– Все хорошо, просто волнуюсь.

Прозвучал свисток тренера, и оба парня вошли в спортзал. Внимательная Альбиночка тут же дала нам команду готовиться.

Мне действительно нравился танец. Нравились костюмы, музыка и то, как красиво и слаженно выглядели наши движения со стороны. О гостях и зрителях я старалась не думать. За все соревнование мы должны были выступить трижды, лишь немного поменяв фигуры и усложнив номер групповым стантом. С первым танцем все справились на отлично. Правда, Аня Скворцова в конце, в последней пробежке полем потеряла помпон, а Дашка во время пируэта случайно наступила на ногу Динке Губенко, но, кажется, этого никто не заметил. Во всяком случае, наша Альбина Павловна точно выдохнула, услышав аплодисменты, а вместе с ней и мы.

Я не очень хорошо разбиралась в баскетболе, но вместе со всеми осталась следить за ходом игры команд, слушая судейские свистки и радостные или огорченные крики болельщиков. А еще наблюдала за сводным братом, впрочем, как добрая половина девчонок школы. Красивый и спортивный Стас выгодно отличался на фоне других парней и дважды выигрывал для своей команды стартовое вбрасывание, а потом легко перемещался по полю, зарабатывая очки и одобрение тренера, все время оставаясь ведущим игроком. Я не могла им не любоваться, забыв о своей обиде. Сейчас он снова меня манил, как огонь глупую бабочку, однажды завороженную игрой горящего пламени.

Когда команда Стаса в очередной раз победила, я улыбалась вместе со всеми и хлопала в ладоши, поймав на себе его полный непонятного ожидания взгляд. Как будто он сомневался, что моя радость искренна. Зато улыбка, обращенная к девчонкам, оказалась широкой и дерзкой. Такой же привлекательной и вместе с тем равнодушной, каким равнодушным оставался и сам парень, так легко подаривший ее.

– Маринка, спорим, Фрол на завтрашнем балу предложит тебе встречаться! Он на тебя давно запал, точно говорю! – услышала я слева от себя восторженный голос Нади Ковалевой и повернула голову. – Ленке Полозовой с Фроловым больше ловить нечего. Сама виновата, не надо было трепать на каждом углу, что встречалась с третьекурсником! Вот Стас и проверил, правду о ней говорят или нет.

Неожиданно для себя я ждала ответ с замиранием сердца, но Воропаева молчала. Смотрела перед собой на поле, словно не слыша подруг.

– Что это с ней? – пихнула меня в бок Дашка. – Как будто нашей примочке живот скрутило. Может, и правда, нехорошо?

Она и после сказала, что ей было плохо, душно и закружилась голова, но я знала, что это не так. Она отвечала за меня в нашу самую сложную постановочную фигуру, не должна была толкнуть, но толкнула. Не знаю, заметил ли это в тот момент кто-нибудь еще, но мне было достаточно того, что я почувствовала сама.

Марина не отошла, как мы репетировали, не дала мне мягко сойти с рук, чтобы оказаться в центре сомкнувшегося круга, и я упала спиной вперед, больно ударившись бедром и пяткой. Так сильно, что едва поднявшись, испугалась: смогу ли встать на ногу и закончить танец. Не смогла. Так и попрыгала к скамейке, ошеломленная произошедшим, прихрамывая на одной ноге, смущаясь взглядов зрителей и школьников. Стараясь не заплакать от боли и стыда. Чувствуя себя ответственной за провал Альбиночки в глазах дирекции школы.

И все же я обернулась. Не могла не обернуться – произошедшее находилось за гранью моего понимания. С изумлением взглянула на Маринку, что продолжала как ни в чем не бывало танцевать с девчонками, с улыбкой на лице выполняя прыжки и махи ногами в такт музыке. Продолжала оставаться милой и привлекательной школьницей в глазах других, так просто и незатейливо избавившись от новенькой. Вот только зачем? Где я перешла ей дорогу? Ведь не могла же покупка платья, пусть и очень красивого, послужить настоящей причиной обиды?

Напротив меня, через поле, возле скамейки игроков стоял Стас и тоже смотрел на Воропаеву. Его шею крепко, по-дружески обхватывал локоть Сергея, да и сам парень почти висел на сводном брате, что-то тихо нашептывая ему в ухо. Словно удерживая друга от того, чтобы тот вмешался в танец симпатичных девчонок, которым еще недавно так широко улыбался. Сейчас этим двум парням точно не было никакого дела до меня и до моего «случайного» падения – тоже. К вставшим со скамейки парням бежал тренер, и я не стала на них смотреть, вновь почувствовав себя в этом месте чужой и ненужной.

