— Вы не могли бы помолчать? — наконец не выдерживает он. — Мы на работе.

— Можно подумать, что я тут — на отдыхе, — парирую я. — Я себе поездку на Мальдивы как-то иначе раньше себе представляла, знаете ли. Как-то повеселее, порадостнее.

Вскоре я вижу Ковалевского, который идёт к нам без какого-либо сопровождения, что даже удивительно, учитывая то, что возле моего домика дежурят два этих лба. Он весь такой импозантно-стильно-отдыхающий внешне: синяя гавайская рубашка нараспашку, кубики пресса, белые шорты, чуть влажные взъерошенные волосы, ровный загар, шлёпки. На отдыхе парень. Не то, что я.

Я поднимаюсь и, сложив руки на груди, опираюсь спиной на закрытую дверь. Как только Ковалевский подходит к нам, он кивает головой в сторону и эти двое синхронно уходят к дому. Тот, что стоял слева, на мгновение оглядывается на ходу, смотрит на меня, во взгляде неприязнь. А может мне так только кажется.

— Добрый вечер, Милана, — говорит Ковалевский. — Мне сказали, что ты хочешь искупаться.

— Да, хочу, — с вызовом в голосе говорю я. — А при чём тут ты? Я вроде не просила тебя меня сопровождать.

Он усмехается.

— Ты как бы немножко на моей территории. Поэтому.

— Так я тут не по своей воле, Валерий, — отвечаю я. — Я как-то, знаешь ли, не выбирала эту поездку на Мальдивы. И домик этот без телефона, компьютера и книг — тоже. Очень чувствуется, что я тут — пленница.

— Ну, для пленницы ты ведёшь себя слишком дерзко. И заметьте, это сходит тебе с рук.

— Слишком дерзко? Да неужели? — отвечаю я. — Что же я такого вопиющего себе позволила? Постебалась над выставленными следить, чтобы я не сбежала качками? Они не расплакались там случаем, когда жаловались?

— Они не жаловались. Просто при включённой рации это слышно.

— Так прикажи своим лбам связать меня, отдубасить, заткнуть рот кляпом, ещё что-нибудь подобное!

— Слушай, за всё время пребывания у меня, тебя хоть кто-нибудь из них хоть раз хоть пальцем тронул?

— Нет, — сухо говорю я. — Но меня трогали твои люди до того, как я прилетела в Швейцарию. И трогали грубо.

— Потому что ты была подозреваемой. В какой-то мере ею осталась.

— Мне непонятно, на каком основании ты продолжаешь меня держать рядом с собой? Фотографии сделаны? Сделаны.

— Теперь мы просто ждём.

— Ждёте чего? Того, что преступник увидит фотографии?

— Да. Они уже разосланы. Завтра о них узнают многие. Из узкого круга лиц.

— И что дальше?

— Дальше ты выступишь в качестве приманки.

— Что?!

Я едва не задыхаюсь от смеси возмущения и ужаса.

— Мне не очень понятна твоя реакция, Милана, — говорит Ковалевский. — Я, кажется, уже обсуждал это с тобой. Мне нужно вернуть колье Лантольи. И ещё раз повторяю — тебе будет гарантирована безопасность.

Я опускаюсь на площадку, обхватываю колени, стараюсь дышать ровно. Во всём теле жуткая слабость.

— Такая же, как в ресторане той ночью? — тихо спрашиваю я.

— Нет. Намного лучше. Пойми, Милана, я не стану тобой рисковать. Мне просто нужно будет выявить преступника. Если ты непричастна к похищению колье, он себя обнаружит. Завтра мы вылетим обратно в Швейцарию. Там ты поселишься в отеле. С новыми документами. Будто только прибывшая в страну. В какой-то мере так и будет. Мы немножко попереписываемся после пары твоих звонков. Эта фиктивная переписка тоже будет слита. В ней ты обнаружишь своё местоположение в городе. А дальше мы просто будем ждать. И я тебя уверяю, кругом будут дежурить мои люди. Как они работают, ты знаешь. Они профи, каждый в своём направлении.

