Я направляюсь к хмурому рыжему парню в чёрных солнечных очках и с короткой взъерошенной стрижкой. Он двигается навстречу мне, затем ведёт к моей каюте на второй палубе. Открывает мне дверь, но ключи не отдаёт.

Я пожимаю плечами, открываю дверь и вхожу.

Каюта небольшая, но довольно уютная. Круглый иллюминатор пропускает достаточно солнца, чтобы не было необходимости включать свет. На перекладине между двух высоких стеллажей с разложенной летней одеждой, бельём и купальниками висит вешалка с льняным платьем-сарафаном. На тяжёлом квадратном столике у стены стоят орхидеи в вазе, две небольшие стеклянные бутылки с прохладной водой и рядом лежат две пары солнечных очков.

Следуя указаниям Иваныча, после туалета и давно желанного душа, надеваю белый купальник, платье, прекрасно севшее по фигуре, выбираю зеркальные солнечные очки "стрекоза", беру с собой початую бутылку воды, и выхожу из каюты. Рыжий хмуро дежурит у двери. Все эти ребята насуплены и молчаливы. Похоже, за разговоры им тут денег не платят. Он закрывает на ключ кабину, кивает в сторону кормы и мы идём обратно, к Иванычу и блондину.

Яхта ровно скользит по воде и за то время, что я была в каюте она порядочно отплыла от острова — он теперь напоминает песочно-зелёную полосу с небольшой горой по центру. Серые крыши тропических хижин, стоящих на деревянных основаниях в воде, кажутся теперь маленькими пятнышками.

— Смотрю, вы оделись по последней моде, — хмыкает Иваныч. — Валерий Палыч оценит, он у нас эстет.

— А вы не подскажете, где он?

— На яхте. Минуту назад сообщил, что скоро подойдёт. У него важный деловой звонок. Вы посидите пока за столиком.

Рыжий удаляется обратно, блондин давно положил пиджак на деревянный шезлонг и стоит у бортика, глядя сверху вниз на потревоженную яхтой воду. Я отхожу к столику под широким белым зонтом от солнца и устраиваюсь в тени. Иваныч и блондин о чём-то говорят друг с другом, пару раз блондин кивает в мою сторону. Он всё так же безэмоционален. Интересно, он всегда такой или только когда на службе у Ковалевского? И кто из старше по должности? Он или Иваныч? Со стороны непонятно.

Вскоре на палубу выходит Ковалевский собственной персоной. Он одет в гавайскую рубашку, расстёгнутую на две пуговицы и свободные белые брюки, которые тихонько треплет тёплый ветер. Обут в белые мокасины. Лицо открыто, никаких солнечных очков. Он кивает Иванычу и блондину, блондин делает шаг к нему навстречу и почтительно здоровается. Ковалевский что-то тихо отвечает ему, улыбается и направляется ко мне. Я вижу бинты на его руке под коротким рукавом рубашки.

— Рад вас видеть, Милана! — подойдя к столику, приветствует меня Ковалевский.

— Здравствуйте, — говорю я.

Он придвигает стоящий чуть поодаль металличсекий стул и усаживается рядом со мной.

— Вы, наверное, удивлены прибытием сюда? — улыбнувшись, спрашивает он.

— Не то слово, — сдержанно отвечаю я. — Меня не очень вежливо разбудили и я не очень понимаю цель этого перелёта.

— Целей две, — говорит Ковалевский. — Первая — обеспечение безопасности — моей и вашей, вторая — фотосессия, которую мы устроим сразу по прибытии на остров.

— Сопровождающий меня мужчина, — я киваю в сторону блондина, — тоже представитель вашей охраны?

— Верно, — отвечает Ковалевский. — Но он, так сказать, занимается ею плотно только в особых случаях. А Иваныч — моя правая рука.

— И часто они у вас возникают, эти особые случаи? — спрашиваю я.

— Если вы о ночном нападении, то это впервые за много лет.

— Вы выяснили, кто это был и кто это организовал?

— В процессе, — прищурившись, отвечает он. — Но я точно знаю, что вы тут ни при чём.

— Откуда такая уверенность? — вскидываю брови я.

— У вас возможностей для подобного не было.

— Ну, хоть тут вы меня не подозреваете.

Немного молчим.

— Скажите, а долго нам плыть? — спрашиваю я.

— Через час уже будем на берегу. Как раз немного спадёт жара, — он поворачивает руку и смотрит на наручные часы. — Всё-таки скоро уже вечер.

— Как ваша рука?


— Порядок. До свадьбы заживёт.

— А когда её планируете?

