Джеки Д'Алессандро - Только ты

– Мы поселим его в конюшне. Лучшей во всем Сент-Айвзе, – пообещала Делия.

– И это неудивительно с таким владельцем, как мистер Бакстер.

Этан остановился в дверях, мельком отметив вскинутые брови Делии.

– Вы знаете Этана, миледи? – удивилась она.

Но его взгляд бы устремлен на другую женщину.

Она стояла вполуоборот к нему. Верхнюю часть лица затеняли поля шляпки, но сердце дрогнуло при виде золотисто-медовых волос, изгиба подбородка, полных губ. Маленькая ямочка на щеке, которую он так хорошо помнил, стала глубже, когда она улыбнулась.

Женщина кивнула.

– Да, я его знаю, – тихо сказала она. – По крайней мере знала. Много лет назад…

Она осеклась и словно застыла на месте. Зато его сердце заколотилось неровно и быстро, словно он перепрыгнул сразу через десятилетие из бескрайнего далека, чтобы оказаться здесь.

Словно почувствовав тяжесть его взгляда, она медленно повернулась. И он снова взглянул в глаза, которые уже не надеялся увидеть. Прекрасные глаза, напомнившие о море и о том, что преследовало его бесконечно много дней и ночей. Касси…

Ее имя прозвенело в мозгу, но он не мог сказать ни единого слова. Мог только смотреть.

Кассандра побледнела как полотно, но к щекам тут же прихлынула кровь. Несколько долгих секунд он слышал только лихорадочное биение своего сердца.

Наконец тот же мягкий голос, который он до сих пор слышал во сне, прервал молчание:

– Здравствуй, Этан.

«Здравствуй, Этан». Эти два простых слова совершили чудо: годы куда-то исчезли. И Этан снова превратился в зеленого юнца, работавшего в конюшне ее отца и нетерпеливо ожидавшего момента, когда она отправится на ежедневную прогулку верхом и поздоровается с ним широкой улыбкой, способной прогнать с неба даже самые темные тучи. «Здравствуй, Этан…»

– Здравствуй, Касси…

Ответ застрял в горле, и Этан стиснул челюсти, чтобы сдержать его. Ведь она больше не была Касси, с которой он вырос. Той застенчивой, неловкой девочкой, превратившейся в прекрасную молодую женщину. Теперь она леди Уэстмор. Графиня. И, видит Бог, она все еще прекрасна. Огромные синие глаза, задорный носик и полные губки… похоже, сами боги очень старались, когда лепили ее. Но все же он заметил небольшие перемены: эти глаза больше не сверкали. Губы плотно сжаты. Когда-то круглые, как яблочки, щеки теперь осунулись. В этой женщине ничего не осталось от веселой озорницы, какой она была когда-то. Странно. Что же вызвало такие изменения?

И тут он со сжавшимся сердцем заметил цвет ее платья. Глухой черный цвет. Она в трауре. Но кто умер? Мать или отец? Нет, этого быть не может. Поместье лорда и леди Парриш находится всего в двух часах езды от Сент-Айвза. Если бы кто-то умер, до него наверняка дошли бы слухи. Значит, остается муж.

На какой-то ужасный, абсурдный момент его сердце подскочило при мысли о том, что она больше не замужем. Однако реальность тут же отрезвила его. Какая разница, есть муж или нет!? Ни сейчас, ни тогда, десять лет назад. Вообще никогда. Слишком высоко ее положение. Платоническая дружба, которая была между ними в детстве и отрочестве, давно разорвана. И то, что его чувства, как оказалось, куда глубже обычной дружбы – только его боль. Кассандра никогда не давала ему никаких надежд на то, что между ними может быть нечто большее. Да они и не говорили на эти темы. Маленький конюх и дочь виконта? Немыслимо. Невозможно. И все же здравый смысл не уберег его глупое сердце от безнадежной, безумной любви к девушке, которую он не мог получить.

И тут Этан вдруг рассердился на себя за неспособность забыть прошлое, забыть Кассандру и избавиться от бесплодных чувств. И рассердился на нее. За то, что явилась как ни в чем не бывало и все еще после стольких лет обладает властью пошатнуть его мир.

Тогда, десять лет назад, он делал все, чтобы скрыть свои чувства, и все же сетовал на нее за то, что она ни о чем не догадывалась. Как она могла не заметить, что при каждой встрече он вспыхивает, как факел? Наверное, он законченный лгун. Конечно, в тот последний год она была слишком занята мыслями о предстоящем сезоне. А потом свадьба…

Кассандра откашлялась, и он встрепенулся, осознав, что молча глазеет на нее. Интересно, сколько он вот так простоял, разинув рот?

