Янина Логвин - Только ты

– Бабушка правда завтра уже приедет?

– Да, – улыбнулась мачеха, мягко касаясь моего плеча. – И будет жить с нами, пока мы с твоим отцом не решим, как нам всем быть дальше. Так что тебе больше не будет здесь одиноко.

– Мне не одиноко.

– Ох, Настя. Не думай, что не понимаю.

Видимо, я поставила коробку с обувью на самый край тумбочки или зацепила нечаянно, потому что туфли вдруг снова упали, оказавшись у наших ног.

– Надо же, – удивилась женщина, – как будто требуют, чтобы их надели. Настенька, это всего лишь школьный бал, – заметила, поймав мой взгляд. – У тебя еще будет в жизни настоящий праздник, и не один. Будет, девочка, обязательно!

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

– Да, наверно.

– И платье наденешь, и туфли! Ты у меня такая красивая, и без наряда светишься! – прижала мою голову к своей груди, обняла, не дав крупным горошинам слез вслед за лавандовым чудом упасть на пол. – Я тебе еще куплю, разве мне жалко! Куда Вериной Маринке до тебя! Правда, девочка, верь мне!

Я верила мачехе, верила, только ответить не могла. Сейчас, когда она находилась рядом, когда согревала теплом своего тела, позволив обнять в ответ, горло словно перехватило рукой.

– Боже, Гриша меня убьет.

– Нет, ему все равно.

– Значит, я сама себе не прощу. Не прощу, но раз уж для тебя так важно…

– Очень!

– Посиди-ка, попробуем сделать звонок. Не обещаю, Настя, ничего не обещаю, ты же понимаешь.

– Да, – ответила, но надежда уже ожила, забилась мотыльком в сердце, закружила ожиданием голову, заставив подняться с кровати вслед за мачехой.

– Арсений Дмитриевич? Здравствуйте! Эта Галина Фролова. Нет, ничего не случилось. Точнее, случилось, но у меня к вам весьма деликатное дело. Очень деликатное! Настолько, что я хочу просить вас срочно приехать в Черехино и готова заплатить. Что нужно? Поставить болевую блокаду. Локальную или нет – это вам лучше знать. Да, такую, как вы делали мне прошлой зимой в район позвоночника. Нет, сегодня не мне – падчерице. Ушиб пятки, а нам хоть убей нужно попасть на бал. Сумасшествие, понимаю, но выхода нет. Да, конечно, без вопросов под мою ответственность, мы ждем.

Мачеха отключила телефон и скомандовала:

– Настена, марш в душ, быстро! – помогла проскакать в ванную комнату на одной ноге и даже раздеться. До начала бала оставалось не так много времени, и мы обе спешили.

Врач приехал быстро, едва я успела обсохнуть и высушить волосы феном. Я ожидала увидеть убеленного сединами старика, но Арсений Дмитриевич оказался мужчиной молодым и спортивным. Все время подмигивал и шутил, обкалывая пятку шприцем с такой тонкой иглой, что было почти не больно, накладывая тонким бинтом под цвет кожи эластичную фиксирующую повязку, и когда уехал, я смогла самостоятельно пройти по комнате на радость мачехе. Ну, разве не чудо?

Волосы у меня всегда были послушными, мамиными. Если я хотела, я пружинила локоны, и они вились у шеи мягкой шелковой волной. Вот и сейчас я просто подколола невидимкой прядку у виска, расчесала волосы до блеска щеткой, оставив их свободно лежать на плечах. Надела туфли-лодочки и самое красивое на свете платье… Такое нежное, что сразу же почувствовала себя принцессой. И неважно, что на самом деле я скорее была Золушкой. Сейчас надо мной колдовала самая добрая на свете фея.

– Вот, держи, Настенька. Я тебе тут кое-что купила вчера утром, задолго до того, как Стас позвонил. Хотела сделать сюрприз, а потом решила не расстраивать. Подарить позже. Все равно для тебя куплено.

На шею легла тонкая серебряная цепочка с жемчужиной в небольшом кулоне в форме стекающей капли, к которой прилагались аккуратные сережки.

– Спасибо, Галина Юрьевна!

– Я не дока в художественном макияже, прости, девочка. Все, что умею, – это нарисовать с утра лицо, чтобы рабочие не забыли, как выглядит их директор. Но раз уж положение мачехи обязывает, попробую забыть о собственной криворукости. Думаю, легких стрелочек в уголках глаз и прозрачного блеска на губы будет достаточно. Постой! Еще реснички…

Боже, до чего же ты у меня хороша, Настя!