— Почему я должна тебе верить, Ковалевский? — поднимаю на него глаза я.

Я впервые называю его по фамилии. И вот именно это мне кажется дерзостью куда большей, чем стёб над охраной.

— А у тебя есть варианты? — щурит глаза он.

— Сказала бы я тебе…

— Не надо. Попридержи язык. А то потом будешь сожалеть.

— Ты мне угрожаешь?

Он усмехается.

— Нет, я о стыде. Если я сейчас отправлю тебя в Москву — на волю, как ты это, должно быть воспринимаешь, тебя просто грохнут в течении первых же суток. Даже арестовать, наверное, не успеют. Хотя это зависит от того, по каким документам ты вернёшься. И конечно, если основываться на том, что ты не участница хитрой схемы похищения колье и к Степанову никакого отношения помимо любовной связи — не имеешь.

— У нас не было любовной связи, — холодно отвечаю я.

— Это потому, что он выкинулся из окна. Опять же, если тебе верить. Но судя по той информации, которую мне предоставили, похоже на то, что ты говоришь правду.

— Ну надо же! — восклицаю я.

— Твоя ирония неуместна. Тебе просто очень трудно поставить себя на моё место.

— Я так полагаю, это взаимно.

Ковалевский опускается на корточки рядом со мной. Ветер с океана доносит до меня теперь ещё и его парфюм. Другой, свежий, но тоже очень приятный.

— Милана, слушай, обычно я стараюсь не смешивать бизнес с личными отношениями.

— Угу, — бурчу я. — Я заметила.

— В случае с тобой это получается плохо, да.

— Да ладно, — говорю я, — перестань. Я же понимаю, для чего ты меня трахнул. Нафинг персонал, джаст бизнес.

— Ошибаешься, — тихо отвечает он.

Он берёт меня за руку и нежно гладит ладонью по пальцам. Затем встаёт и, продолжая держать, заставляет подняться.

— Ты хотела искупаться, — говорит он.

— Да, хотела…

— Может, вместе?

Просто киваю.

Он ведёт через ночной сад, мимо сверкающего огоньками голубого бассейна к воротам. Слышу тихие и быстрые шаги позади нас и оглядываюсь. Иваныч. Ковалевский тоже оглядывается и машет ему. Иваныч понимает жест и отстаёт.

Ворота, как по волшебству открываются перед нами, и мы выходим на широкий и тёмно-серый песочный пляж. Океан тёмной полосой плещется, шумит впереди.

Ворота едва слышно шурша закрываются за нашей спиной. На этом пляже мы совсем одни. Но у меня всё равно нет чувства, что за нами никто не следит.

— Давай пройдём дальше? — предлагаю я и показываю рукой вдаль, туда, где берег теряется во тьме ночи. — Туда.

— Давай, — отзывается Валера.

Сначала мы идём молча. Слышится только мерный шум прибоя справа, да тихий шорох мягкого, теперь прохладного песка под ногами. Мы оба босы и это придаёт интимности этой ночной прогулке.

— Почему ты купил дом здесь? — спрашиваю я.

— Я его не покупал, — возражает Валера. — Его построили по моему проекту. Нарисовал как-то в Москве. День был суетный, и очень холодный. Стужа за окном, окна заиндевели. Я пил чай в офисе. Взял, так сказать, паузу. Ничего не хотелось. Абсолютно. Так всё обрыдло, хотелось куда-нибудь сбежать. Ну и как-то автоматически стал рисовать на листке бумаги ручкой домик. А потом увлёкся, стал его украшать всячески, океан добавил, пальмы. Очень хотелось тепла и… не знаю, как объяснить… уединения, наверное. Я ведь очень редко бываю один. Даже не представляешь, насколько редко. У меня только телефонов четыре. Вдумайся — восемь симок. Постоянные звонки. Я с тобой впервые стал телефон иногда отключать. Честное слово, не вру.

— А почему ты стал так делать? — заглядывая ему в лицо, спрашиваю на ходу я.

— Сам не знаю. Наверное, мне просто нравится общаться с тобой. И, знаешь, жаль немного, что приходится всё время съезжать на тему этого колье. Но, с другой стороны, без него мы бы даже не познакомились.

