– Ничего, я подожду.

– Настя, – он останавливает меня за руку, переплетает пальцы… Сжимает ладонь, глядя в глаза. Говорит тихо, но от этого не менее взволнованно: – Я чуть с ума не сошел, когда проснулся, а тебя нет. Нигде нет и телефон не отвечает. Я знаю, что вел себя как дурак, понимаю, но… мне надо знать, где ты. Всегда знать, где ты.

(Да, отключила. Не для тебя. Не хотелось врать и рассказывать о Дашке. Все равно ведь не поймет и осудит.)

– Стас…

От его слов сжимается сердце, а свои слова так просто не подобрать. Смуглые пальцы тянутся к моему лицу, чтобы погладить щеку.

– Какие-то сумасшедшие дни у нас, Эльф. Нам надо остановиться. Я не могу изменить прошлое, не могу изменить себя, но хочу быть с тобой. Еле сдерживаюсь сейчас, чтобы не слететь с катушек к чертовой матери и не разорвать то тонкое, что есть между нами. Мне все равно, что было в твоей жизни в прошлом, с кем ты была, я просто хочу, чтобы ты поверила и вернулась ко мне. Это все, что прошу. А ты говоришь, консультации. Я буду ждать тебя сколько нужно.

– Стас, ты не все знаешь.

– Эльф, после испытания твоим другом Бонне мне уже ничего не страшно.

Его ладонь лежит на моей щеке – теплая, нежная, ласковая. Я не могу удержаться, накрываю ее своей рукой и касаюсь губами. Целую линию жизни, поймав взглядом исполосованное запястье. Сжимаю в пальцах, поднимаю лицо и успеваю заметить, как темнеют серые глаза и поднимается на вздохе грудь Стаса… когда стремительно отворачиваюсь, распахиваю дверь и выхожу из машины. Стучу каблуками по аллейке, сбегая к университету, как глупая пугливая школьница.

Не только ему так трудно сдержать себя и не шагнуть за грань.


Понедельник день тяжелый, пора новых тем и заполненных учащимися аудиторий… Последние две ночи я почти не спала, и занятия тянутся невыносимо долго. Мысли отказываются выстраиваться в логическую цепочку, а сознание воспринимать информацию. За последние несколько дней всего было слишком в моей жизни, и я бреду на консультацию к декану своего факультета, не думая ни о проекте, ни о победе, ни о самом конкурсе. Снова и снова вспоминая того, кто занимает все мои помыслы.

Внизу, в холле, на почетном месте главной колонны висит большой портрет счастливого Борьки Брагина – чумазого и помятого после лесных приключений. В этом году отыскавшего своего Пропавшего студента и выигравшего главный приз общеуниверситетской охоты. Увидев знакомое лицо, я невольно улыбаюсь и останавливаюсь. Вместе с другими студентами засматриваюсь на фотографию бывшего одноклассника, ощущая в груди радость за его победу.

Ай да Борька! Молодец! Вот Кузнецова обрадуется!

– Вижу, тебе, Анастасия, нравится ловить на себе восхищенные взгляды.

Он. Сам учредитель конкурса. Мужчина из прошлого моих родителей. Моей матери, если быть точной. Обернувшись на голос, я натыкаюсь взглядом на карие, колкие в недобром ожидании глаза.

– Дмитрий Иванович? Простите, это вы о чем?

– Ну, как же? Вокруг толпа парней, а ты одна. Иначе зачем бы остановилась здесь? Впрочем, неважно, – мужчина отделывается ленивой усмешкой, сбивая меня с толку. – Будем считать, что я не заметил.

Какая-то сущая глупость. Или нелепица, как знать? Понятная лишь ему. Этот человек в нашу первую встречу наговорил мне много чего неприятного, осадок никуда не исчез, и взбалтывать его в душе дважды я не собираюсь, какой бы важной шишкой он ни являлся.

– Извините.

Я разворачиваюсь с намерением уйти, но сильная рука останавливает меня, опускаясь на предплечье.

– Постой, Анастасия, не так скоро. Я еще не поговорил с тобой.

Чужие пальцы жгут кожу, и я ловлю себя на том, что без колебания избавляюсь от них.

– Я вас слушаю, Дмитрий Иванович.

– Я хочу, чтобы сегодня в шесть часов вечера ты пришла в кафе «Централ». Одна.

Он бросает взгляд на циферблат дорогих часов.

– Ровно через три часа.

– Нет.

И даже думать не хочу, какова причина его приглашения.

– Хорошо, если боишься, можешь взять с собой того, кто составит тебе компанию.

– Нет.

– А если я пообещаю рассмотреть твой проект в приоритете?

Этот человек мне не нравится, и я готова повторить ему «нет» сколько угодно раз.