— Свадьбу-то? — ухыляется он. — Да я давно уже её не планирую. Смысл?

— Действительно, — говорю я. — Никакого.

— Вот именно. У меня и невесты нет.

— Отшиваете всех?

— Нет, просто иначе выстраиваю личные отношения. Ладно, это всё лирика. Вернёмся к нашим баранам. Нам с вами надо сделать красивую фотосессию. Чтобы создалось впечатление, что мы пара. Вы должны будете сосредоточиться и демонстрировать большую во мне заинтересованность. Обещаю отвечать вам тем же. В программе будут поцелуи на фоне тропического заката, задорные брызги в воде, смех и прочая романтика.

Вздохнув, закатываю глаза.

— Что? — спрашивает Ковалевский. — Вам не нравится план фотосессии?

— Валерий, — чуть подавшись вперёд, говорю я. — Вы знаете, что совершенно не умеете ухаживать за женщинами? Я вам что — робот, что ли? Или актриса?

— Не умею, да, — соглашается он. — Давненько не практиковал. Необходимости не было.

— А вы считаете, что мужчина ухаживает за женщиной из необходимости?

— Ну… — он замолкает и ухмыляется.

Я вздыхаю, отвинчиваю крышку и делаю несколько глотков воды прямо из горлышка. Он дожидается, пока я закрою бутылку и говорит:

— Ну, хорошо, а что вы предлагаете? Фотосессию нужно сделать сегодня. Завтра утром по московскому времени снимки уже должны появиться там, где надо.

— Валерий, я не уверена, что у меня получится изобразить к вам нежные чувства, и тем более — радость. Мне как-то нерадостно. Несмотря на то, что здесь действительно очень красиво.

Он серьёзнеет. Сурово смотрит на меня.

— Это не вопрос ваших желаний, Милана. Вам придётся изобразить то, что нужно. Даже, если я вам неприятен.

— А если я откажусь это делать, то что?

В моём тоне нет наезда, но при этом я, конечно, понимаю, что в моей ситуации такого рода вопросы такому властному и влиятельному человеку, как Ковалевский, из-за которого я, собственно, здесь и нахожусь, дело довольно рисковое. Как он отреагирует — неизвестно. Однако вопрос для меня совсем не праздный. Не факт, что я смогу изобразить то, что ему нужно. Сколько себя помню, никогда не считала себя превосходной актрисой и изображать любовь с Ковалевским под прицелом фотоаппаратов — задача для меня весьма непростая.

Вижу, что мой вопрос ему не понравился. Он как-то весь собирается, будто тигр перед прыжком и становится ещё более суровым. А может мне так только кажется. Но по впечатлениям от того, как он, явно напрягшийся, чуть щуря глаза, внимательно смотрит в мои — именно так.

— Тогда вас экстрадируют в Россию. Надо объяснять, что вас там ждёт?

— Нет, — сухо отвечаю я. — Не надо. Однако, поправьте меня, если я ошибаюсь, вам моя экстрадиция совсем не нужна.

— Не ошибаетесь. Вы нужны мне, как минимум для того, чтобы я смог забросить удочку. И поймать эту хищную и хитрую рыбу, которая похитила колье Лантольи.

— А что со мной будет потом? — интересуюсь я. — Хочется, знаете ли, договориться об этом на берегу.

— А чего вы хотите?

— Нормальной, спокойной жизни, Валерий. Без похищений и налётов на рестораны, в которых я ем.

— Я не отказываюсь от того, что говорил вам ранее. Я решу проблему с заведённым на вас в России делом, если вы поможете мне с нахождением вора.

— А если я не помогу? Не в смысле, чо я не сделаю того, что вы скажете, а в смысле — это ни к чему не приведёт и вор не обнаружит себя? Согласитесь, такая вероятность есть.

— Да, такое возможно, — говорит Ковалевский. — Но это уже не ваши проблемы.

— В смысле — не мои? — удивляюсь я. — Вы решите вопрос с заведённым на меня уголовным делом, если не поймаете вора?

— Я сказал про его поимку. Что это не ваши проблемы. От вас требуются определённые действия. Всё.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Прежде всего я должен понять, не в сговоре ли вы с похитителем колье.

— И как же вы это поймёте, если не поймаете его?

— Если вы станете усердно помогать мне, это будет работать на ту версию, что вас ничто не связывает.

— А может я его так подставлю, поимев свою выгоду? Может я в сговоре, но просто предам его, чтобы выкрутиться самой?

Ковалевский снова пристально смотрит на меня.

— Вы очень смелая женщина, вы знаете об этом?

