыми кошачьими глазами.

— Я очень сожалею, что причинил тебе боль, — продолжал Рено. — Но я не жалею о том, что обладал тобой. Ты была, словно шелк и пламя.

Голос Рено замер. Невинность Евы была откровением, которое его ум с трудом воспринимал.

У его тела не было таких проблем. Хотя он недавно обладал Евой, он снова страстно желал ее. Она тоже желала его. Он был уверен. Ее тело кричало об этом.

Но Ева была слишком невинна, чтобы понять истинную причину своего гнева. Рено сознавал, что убедить ее словами невозможно. Она не настроена выслушивать его соображения на эту тему, а тем более слова о ее собственном неудовлетворенном желании.

Но, кроме слов, существовали другие способы, чтобы убедить такую невинную девушку, как Ева. Надо лишь уговорить ее снова довериться ему.

Что и говорить, задача трудная, хотя и не невозможная. Во всяком случае, ее тело было на его стороне.

— Если ты так стесняешься, я не буду раздевать тебя, — произнес он спокойно.

Ева от удивления широко раскрыла глаза. Она не ожидала от Рено какого-либо послабления.

Его улыбка сказала Еве, что он отлично понимает причину ее удивления.

— В бассейн, — сказал он.

— Что?

— Заходи в бассейн. Ты себя лучше почувствуешь после ванны.

Ева ничего не ответила. Она просто вошла в воду и остановилась на расстоянии вытянутой руки от падающих сверху серебряных струй. Вода доходила ей до середины бедер и бурлила вокруг ног, образуя радужные пузыри.

К удивлению Евы, вслед за ней вошел Рено. Он не разделся, чего она опасалась. Он был в том виде, в каком взял ее: в полурасстегнутой рубашке, босой, в темных брюках.

Правда, сейчас брюки были застегнуты.

Ева почувствовала жар на щеках, вспомнив, как он выглядел пятнадцать минут назад: брюки расстегнуты, на них алые следы, словно кричащие о ее девственной глупости.

— Волосы у тебя чисты, как солнечный свет, — проговорил Рено, — но я их помою, если ты не возражаешь.

Ева решительно покачала головой.

— Тогда я их подберу, чтобы они не мешали.

— Нет, — быстро ответила она, не желая, чтобы он прикасался к ней. — Я сделаю это сама.

Ева торопливо собрала длинные волосы в пучок. Несколько завитков вырвались на свободу, но она не стала ими заниматься. Стоя с поднятыми руками, она поймала взгляд Рено, направленный на ее грудь.

Выпуклость в брюках красноречиво подтверждала направление его мыслей. Ева поспешно отвела глаза.

— Готова? — спросил Рено.

— К чему?

Он наклонился и набрал в пригоршню воды.

— Чтобы я обрызгал тебя, — сказал он просто. — Ведь нельзя же принять ванну в сухом виде.

Рассудительность в голосе Рено явно не гармонировала с его взглядом.

— Мне в этом не требуется помощь, — пробормотала Ева.

Он негромко засмеялся и вылил воду из пригоршни ей на лифчик.

— Некоторые вещи лучше делать вместе, — произнес Рено хрипло.

— Принимать ванну?

— Я не знаю. Я никогда ни с кем ванну не принимал. Ева казалась удивленной.

— Правда, — подтвердил он.

— Я тебе верю.

— Ты веришь?

— Да.

Она вздрогнула, когда прохладная вода побежала по груди.

— Почему? — спросил он с любопытством.

— Ты бы не стал утруждать себя ложью ради шлюхи.

Рено закрыл глаза и постарался преодолеть гнев, который пронзил его, словно молния, и грозил лишить самообладания.

— Предлагаю, — сказал он отчетливо, — никогда не употреблять при мне это слово.

— Почему же? Ты ведь так любишь правду.

Он открыл глаза.

— Если ты будешь дразнить меня, легче тебе не станет. Гарантирую это.

Из груди Евы вырвался неопределенный звук. Она отвернулась. Мрачные тени и гнев, которые она прочитала в его взгляде, напомнили ей о ее собственном смятении и гневе. В любом случае, Рено прав. Ей не станет легче от того, что она будет дразнить его. Ей станет даже хуже, она может полностью потерять контроль над собой. Она явно кусалась, выпускала когти и взвизгивала. Собственное дикое поведение пугало ее.

— А ты именно дразнишь меня, — добавил Рено. — Мы оба знаем, что ты не шлюха.

Ева ничего не сказала.

Рено подмывало заставить Еву согласиться с ним, но ему все-таки удалось выдержать паузу. Правда, с большим трудом. Он зачерпнул еще воды и полил Еву, отчего ее лифчик и панталоны стали мокрыми.

Ева закрыла глаза и вообразила, что моется под душем, который соорудил дон Лайэн, пока его руки были способны что-нибудь делать.

Водяные струи омывали ее тело, но дрожь, которую почувствовала Ева, вызвал не холод. День для этого был слишком жарким, скалы поглощали и одновременно отдавали щедрое солнечное тепло.

Ева вздрогнула: чья-то рука легла ей на плечо. Рено с какой-то горечью прошептал ее имя. Сквозь опущенные ресницы она увидела печальную складку у его рта.

— Я не причиню тебе боли, — тихо сказал он. — Я никогда не причиню тебе боли, как в первый раз… Если бы я знал тогда…

Ева прерывисто вздохнула. Она кивком головы подтвердила, что верит этому, ибо это была чистая правда. Она почувствовала это сразу, в самый первый момент, когда он сел за игорный стол в Каньон-Сити: несмотря на свои габариты, силу, скорость реакции, он не относился к числу людей, которые получают удовольствие от жестокости.