– Я вам уже ответила. И, пожалуйста, Дмитрий Иванович, отпустите мое запястье, я хочу уйти.

Он отпускает руку и отступает, но улыбка продолжает витать на тонких губах. Странно-приподнятое настроение мужчины настораживает, как и слова, брошенные в спину, когда я все-таки ухожу от него, без оглядки пересекая холл:

– Что ж, Анастасия, ты сделала выбор. В любом случае отступать поздно, так что тебя ждет сюрприз!


Какой сюрприз? О чем он говорил? Неужели в его силе вмешаться и отстранить мой проект от участия в конкурсе?.. Пусть мне не видать победы, но опыт работы под взглядом опытных архитекторов, личные консультации с научным руководителем и дух соперничества – ценны для каждого студента. Не хотелось бы потерять шанс показать себя преподавателям и доказать, что я чего-то стою.

Я думаю об этом всю консультацию, не могу избавиться от воспоминаний о недобром взгляде, затираю его в памяти другим взглядом – серым, горячим и обещающим. Слушаю куратора, который, несмотря на все сомнения насчет учредителя конкурса, не спешит отпускать меня и с интересом обсуждает важные детали в проектировании Экспоцентра.

– Хорошо, Анастасия, на сегодня закончили. Отличное решение! Жду вас у себя в пятницу со всеми внесенными в проект изменениями.

– До свидания, Юрий Васильевич…

Я давно посматриваю на часы, думая о словах Стаса. Неужели и правда ждет? Выхожу из кабинета, колеблюсь всего секунду, прежде чем достаю телефон и набираю его номер.

Он тут же взволнованно отвечает. Или мне только так кажется, потому что очень хочется услышать голос. Его голос, а не тот, что упреком шевелится в груди.

– Стас, это я.

– Привет, Эльф. Ты уже освободилась?

– Да.

– Я рядом, буду через минуту. Настя! – когда я уже собираюсь отключить звонок. – Ты что-то хочешь? Скажи!

– Нет, – я улыбаюсь, догадываясь, о чем он говорит. Удивляясь, как по-новому для меня звучат его слова. Чувствуя за ними что-то щемяще-нежное, тихой радостью овеявшее душу.

Хочу, но только тебя. Мысль откровенная и полна искреннего желания, и так хочется произнести ее вслух.

Я оставляю двери учебного корпуса, сбегаю со ступеней крыльца и иду по парковой аллейке в сторону автомобильной парковки едва ли не так же быстро, как убегала сегодня утром. Издалека выискиваю глазами высокую, крепкую фигуру темноволосого парня с такими пронзительно-серыми глазами, которые, увидев однажды, – уже не забыть. Когда-то они сверкали ненавистью, но даже тогда, пять лет назад, мое сердце видело в них особый свет и тянулось к нему вопреки всему.

Вот и сейчас этот свет встречает меня, но Стас никогда не умел играть, и в его взгляде я угадываю озадаченность и беспокойство. Замедляю шаг, предчувствуя неладное, наблюдая, как он заканчивает с кем-то телефонный разговор, прячет «Айфон» в карман и, обойдя автомобиль, распахивает для меня дверь… Несмотря на волнение, напрягшее широкие плечи, пробует улыбнуться.

Да, я всегда знала, что он может быть другим.

– Ну вот, Эльф, ты и вернулась. У нас все получилось, и я не против попробовать снова.

Я останавливаюсь, отвожу от лица брошенные ветром на щеки волосы, чтобы взглянуть на него.

– Стас, что-то случилось? – спрашиваю, отмечая про себя, что с моим вопросом улыбка сходит с его губ, возвращая линии рта привычную твердость.

– Все живы-здоровы, насколько мне известно. Но, Настя… – он не хочет отвечать, и все же колебаться не в его правилах. – Прежде чем мы вернемся в Черехино, ты должна узнать. У нас гости.

За все то время, что я пробыла в доме мачехи с момента моего возвращения, в нем никто не появлялся, кроме Арно. Но я помню слова мамы Гали, обращенные к сыну, и догадываюсь, кто бы это мог быть:

– Твои друзья?

Но Стас качает головой.

– Нет, напротив. Кажется, твои родственники.

– Мои… кто?

Мне даже не удается скрыть удивления.

– Мать звонила. Они приехали только что. Сам ничего в толк взять не могу. Понял только, что она пустила их в дом.

Услышанная новость кажется нелепицей, и я невольно улыбаюсь, отказываясь верить в подобное предположение.

– Стас, но это же ерунда какая-то. Бабушка умерла зимой, мамы давно нет. У меня есть только отец и вы. Больше никого.

– Мы можем не возвращаться в Черехино сейчас. Хочешь?

Хочу ли я избежать встречи с чужими людьми? Конечно. Отцу лучше знать, кто нам родственник, а кто нет. Не думаю, что он стал бы что-то скрывать от мамы Гали.

