Янина Логвин - Только ты

И все. Не помню, как оказался рядом.

Она. Эльф. В этом доме. Снова. Один взгляд на стройную девичью спину, и сердце стучит, шалея от радости, а руки просятся жить своей жизнью.

– Ты что, пьян?

Три слова, что отрезвляют похлеще крепкой пощечины.

Не пьян, но и не трезв. Выпитый в последний час спиртной коктейль все еще гуляет в крови. Как всегда, моя чертова жизнь под завязку полна неожиданных сюрпризов и нужных моментов.

– Настя…

Но она уже отстраняется, спокойно снимая с себя мои руки. Говорит, поднимая лицо, пуская на губы скупую улыбку. Вполне дружелюбную, такую, какой могла бы одарить случайного знакомого, однажды мелькнувшего в жизни.

– Да все нормально, Стас, просто неожиданно такое услышать, помня нашу первую встречу. Я тоже очень рада тебя видеть, несмотря ни на что. Ты извини, – обходит стороной, чтобы остановиться в паре шагов, коснувшись ладонью виска, – не знала, что ты дома и тем более не один, иначе предупредила бы звонком в дверь. Неудобно получилось.

– Что?

– Извинись за меня перед девушкой, пожалуйста. Кажется, я ее смутила.

Какая, к черту…

Я вспоминаю блондинку, пять минут назад сползающую по мне, и мир тут же бледнеет.

Янка. Сама запрыгнула в машину, попросив подвезти. Сама с обещанием заглянула в глаза, провела губами по шее, засмеялась игриво: «Фролов, меня ждет до боли скучный вечер. Спаси, а? Последний год в универе, не дай девушке «сдохнуть от скуки», – сославшись на сволочной день. И я снова взял то, что предложили. Всегда брал, если хотел. Такое уже случалось между нами. Заскочить на час домой и разбежаться, получив удовольствие, – почему нет? Взрослый мир, твою мать, и момент откровения.

Сейчас рядом с Эльфом я вдруг чувствую себя грязным. Смердящим от секса и запаха случайной женщины, который сидит на коже. Чем я думал, когда обнимал своего Эльфа? Просто крышу сорвало, едва увидел…

Она всегда была лучше и чище меня, всегда. Я чувствовал это еще подростком. Светлая девчонка с ясными синими глазами, что умели смотреть в душу. Вот и сейчас смотрит так, словно знает все о моих мыслях. Снова напряженно улыбается, опускает ресницы, а мне уже не хватает ее глаз.

Настя Матвеева. Моя сводная сестра. Пять лет назад эта девчонка ценой моей собственной ненависти вырвала у меня сердце, и вот она снова здесь, чтобы одним своим появлением заставить его биться как сумасшедшее…

Сказать хочется гораздо больше, чем следует говорить при первой встрече тому, кто однажды уже потерял к тебе доверие.

– Этот дом и твой тоже. Жаль, что я не знал. Ничего не знал о тебе. Настя…

На этот раз у меня не получается к ней подойти. Ее натянутая спина говорит без слов, что девушка не хочет, чтобы к ней прикасались. Она отвечает приветливо, но поспешно, ясно давая понять, что даже после стольких лет совсем не расположена к беседе.

Не удивительно, если вспомнить, как мы расстались и какой сволочью я показал себя в нашей прошлой жизни.

– Тебя ждут, Стас, а я устала. С утра сегодня на ногах – поезд, перелет, дорога. Если позволишь, я все же выпью кофе. Ты не волнуйся, – она подходит ближе, чтобы вернуть в руки чашку с горячим напитком, но тут же отходит к столу. – Я уже не та беспомощная девчонка. Спасибо Галине Юрьевне, она помогла мне перевестись в ваш университет и приняла под свой кров. Теперь осталось найти работу и снять жилье. Не хочу осложнять тебе жизнь, я все понимаю.

Не понимает. Но… неважно. После стольких лет безнадежного ожидания она здесь, и это главное.

Я тоже делаю себе крепкий кофе и следом за ней сажусь за стол. Если она и удивлена, то виду не подает.

– Угощайся, – вдруг показывает на какие-то пирожные, аккуратно разложенные на блюде. – Раз уж ты не спешишь, попробуй. Очень вкусные профитроли. Как думаешь, твоей маме понравятся?

Мы сидим на расстоянии вытянутой руки и встречаемся взглядами. Не отпускаем друг друга, внимательно разглядывая лица. Я не видел своего Эльфа пять лет, она стала просто красавицей. Какие уж тут, к черту, профитроли.

«…Я люблю ее! Ты меня слышишь! Люблю!» – очень смелое и до злобы упрямое, брошенное в лицо матери. С вызовом и ненавистью на весь мир, отнявший у меня Эльфа. И плевать, что слезы в глазах, а отчим смотрит волком. Я не могу и не хочу бороться с болью, раздирающей грудь.