– Леди Уэстмор, – слова, кинжалами вонзились ему в грудь, – пожалуйста, извините мое поведение. Я просто удивился, увидев вас.

Нечто непонятное мелькнуло и погасло в ее глазах, сменившись чем-то вроде облегчения. Не думала же она, что он не вспомнит ее?!

Этан невесело усмехнулся. Ад и проклятие, если бы она только знала, как старался он ее забыть!

Прижимая к груди ридикюль так крепко, словно в гостиницу вот-вот должна была ворваться банда грабителей, она пробормотала:

– Надеюсь, сюрприз не явился для вас неприятностью.

– Нет, конечно, нет, – заверил Этан.

– Мы так давно не виделись…

– Да, – выговорил он так резко и хрипло, будто все эти десять лет прожил в немоте.

Она испытующе оглядела его.

– Надеюсь, вы здоровы, – начала она, но тут же осеклась при виде грубого шрама, изуродовавшего его левую щеку. Этана и раньше нельзя было назвать красавцем, но эта метка уничтожила всякие намеки на тщеславие, если они у него были. Ежедневное напоминание о прошлом…

В ее глазах было столько участия, что он невольно сжал зубы. Черт возьми, ему не нужна ее жалость! Только не это!

Несколько мгновений Кассандра не сводила взгляда с его изуродованной щеки, после чего оглядела его одежду и сапоги.

Этан едва сдержал стон.

Сколько раз он воображал в своих мечтах эту сцену! Как она приезжает в гостиницу, как они случайно встречаются… Сотни раз? Скорее, тысячи. Правда, в своих фантазиях он всегда был прекрасно одет, чисто выбрит и рассыпался в комплиментах. На деле же от него несет конским потом, на ногах вымазанные в навозе сапоги, а язык отказывается ему служить.

Стиснув кулаки, он вытерпел ее осмотр и сухо напомнил себе, что совершенно не важно, как он выглядит и пахнет. Он такой, каков есть, и всегда был: простолюдин, бывший конюх.

Когда их взгляды снова встретились, он поспешил солгать:

– О, я вполне здоров и счастлив. А как ваши дела?

– Так себе. – Она расправила черные юбки. Нижняя губа дрогнула. – Уэстмор умер. Два месяца назад.

Помоги ему Господи, он хотел ненавидеть Уэстмора, и, можно сказать, действительно ненавидел: за идеально красивое лицо, за титул и богатство, позволившие этому человеку получить единственное, что желал и любил Этан больше всего на свете, – Касси. Но как же можно ненавидеть человека, давшего Кассандре все, чего она была достойна? Роскошные балы и модные платья. Титул, состояние и положение в обществе. Беззаботную, счастливую жизнь. Неудивительно, что она глубоко скорбит о потере, и он искренне ей сочувствует.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования.

Она сдержанно кивнула.

– Я еду в Лэндз-Энд, в Гейтсхед-Мэнор.

– Погостить или остаться?

Касси поколебалась, прежде чем ответить:

– Остаться.

Щека Этана дернулась. Она будет жить всего в двух часах езды.

Помоги ему Господи.

– Сегодня вы уже никуда не поедете? – спросил он, внезапно испытав отчаянную потребность никогда больше ее не видеть! Пусть уезжает до того, как он скажет или сделает что-то, о чем потом горько пожалеет. – Хорошая погода вряд ли продержится долго.

«Видеть тебя в своей гостинице, своем доме будет пыткой. Ты достаточно близка, чтобы коснуться, и все же неприкосновенна».

Кассандра покачала головой:

– Мне нужно отдохнуть после долгого путешествия, прежде чем я вернусь домой. – Призрак улыбки мелькнул на ее губах. – Еще минута в этом экипаже, и я сойду с ума.

Что ж, ее вполне можно понять. И все же она остановилась в гостинице специально или это чистое совпадение? Он не особенно верил в совпадения, но зачем ей так понадобилось приезжать сюда? Не хочет же она возобновить старую дружбу!

При этой мысли его охватило идиотское возбуждение, смешанное с чем-то вроде паники. На какой-то безумный момент он снова возмечтал стать ее другом, делить радости и печали, наполнить свою душу счастьем, которого не знал много лет. Но мгновенная эйфория тут же сменилась тоской.

Ад и проклятие! Он не может быть ее другом, не может проводить время в ее обществе и умело скрывать свои чувства! Конечно, она слишком добра, чтобы посмеяться над ним, но, видит Бог, ему не нужна ее жалость! Достаточно мерзко уже и то, что она пожалела его из-за проклятого шрама!