Мое сердце вдруг обрывается, когда я вспоминаю о Егоре. Последние два дня я не звонила и не говорила с ним, так неужели он решился… Нет, не может быть. Он не мог приехать. Да и зачем? Когда я сама…

– Нет, – я качаю головой, холодея душой. – Давай вернемся домой. Пожалуйста. Я хочу знать, кто это.

– Хорошо.

Стас помогает мне сесть в машину и садится сам. Мы едем молча и только у ворот дома, заглушив мотор, он неожиданно находит мою руку, чтобы сжать пальцы и поймать отозвавшуюся на его прикосновение дрожь.

– Настя…

– Да, – я снова смотрю в серые глаза, и все беспокойство, охватившее меня, тут же отходит на второй план.

– Я понимаю, что, возможно, сейчас не время и тебе не до того, но… Пожалуйста, возьми, они твои.

Цветы. Бело-розовый букет орхидей. Очень нежный и красивый, оказавшийся вдруг на моих коленях. Внимание, так не похожее на Стаса. А может, я просто недостаточно хорошо его знаю.

Он словно читает мои мысли. Те вопросы, что я и сама себе боюсь озвучить.

– Никому, Эльф, – легко касается подбородка пальцами, заставляя посмотреть на него… и роняет руку, сжимая ее в кулак. – Никогда. Только тебе.

Кажется, мы оба смущены и не можем подобрать слова. Что-то витает между нами на самой поверхности, что-то тонкое и ранимое, такое же влекущее, как аромат орхидей. Живое и трепетное, что притягивает наши взгляды и лица навстречу друг к другу… и вдруг болезненно сжимается, когда где-то близко хлопает автомобильная дверь.

Незнакомый мужчина склоняется над приспущенным стеклом со стороны водителя и тычет в окно незажженную сигарету.

– Эй, парень! Дай прикурить. Хозяин зажигалку забрал, а мне еще торчать здесь неизвестно сколько. Подохну ж без курева. Ой, девушка! Простите! – спешит извиниться, заметив, как я отпрянула от Стаса. – Я вас прервал, да? Черт, неловко-то как.

Мне тоже неловко под чужим взглядом, а еще досадно. И губы ноют, оттого что не дотянулись, не встретили, не получили.

– Не курю, мужик. Отвали!

Если разочарование умеет говорить, то сейчас оно кричит в два голоса, и мужчина, глядя в лицо Стаса, ставшее жестким, ретируется, поднимая руки.

– Понял, ребята! Виноват, ухожу.

У ворот стоят два незнакомых автомобиля представительского класса, и Стас хмуро оглядывает их, провожая меня к крыльцу.

– Не нравится мне это, Эльф, – замечает, в неосознанном жесте защиты приобняв за плечи, когда я настороженно прислушиваюсь к голосам, раздающимся в доме, отмечая среди них мужские, – не вяжутся такие тачки с твоей родней из Дальнего Бура и Батей. Может, обознался кто. В жизни все бывает.

Да, бывает. И в этот момент я почти уверена, что так и есть.

Они стоят в гостиной – мачеха и отец. Оба напряженные, вытянутые, подобравшиеся. В просторной комнате кроме родителей я замечаю двоих мужчин и худощавую женщину лет шестидесяти, присевшую на диван. И первый же брошенный на нее взгляд говорит мне, что мы со Стасом ошиблись. Не обознались. Знакомые черты, которые я так часто вижу в своем отражении и на фотографиях мамы, легко угадать даже сквозь мелкую сеть морщин, укрывшую ее холодное, но все еще красивое, холеное лицо.

Она сидит перед мачехой с прямой спиной – темноволосая, в светлом жакете и юбке-карандаш, поджав губы, впившись пальцами в ручки дорогой сумочки-саквояжа, и при звуке наших шагов поворачивает голову навстречу.

– Здравствуйте, – я все же считаю нужным поздороваться с незнакомцами, хотя довольный вид Дмитрия Ивановича, оказавшегося вдруг в нашем доме, заставляет меня скорее уйти прочь, чем еще раз отметить приветствием его самодовольную улыбку и важный кивок головы.

Несомненно, ему есть чем гордиться, сюрприз мужчине удался на славу.

Мы останавливаемся со Стасом на пороге гостиной, когда женщина, увидев меня, схватывается на ноги, скрещивая руки на груди.

– Господи! Анечка! Девочка моя! – громко восклицает, роняя сумочку к ногам, и тут же оседает в руки подоспевшего к ней мужчины. – Но этого не может быть! Николаша, как же так?! Не может…

– А я вам говорил, Эмма Леонидовна, – важно отзывается учредитель, – что девушка – вылитая Аня.