Хлесткая пощечина по лицу. И еще одна. И еще. Такой силы, что на ногах не устоять. У матери всегда была твердая рука и железный характер. Она знала, как наказать меня. А я знал, что заслужил.

– Дурак! Себя вини, Стаська! Ты постарался на славу, чтобы сломать эту девочку. Никогда не спрашивай меня о Насте! Никогда! У тебя нет права знать о ней! И не будет, уж я постараюсь. Не сейчас, так точно! Лучше моли Бога, чтобы этот ребенок вернулся к нормальной жизни и простил всех нас. Где ты был со своей любовью, когда ее распинали?! Что тебе стоило принять ее?! Может, я тебя обделила в чем-то?! Убирайся с глаз, видеть тебя не хочу!»

Да, я не имел и не имею никакого права знать, но я страшно рад, что она вернулась.

– Я не думаю, а уверен, что госпоже директору понравятся эти профитроли, – отвечаю честно. – И твоему отцу тоже.

Она подбирается в плечах и чуть хмурится. Смотрит на меня с осторожным ожиданием, прежде чем сказать.

– Стас…

– Да?

– Наверно, даже лучше, что мы одни. Пока не вернулись родители, я хочу, чтобы ты услышал от меня. Это насчет Галины Юрьевны…

То ли я налил кофе в слишком маленькую чашку, то ли во мне внезапно проснулась жажда от близости Эльфа, но на третий глоток напиток заканчивается. Я отодвигаю пустую посудину прочь, оставляя пальцы лежать рядом с девичьей рукой. Смотрю на губы, что под моим взглядом мягко смыкаются, рассказывая о том, как повзрослела их обладательница.

– У тебя удивительная мать, и я ее очень люблю. Очень. Сейчас у меня нет человека ближе, чем она. Поэтому хочу, чтобы ты знал: я называю Галину Юрьевну мамой. Это важно для меня. Надеюсь, ты не будешь против?

Она внимательно смотрит из-под длинных ресниц, словно ждет осуждения с моей стороны.

– А разве я могу? – я действительно не удивлен. – Уверен, у вас это взаимно. Когда-то мать чуть не спустила с меня шкуру за то, что тебя обидел. Постой, – я вдруг понимаю то, что следовало понять сразу: – Значит, Нина Ивановна…

– Да. Полгода уже. А разве отец не говорил?

– Нет. Мы не близки с ним. Совсем. С того самого случая. Эльф, послушай…

– Да? – она поднимает упавшую было голову, но тут же спохватывается: – Стас, – просит серьезно, убирая ладонь со стола к себе на колени, – перестань. Ну, какой я Эльф? Смешно же звучит.

Но мне так не кажется, и я вновь ей это повторяю. Признаюсь, глядя в глаза:

– Я ничего о тебе не знаю. Ты изменилась.

Синий взгляд в ответ смотрит предельно честно.

– Ты тоже, Стас.

– Скажи, ты когда-нибудь спрашивала мать обо мне?

– Да, иногда. Но ничего о личном.

И вдруг неожиданное:

– А ты?

– Нет, никогда.

– Я так и думала, – правда или мне слышится в ее голосе разочарованный вздох? – Глупости это все.

Она встает из-за стола, поднимает чашки и споласкивает их в раковине. Двигается привычно, как будто делала это только вчера. Оборачивается через плечо, пока я смотрю на нее, все еще пытаясь поверить, что она не видение.

– Стас, тебя по-прежнему ждут, а я устала. Иди к девушке. Если скажешь, где мне можно расположиться, я буду очень благодарна.

– В моей комнате.

Ее плечи так и застывают.

– У тебя удивительное чувство юмора, – она произносит это тихо и холодно, отворачиваясь, однако я слышу. – Не смешно.

– Согласен. Но в соседней комнате ты сама не захочешь быть. И в спальне для гостей тоже.

– Почему?

– Там не мешало бы сменить постель.

– Мне все равно.

– А мне нет.

– Послушай, Стас, на самом деле это большой дом…

Я поднимаюсь из-за стола и направляюсь к выходу.

– Брось, Эльф. Я же знаю, что ты скучала по своей комнате.

Останавливаюсь на пороге кухни, чтобы обернуться и еще раз увидеть ее глаза.

– По нашей комнате. Правда? – задаю вопрос, вдруг отчаянно желая услышать от нее только один ответ.

И она отвечает:

– Правда.

Янка курит и молчит всю дорогу. Хоть не лезет с расспросами – и то хлеб. Я сейчас не настроен ни к откровению, ни к благодарности.

– Куда тебя подбросить? – спрашиваю девушку, выгоняя «Мазду» на центральный проспект, и слышу в ответ адрес.