— Нет, Валерий. Я ужасная трусишка. И очень перепугалась в ту ночь, когда Данила покончил с собой. Потому и наломала дров. Нужно было спуститься вниз и в присутствии свидетелей из персонала, вызвать полицию. Да и когда напали на ваш ресторан, я со страху чуть не описалась, простите за подробности.

— Много кто испугался бы. И в той ситуации и в той.

— Так вы скажете мне, что будет со мной в ситуации, если я стану помогать вам, но помочь не смогу? В том смысле, что похититель колье Лантольи так и не будет вами найден, несмотря на предпринятые действия.

Ковалевский достаёт из кармана штанов золотой портсигар, неспеша раскрывает его, вынимает светло-коричневую сигариллу, прикуривает золотой зажигалкой "Zippo", с челчком закрывает её, и, откинувшись на стуле, затягивается. Выпустив в сторону дым, говорит:

— Нет. Не скажу.

Его ответ меня обескураживает.

— Почему? — озабоченно спрашиваю я.

Он снова затягивается и снова выпускает струйку дыма. Он так выглядит, что я бы, пожалуй, его сейчас нарисовала и назвала картину как-нибудь вроде "Размышление успешного капиталиста на отдыхе".

— Потому что любой мой ответ повлияет на вашу мотивацию в худшую сторону. Мне выгоднее оставить вас в подвешенно состоянии. Это не позволит вам расслабляться.

Пару секунд я осмысливаю его слова. Затем задаю новый вопрос:

— Я правильно понимаю, что если я услышу ваш ответ, он может стать поводом для того, чтобы я потеряла мотивацию стараться быть правдоподобной на этой фотосъёмке?

— Да, правильно.

— То есть, ничего плохого меня в случае провала вашей авантюры не ждёт?

— Милана, вы задаёте слишком много вопросов. Давайте так. Если вы не справитесь — я организую вашу экстрадикцию. Если справитесь — посмотрим на результаты.

— Так себе мотивация, если честно, — тихо говорю я.

— Другой у меня нет. Нам обоим выгодно, чтобы вы сыграли свою роль на ура.

— Похоже, для вас мыслить позициями выгоды — совершеннейшая норма, Валерий. Я же часто мыслю немного иначе. Например, меня интересует честность с самой собой. И обычно я таковой остаюсь. Даже, когда это не слишком-то и выгодно.

— Каким образом эта фотосъёмка нарушает вашу честность с самой собой? Вы будете действовать, исходя из вопросов своей же безопасности и нежелания попасть в тюрьму. Всё вполне честно.

— Я не об этом. Вы предлагаете мне изображать с вами любовь.

— Вовсе нет, — говорит Ковалевский, затягивается, выпускает дым и тушит сигариллу в пепельнице, которую заботливо ставит перед ним подошедший к столику официант — курчавый блондин с голубыми глазами и пухлыми, капризными губами. — Я предлагаю вам изобразить страсть. А ещё заинтересованность во мне, что вам даже изображать не понадобится — она у вас в наличии хотя бы по факту зависимости от меня.

— А вы не думали о том, что я, возможно, не очень-то и страстная женщина?

Произнеся это, я тут же жалею о своих словах. Потому что Ковалевский вдруг садится на стуле ровно, затем встаёт, делает шаг ко мне и оперевшись рукой на стол, наклоняется ко мне. Между нашими лицами сантиметров десять. Лишь усилием воли я заставляю себя не отпрянуть.

— А это мы сейчас проверим, — говорит он, выпрямляется и протягивает мне руку ладонью вверх: — Вставайте.

— Зачем? — испуганно спрашиваю я, но делаю то, что он сказал: подав ему руку, встаю.

— Следуйте за мной, — говорит он и идёт в сторону кают.

Пару секунд я стою на месте, раздумывая, как поступить, и понимаю, что злить его всё же не стоит — это заигрывания с хищным и матёрым котом, а именно таковым представляется мне Ковалевский, если говорить метафорично, могут плохо кончиться. Он явно уже сердит. По крайней мере, перед тем, как он отвернулся и направился к каютам, я замечаю, что на его скулах играют желваки. Поэтому, тихонько вздохнув, я иду за ним, пытаясь отогнать от себя мысли о том, что он, похоже, собирается заняться со мной сексом. Не могу сказать, что я на этот секс настроена и поэтому мне от этой мысли становится совсем тоскливо. Идя за ним и видя, как он жестом показывает блондину, чтобы тот оставался здесь, ищу аргументы, которые смогут убедить его не тащить меня в постель. В конце концов, я — кошка, которая гуляет сама по себе и мне не нравится, когда мужчина решает за меня, буду я с ним трахаться или нет.