Рыжий с Шибуевым ржали как кони, перекрикивая громко звучащую в салоне автомобиля музыку. Еще бы: тачка, в которой они подвезли меня к школе, принадлежала прадеду Андрюхи – старикашке-профессору, медицинскому светиле, воспитанному на советских идеях, и была такой же ржавой развалиной, как ее восьмидесятилетний хозяин, чего нельзя было сказать о начинке. Только увидев старый, раритетный «Москвич», подкативший к моему дому вместо «мерса» отца Рыжего, я сам заметно повеселел. Настроение после разговора с Батей было хуже некуда, и шутка друзей обещала лучшим образом сказаться на настроении.

Въезжая в знакомые ворота учебного заведения, мы громким смехом встретили изумление на лице охранника самой престижной школы города, вынужденного пропустить машину на парковку и поставить в премиум-ряд сверкающих в свете фонарей «Лексусов», «Мерседесов» и «Ауди». Друзья не собирались дожидаться здесь окончания вечера, пообещав завернуть за мной позже, но пафосно козырнуть «модной» тачкой перед элитой своей бывшей школы – не отказались.

– Ладно, Фрол, туши дымилку! – Рыжий потянулся, чтобы забрать у меня изо рта сигарету. Сунув ее, едва зажженную мной, себе в зубы, оскалился. Затянулся смачно, выпуская дым в потолок. – Ты все-таки у нас еще школьник. Так что давай, салабон, вали на свой бал! И будь мужиком! – сказал назидательно, опуская локоть на спинку кресла. Щуря от дыма хитрые глаза. – Школьную жизнь грех приятно не разнообразить. Тем более в такой вечер. А, правду я говорю, Андрюха? Типа, чтоб было что вспомнить.

– А то! – черноволосый парень, сидящий за рулем «Москвича», кивнул. Обернувшись, швырнул мне через плечо на колени пачку презервативов. – Держи, школьник! – дотянувшись рукой, потрепал по макушке. Я тут же выругался, когда челка упала на глаза. Отбил еще один выпад, вернув Шибуеву подзатыльник. – Привет от Минздрава! Шарики новогодние под елкой надуешь, девчонок порадовать!

Друзья снова дружно заржали, и мне пришлось громко послать их нахрен, выбираясь из машины. Хлопнув дверью, улыбаясь, показать средний палец.

– Да пошли вы, уроды озабоченные!

Боковое стекло со скрипом заскользило вниз.

– Я все слышал, Фрол, – ощерился Рыжий. – Кто из нас еще озабоченный и неудовлетворенный, малыш? – снова затянулся моей сигаретой. – Напомнишь об этом, когда устанешь дрочить вхолостую и захочешь Сонькин номерок телефона. А я, так и быть, припомню.

Рядом, в десяти шагах, возле дутого «бумера», стояли чьи-то родители, и я спешно присел, окунув руки в снег. Набрав в ладони снежок, запустил им в окно тачки, желая заткнуть друга.

– Твою мать… – вот теперь мы смеялись с Андрюхой вместе, привлекая к себе внимание старшеклассников и родителей, пока Рыжий, матерясь, вывалившись из дверей «Москвича», стряхивал с груди и шеи снег, обещая открутить мне яйца.

– До вечера! – я крикнул друзьям и направился к школе, оправляя на плечах расстегнутую нараспашку куртку. Пообещав передать Игнату с Белым привет.

Судя по времени и тому, что некоторые родители покинули школу и теперь топтались у своих машин, – мероприятие уже началось. Во всяком случае, его торжественная часть, на которую идти не было никакого желания, точно закончилась, а значит, приехал я вовремя. Взойдя на крыльцо, огляделся и прошел в холл мимо преподавателей в дверях, даже не думая показать приглашение.

– Фролов, ну хоть бы рубашку белую надел, праздник же! – услышал за спиной огорченный голос классного руководителя и ради приличия пожал плечами, отвечая женщине:

– В следующий раз обязательно, Стелла Владимировна! А сегодня у меня настроение графа Дракулы. Так и хочется кого-нибудь искусать! Здесь, случайно, не Хэллоуин празднуют? Могу поделиться свежей кровью.

– Фролов! Снимай куртку и иди уже, ради бога, с глаз моих в зал! Скоро начнется концерт, перед этим должны озвучить результаты школьного голосования, а ты все еще здесь!

Только наша Стелла, любительница органной музыки и балета, могла обозвать выступление музыкальной поп-роковой группы Игната – концертом, и я криво усмехнулся ее ожиданиям. Пока вечер складывался на удивление приятно.

– А я здесь при чем?

Но мы оба знали «при чем».

Школа потрудилась, не пожалев родительских денег, и за одну ночь и утро, прошедшие со времени соревнований, изменилась до неузнаваемости. Сейчас холл был чист и натерт, убран новогодней мишурой и атласным серпантином, вдоль коридора под потолком висели бумажные снежинки, а перед входом в спортзал высокой аркой стояла пышная хвойная гирлянда, приглашая участников Зимнего бала войти в широкие двери украшенного к празднику спортзала.