Почему она вообще сюда явилась? Удостоить его рассказом о своей волшебной жизни и чудесном муже? Он не осуждает ее, но в отличие от прежнего Этана больше не желает подвергать себя наказанию, выслушивая все это!

Молчание воцарилось в комнате, неожиданно показавшейся ему слишком душной. Черт побери, куда подевались слова как раз в ту минуту, когда они так нужны?! По крайней мере нужные слова! Не мог же он выпалить те, что вертелись на языке! «Уходи!» Или того хуже: «Боже, как я истосковался по тебе…»

– А ваши родные… здоровы? – продолжала Кассандра.

– Родные? – недоуменно повторил он. Неужели она не помнит, что его отец умер? Сама же стояла рядом с ним у могилы!

– У меня нет родных.

Он тут же уловил краем глаза внезапное движение и понял, что совершенно забыл о присутствии Делии, упорно смотревшей на него.

Он попытался взять себя в руки, улыбнулся Делии и пояснил Касси:

– Хотя мои друзья здесь, в гостинице, уже почти стали мне родственниками.

В глазах Касси снова мелькнуло нечто неуловимое. Она хотела что-то сказать, но тут дверь распахнулась и на пороге появилась горничная в сопровождении кучера с двумя саквояжами. Касси представила их и взяла у Делии два медных ключа.

– Комнаты пять и шесть, прямо около лестницы, – деловито сообщила Делия. – Ужин подается в семь, в большом зале. Вам нужно помочь донести сумки?

– Сам справлюсь, – проворчал мистер Уотли.

– Этан, вы придете на ужин? – спросила Касси, пригвоздив его к месту вопросительным взглядом.

– К ужину?

Бровь Касси взлетела вверх.

– Да. К тому ужину, что подают в семь.

Он удивленно уставился на нее, но тут же понял, что это она над ним подшучивает. Как всегда. Черт, он словно долго блуждал в тумане, прежде чем отыскать дом! И это ему нисколько не понравилось.

– Человек должен есть, – сухо ответил он, скрестив руки на груди.

Она неуверенно кивнула:

– Превосходно. Значит, увидимся в семь.

Мистер Уотли стал подниматься по лестнице. Женщины последовали за ним и через несколько секунд исчезли из виду.

Этан осторожно набрал в грудь воздуха. Сегодня он будет ужинать с Касси. Она проведет ночь под крышей его гостиницы.

Он и сам не понимал, что захлестнуло его: восторг или тоска. Наверное, и то и другое, всего понемногу.

Одна-единственная ночь!

Он так долго скрывал свои чувства, так много лет держал их в узде, что какие-то двадцать четыре часа ничего не изменят.

Кассандра медленно обошла уютную спальню, проводя пальцами по стеганому покрывалу на кровати, с любопытством осматривая дубовую ночную тумбочку, гардероб, комод и умывальник. Ничего особенно модного или кокетливого: практичная недорогая мебель, сверкающая, однако, свежей полировкой. Стены были выкрашены в бежевый цвет, что придавало иллюзию пространства этой небольшой комнате. Простые голубые занавески были раздвинуты, сквозь открытое окно дул свежий ветерок. Все в этой комнате напоминало о хозяине гостиницы: прочное, надежное, чистое и никаких лишних украшений.

Этан…

Кассандра закрыла глаза и глубоко вздохнула. Встреча с ним навеяла столько воспоминаний, угрожавших лишить ее дара речи. И хотя она узнала бы его повсюду, он, несомненно, изменился. Стал выше, шире в плечах, более мускулистым. Она едва смогла отвести глаза от его стройных ног, обтянутых рабочими штанами, и загорелой груди, видневшейся в распахнутом вороте рубашки. Даже взъерошенные волосы и потное лицо никоим образом не умаляли его мужской привлекательности. Его угольно-черные волосы, которые он тогда стриг безжалостно коротко, сейчас отросли.

Желание коснуться шелковистых прядей охватило ее с такой силой, что пришлось прижать руки к груди.

А его глаза… бездонные темно-карие глаза, в которых так часто сверкали смешливые искорки, тоже изменились. Из них ушло тепло. Теперь в них скрывалось немало тайн. И страдания.

Вид его шрама потряс Кассандру. Где он получил такую рану, скорее всего причинившую ему страшную боль? А она ничего не знала. Не была рядом, чтобы утешить его, помочь, как столько раз он утешал и помогал ей. Правда, он не был похож на человека, которому требуется утешение. Он выглядел настоящей твердыней. Темной, мрачной, неприступной. Грозной.