Ну, домой так домой.

– Послушай, Стас…

Я останавливаю машину у высотного дома, моя недавняя подруга еще не успела закрыть за собой дверь, а мне уже не терпится сорваться с места.

– Да?

Она наклоняется и задумчиво смотрит. Снова молчит.

– Ну что еще, Янка? – не выдерживаю ее грустного взгляда. – Только не говори, что я тебя бортанул. Мы выбрали неудачный момент, вот и все. Ты знала, что этим все закончится. Всегда заканчивается, иначе бы не села в машину.

– Не в том дело, Фролов. Я всем довольна, ты был на высоте. Просто… Я думала, это шутка.

– Что именно?

– Татуировка. Надпись на твоей груди. Мне казалось, это шутка. Ну, типа фетиша или подростковой заморочки на тему эпичного фэнтези. Мало ли, кто на чем двинулся. А оказалось…

– Загорская, тебе не о чем поговорить? Я и так сказал слишком много.

– Мне интересно, Фролов. Все это время мы с девчонками считали, что ты перечитал Толкиена. Думали, нашел хитрый способ избежать отношений. Ты никогда не вешал лапшу на уши, это верно, но и не объяснял…

– А разве должен был?

– Ну, мне же сегодня сказал.

– Хорошо. Она существует, теперь ты знаешь. И я однажды двинулся, это так.

– Без надежды на выздоровление?

– Без.

– Когда ты успел? Твой Эльф – совсем молоденькая девушка, а я помню татуировку с первого курса. Фролов, ты что, попался, как юный Ромео?

– Иди к черту, Янка!

Блондинка хлопает дверцей и смеется. Требовательно стучит в окно, когда я трогаюсь с места.

– Ну, что еще? – стекло ползет вниз.

– Попрощаться хотела. Только ядом не плюйся! Ты мне кое-что должен, Стас, теперь я знаю твою тайну!

Должен, но сегодня я все долги прощаю.

И я тоже ей улыбаюсь, понимая, на что она намекает.

– Обойдешься! – отвечаю, после чего все-таки уезжаю.

Сейчас вечер, и город шумит. По телефону мать сообщает, что они с отчимом на подъезде к дому, и я приезжаю на набережную. Мне не хочется отнимать у Эльфа ее встречу с родителями. Не знаю, откуда она прилетела и где жила, но ожидание свидания с матерью так и горело в ее глазах.

«Как думаешь, твоей маме понравится?»

«Я хочу, чтобы ты знал: я называю Галину Юрьевну мамой».

Мамой, надо же. Странное чувство, когда родной человек впускает в свое сердце кого-то еще. Когда кто-то другой, не ты, становится для него необходимым и важным. Нет, это не ревность, больше нет. Это удивление и гордость за мать. За то, что она смогла, в отличие от меня, стать для Эльфа близким человеком. Смогла до конца быть честной, не делая выбор между сыном и падчерицей, но принимая сторону слабого.

Сильная и справедливая Галина Фролова. Не мачеха – мама.

Я всегда знал, что она с первого взгляда полюбила девчонку. Так же, как я. Вот только у меня не хватило смелости в свои семнадцать лет принять первое чувство. Не хватило, пока это чувство не растоптало меня, наказав за трусость.

Я одет легко – в джинсы и рубашку. От реки тянет сыростью и неожиданным покоем. Возле бетонного парапета гуляют парочки, на набережной шумят фонтаны, бегает детвора… Собираются группами трейсеры. Уже сентябрь, но мне отчаянно хочется окунуться в реку с головой, чтобы отрезветь окончательно. Потому что мысль об Эльфе, о том, что она снова рядом, – пьянит.

– Эй, парень! С ума сошел? Это тебе не городской пляж! Здесь зона культурного отдыха горожан и стоянка прогулочных катеров. Ты что делаешь?! Постой…

Поздно. Я ныряю с набережной вниз головой, с облегчением встречая холод реки, что принимает меня в свои объятия.

Хорошо. До чего хорошо! Но здесь действительно не пляж, и мне приходится сделать сотню широких гребков, чтобы выбраться на берег. А после сидеть на речном парапете, обсыхая под лучами заходящего солнца, понимая, что в глазах прохожих я наверняка выгляжу городским сумасшедшим.

Дома. Я дома. Нужно привыкнуть к этой мысли. Мачеха выразила ее достаточно ясно, не поленилась повторить, чтобы я приняла этот факт как должный и успокоилась.

Я действительно дома.

– Ты, Стася, сначала обживись, отдохни, начни по-человечески учебный год, а потом уже и о квартире подумаем. Сколько можно – на расстоянии да на расстоянии. Хочу побыть с тобой рядом подольше, ведь не чужая ты мне. Ну, рассказывай! Как жила-была? Что видела?