Вот это размах! Сцена, елка, хвойные подвески с мишурой, светодиодная иллюминация вдоль стен и пола, воздушные шары на окнах, все в сине-серебряных, перламутровых, холодных красках зимы. Зеркальная сфера под потолком и направленный на нее прожектор. Установленные по углам внушительные лазерные стробоскопы… Столики на шесть персон каждый широким полукругом от сцены… Войдя в зал, я удивился, помня прошлогодний бал, насколько щедро нынче каждый родитель отсыпал из своего кармана для любимого чада. Жаль, что скелетина не увидит праздник. Наверняка ей бы здесь понравилось. И наплевать на детские рюши или чего там ей мать купила надеть. Я уже знал, что моей сводной сестре очень мало нужно для счастья.

Подумав об Эльфе, напрягся. Остановился, вперив взгляд в толпу хихикающих девчонок, обступивших блондинку в длинном голубом платье, так подходящем к атмосфере вечера и наверняка к ее глазам, если бы мне сейчас не было плевать на них.

Я помнил Марину девочкой: капризной, хныкающей, что-то требующей от своего брата и матери. Вечно слонявшейся за мной следом. Я не любил ее, просто не замечал, но настоящую, пожалуй, увидел только вчера…

Я снова вспомнил, как упала скелетина. Стыдливо охнув, поднялась, намереваясь закончить танец, и не смогла. С каким изумлением она смотрела на ту, что сейчас улыбалась мне так же довольно, как вчера своему поступку. Не думая о боли, которую причинила, не сожалея. И не подумав спрятать радость от чужих глаз.

В ответ на мой взгляд Марина кокетливо засмеялась, что-то отвечая подружкам. Провела ладонью по открытому плечу, отвернулась, чтобы вновь поднять голову и встретиться глазами. Поправила у шеи волосы… Напрасно. Ее игра не влекла меня. С таким же интересом я мог смотреть сквозь блондинку на Новогодний стенд. Все, что я видел в своем воображении со вчерашнего дня, – это голые ноги Эльфа. Стройные колени, узкие ступни и нежные пальцы. Чувствовал прохладную кожу скелетины под своей рукой. Я хотел касаться ее до бесконечности, изучая и присваивая, даже зная, что нельзя. Нельзя…

– Стас, привет! А я уже думала, ты не придешь! На торжественном открытии Зимнего бала тебя не было, на звонки не отвечаешь. Ты что, так с вечеринки и не простил меня? Ну, выпили, поссорились, с кем не бывает!

Ленка Полозова. Отлично. Она была именно тем человеком, кто мог оказаться полезен. Теперь уже для моей игры. У нас замечательно получалось развлекать друг друга.

– Ну что ты, детка. Не придумывай. Просто не люблю трепаться попусту, – я оценил смелый, ярко-красный наряд девчонки и каблуки. Криво усмехнувшись, притянул ее к себе, вместо приветствия прошептав на ухо пошлую гадость. Крепко прижал к боку, позволяя почувствовать близость наших тел. Игриво укусил за скулу – я никогда и никому не собирался обещать своей преданности.

Полозова засмеялась. Обвела уверенным взглядом зал, демонстрируя мое к ней расположение, скользнула рукой на плечо. Молодец. Наблюдавшая за нами блондинка тут же скисла, став бледной и унылой сестрой Воропаева, а значит, можно было на время о ней забыть.

– Ну все, Ленка, хватит! – я игриво оттолкнул девчонку. – Не висни, рубашку помнешь! Все равно не присвоишь, ты же знаешь.

– Зря ты так, Стас. Я скучала.

– Так увидимся, вечер длинный. У нас у каждого еще столько дел.

– Ты подойдешь ко мне? Не обижаешься?

– Ну, конечно, – я уже легко оставлял подругу позади, отвечая взмахом руки на короткий свист Савельева возле сцены, заметившего меня первым. – Мы же вроде как друзья. Вот и отметим приближение Нового года по-дружески.

– Я голосовала за тебя!

– Правда? Ну, спасибо!

Хотя кому эта коронация нахрен нужна? Детский сад…

Игнат Савин с ребятами из своей музыкальной группы уже установили аппаратуру и теперь стояли у небольшой сцены в торце большого спортзала, проверяя градус харизмы и обаяния на старшеклассницах, что яркими стайками вились вокруг парней в ожидании обещанного школьной дирекцией «концерта». Когда я подошел поздороваться, Игнат с Белым как раз расписывались на запястьях двух выпускниц из параллельного класса, таращась на девчонок как мартовские коты.