– Настя! Матвеева! – это крикнула хореограф, подбегая, и принялась с беспокойством меня ощупывать. – Как ты себя чувствуешь? Спину не забила? А копчик? Голова не кружится? Не тошнит? Идти сможешь? Кто-то из родных присутствует в зале? Уф, как же ты меня напугала!

– Смогу, наверно. Извините, Альбина Павловна.

– Да брось, Матвеева, скажешь тоже.

Но девушке было обидно и досадно за мое падение, я это чувствовала. На последних минутах танца постаралась самостоятельно ступить к скамейке, но, громко ойкнув, зажала рот ладонью, испугавшись собственного крика.

– В медпункт, быстро! Не дай Бог перелом, мне ваша родительская гильдия голову с плеч снесет без права на помилование! Господи, так и знала, что обязательно что-нибудь да случится! Все-таки я страшно невезучая! Настенька, девочка, давай вместе выдохнем и попытаемся спокойно выйти, не сильно пугая людей. Не то мне каюк! Просто обопрись на меня, хорошо?

Медпункт был совсем рядом, на первом этаже, сразу у входа в коридор, ведущий к раздевалкам и спортзалу, но я все равно не представляла, как самостоятельно доберусь до него. Кивнув Альбиночке, постаралась поставить ногу на пол, но кто-то уже подхватил меня на руки и вскинул к груди. Сердце тут же дрогнуло от ужаса, что это снова может оказаться Сергей Воропаев, и, вспомнив предупреждение Стаса, я сжалась в комок, приготовившись протестовать.

– Я отнесу, Альбина Павловна! Настя легкая!

Слава богу, не Воропаев. Петька Збруев. Я с облегчением сквозь слезы улыбнулась однокласснику.

– Спасибо, Петь.

– Збруев, разузнаешь, что и как, и сразу же махом ко мне! Настя, ты так и не сказала насчет семьи. Здесь есть кому о тебе позаботиться?

Пусть это и было полуправдой, даже растерявшись от вопроса, я все равно ответила: «Да». Мне было так неловко перед этой не на шутку расстроенной девушкой.

– Хорошо! Вы в медпункт, а я девчонок держу до конца соревнований, чтобы не разбежались! У нас еще парадная пробежка и награждение!

Петька нес меня на руках очень осторожно, боясь уронить, и все никак не мог понять, как так случилось, что я упала.

– Нет, ну ладно бы кто-то другой, у нас неуклюжих полно, но я же сам, Настя, видел на тренировках, как легко у тебя получалось упражнение! Как у настоящей гимнастки! Обидно, наверно, да?

– Да, очень. Только, Петь, а как же соревнования? Наш класс играет.

– Да ничего! Мы быстро! Я же все равно в ряду запасных, мне футбол ближе. Как по мне, так лучше вгонять мяч в ворота, чем в корзину.

Медсестра посмотрела ногу, признаков перелома не нашла, но, поойкав, все равно посоветовала обратиться к травматологу по месту жительства, чтобы сделать рентген стопы.

– И как можно скорей! Здесь и трещина может быть, и скрытый перелом! Не повезло тебе с выступлением, деточка. Хорошо хоть не убилась! Придумали тоже игры! Нет бы песню спортивную спеть или стих рассказать! Обязательно нужно кувыркаться в воздухе?

Пообещав женщине прикладывать к ноге лед, опершись на локоть Збруева, я кое-как допрыгала до раздевалки. Обернулась к парню в дверях:

– Петь, иди к ребятам, я сама справлюсь. Мне уже легче, правда.

– Вижу я, как тебе легче, Матвеева. Чего тогда ногу поджимаешь как цапля?

– Мне одеться нужно, ты же понимаешь?

– А ты сама справишься?

– Попробую.

Бедро тоже болело, не так сильно, как отбитая пятка, но в связке с ним ныла вся нога. Я пропрыгала через комнату и тяжело опустилась на скамейку, потирая кожу. Расшнуровав кроссовок, поставила рядом со снятым в медпункте, стянула носки и вытянула перед собой голые ноги. Мне было больно и обидно, но все равно как воздух нужна была минута одиночества, чтобы пустить в напряженное тело еле сдерживаемую от случившегося шока дрожь.

Я все еще не понимала…

Футболка с короткой юбкой, без захватившего душу азарта выступления, больше не грели, я начинала мерзнуть и хотела одеться. Оставалось встать, натянуть на ноги теплые колготы, школьную форму и сапоги. Уйти из школы раньше, пока никто не вернулся, пока мне снова не пришлось взглянуть в холодное лицо Марины в поисках ответа. Все равно на сегодня спортивный праздник для меня уже закончился. Не спеша идти к остановке, а там, сойдя с автобуса, медленно брести к дому, тогда родители, возможно, и не узнают, что я призналась хореографу насчет Стаса. А мачеха не расстроится, что так опрометчиво купила падчерице бальное платье.

Дверь в раздевалку стремительно распахнулась, и я увидела на пороге сводного брата, крепкой рукой скрутившего в узел тонкую футболку на груди одноклассника.

– Отвали, Збруев, кому сказал!

– Чего это?

– Не твое дело.

– Еще как мое! Ты что, Фрол, совсем двинулся? Раздевалки перепутал? Куда прешь, придурок, не видишь, что здесь девчонки?

Петька Збруев не был из трусливых, а потому уверенно преградил старшекласснику дорогу, хмуро сдвинув брови. Только взглянув на Стаса, я поняла, что сейчас Петьке достанется – я уже знала этот его злой, ледяной взгляд. Но в последний момент сводный брат все же разжал кулак. Сказал твердо, глядя мне в лицо:

– Лучше пусть уйдет, Эльф, не то я ему зубы выбью. Не хочется расстраивать твою подружку.

Слова прозвучали грубо, и Збруев тут же выкатил грудь колесом, и не подумав отойти в сторону.

– Че-его? – бросил сердито. – Только попробуй, Фролов! Кто кому еще выбьет! Ты за меня не решай, понял!

Было видно, что еще немного, и ребята подерутся. Решимость Стаса войти в раздевалку легко читалась на лице, неважно, зачем он ко мне пришел. Даже если Петька и хотел, он не мог остановить его, я хорошо помнила недавнюю драку в автобусе с незнакомцами и злость, так легко вскипевшую в нем в прошлый раз. Заставившую чужих парней отступить.

Увидев, как напряглись лица Стаса и Збруева, почувствовав опасное напряжение между ними, я поспешила сказать:

– Не надо, Петь.

– Но, Настя! Что ему от тебя нужно? Пусть валит на все четыре стороны! Чего приперся?!

– Пожалуйста.

– И не подумаю! Тебе и так только что в спортзале досталось, чтобы еще и этот… этот тут с визитами доставал! Ты, Фрол, кажется, ошибся девчонкой!

Я знала, что нельзя, что Стасу наверняка не понравится мое признание, но Петька был хорошим парнем, я не хотела, чтобы он пострадал из-за меня.

– Нет, Петь. Он… Стас мой сводный брат. Он отвезет меня домой.

Я постаралась не смотреть в красивое сероглазое лицо с твердой линией рта, которое наверняка сейчас нахмурилось.

– Наверное, – добавила неуверенно, отводя взгляд.

Збруев продолжал упрямиться, пусть и замялся, услышав мои слова.

– Это правда? – обернулся к Стасу, однако тот не собирался ничего объяснять.

– Отвали, – только и сказал, легко оттеснив парня плечом в сторону, и войдя в раздевалку, захлопнул за собой дверь. Прошел узкой комнатой, остановившись передо мной. Медленно разжал ладони.

Он смотрел на меня, я это чувствовала, и мне пришлось поднять лицо. Голые ноги не получилось спрятать – лавочка была слишком низкой и широкой. Несмотря на выступление перед сотнями глаз, сейчас перед сводным братом, без кроссовок и носков, с вытянутыми ногами, я чувствовала себя почти раздетой. Потянув за край школьный жакет, что лежал на скамейке, прикрыла им колени, прижав колготы к груди.

– Болит?

Он спросил это резко, с глухой хрипотой в голосе и тут же шумно выдохнул, словно борясь с раздражением. Присел на корточки, не отводя глаз, внезапно вытеснив собой окружающее нас пространство.

– Немного. Я случайно.

– Ну да. Другим рассказывай, скелетина, как случайно. Видел я, не слепой. Покажи! – его взгляд опустился, а руки протянулись к ноге.

Я напряглась. В этой комнате мы были одни, и он снова вел себя странно.

– Стас, не надо…

Но пальцы сводного брата уже коснулись моей стопы. Так же бережно и осторожно, как в прошлый раз щеки. Обхватив лодыжку, скользнули по коже вверх… вниз… будто он боялся сделать мне больно. Чуть сдавили пятку.

В глазах снова выступили слезы, но мне удалось не пролить их. А вот сдержать тихий вскрик – нет.

– Ай!

Я сама не заметила, как подалась вперед и, выронив одежду, уперлась ладонями в голые плечи Стаса – неожиданно крепкие и горячие под моими руками, перехваченные узкими шлейками спортивной майки. По-мужски развернутые, рельефные, не такие, как запомнились мне у Егора. Не знаю, почему я вдруг вспомнила о друге.

Стас замер. Медленно поднял голову, взглянул на меня сквозь упавшую на глаза челку, оказавшись лицом к лицу. Дернул губами, словно собираясь что-то сказать… Нога болела, но я не могла оторвать взгляд от его глаз. Сейчас, оказавшись так близко, лишенные ледяной корки, они смотрели как-то по-особенному.