— Почему же? — пожимаю плечами я. — Могли. На какой-нибудь выставке. Я же художница, а ты известный меценат.

— Я редко завязываю личные отношения на таких выставках. Меня на них интересуют картины. Нет смысла заниматься искусством, если на уме не оно, а желание кого-нибудь подцепить. А в бизнесе такие вещи вообще чреваты огромными финансовыми потерями. Я не одного хорошего предпринимателя знал, который из-за какой-нибудь хитрозадой фифы слил бабло и завалил проекты. Для поиска сексуальных объектов есть места получше, чем выставки.

— А ты вкладываешься только в известных художников? — спрашиваю я.

— Нет. Это вообще не так происходит. Мне их находят. У меня же много подчинённых. Есть и те, которые занимаются конкретно искусством. Скидывают мне на почту ссылки на те или иные выставляющиеся работы, просто иногда пиарят художников, за которыми чувствуется потенциал. В основном это импрессионисты. Мне нравится это направление…

С интересом смотрю на него. Знает ли он, что я тоже…

— И ты, — добавляет он. — Нравишься мне.

Я выпускаю его руку, обгоняю на шаг и встаю перед ним, глядя в тёмное в ночи лицо.

— Почему?

— Что почему? — спрашивает он.

— Почему я тебе нравлюсь?

— Ты настоящая, — говорит он. — Не подделка.

Пытаюсь понять, что он имеет в виду, но понимаю вряд ли.

— И что это значит? — спрашиваю я.

— Это много что значит, — уклончиво отвечает он. — Но я не хочу торопиться с выводами. Я тебя слишком мало знаю лично.

— А узнать лучше хочешь?

— Очень.

Обвиваю его шею и губы наши сливаются в поцелуе. Он прижимает меня к себе и я чувствую тепло его тела, чувствую, как бьётся его большое сердце. Он подхватывает меня на руки, и я обвиваю ногами его талию. Он страстно целует меня, я отвечаю тем же. От восторга и нежности кружится голова. Все тревожные мысли улетают прочь. Понимаю только, что это одна из лучших минут во всей моей непростой жизни…

Он несёт меня к океану, заходит в воду.

— Не боишься? — шёпотом спрашивает он, обдавая тёплым дыханием моё левое ухо.

— Нет… — шепчу в ответ.

— Сейчас будет немножко холодно.

— Ничего…

— Мы в одежде…

— Плевать…

Он целует меня так, что я будто превращаюсь в полёт… Вся эта тихая мальдивская ночь вокруг будто растворяет меня в себе… Пальцы мои в его мягких волосах… Трусь щекой об щетинистую щёку, будто кошка трётся об ногу хозяина… Снова тону в поцелуе… Чувствую как ноги обрызгивает прохладной водой — Ковалевский несёт меня в океан…

Когда воды касается попы, он подхватывает меня за талию и медленно опускает в волнующуюся воду… Волна за волной обливает нас и я стараюсь восстановить сбившееся от поцелуя и прохлады дыхание…

Чувствую, что Валера раздевает меня во тьме…. Вода вокруг черна и редкие блики из-за звёзд тонут в этой колыхающейся ночи… Чувствую, как прохладные губы приникают к моей обнажённой груди, обхватывают сосок, тянут на себя… Дышу стонами удовольствия… Такое буйство чувств во тьме мальдивской ночи… Прохлада, нежность воды, ласки сексуального мужчины… Голова кружится от удовольствия…

Я уже привыкла к воде, мне больше не холодно. Я нага и он откидывает в океан рубашку… серым пятном она плывёт по воде… Мы стоим по грудь в воде, с трудом удерживая равновесие из-за прилива волн… Валера снова поднимает меня и я, обнимая его целую… Но недолго… Новая, большая волна сбивает нас с ног и я заливаюсь хохотом и слышу его смех…

Мы плывём рядом в глубину океана, и я поражаюсь тому, что мне впервые за последние несколько дней совершенно не страшно… Совсем-совсем не страшно. Наоборот. Я — счастлива.

Раньше я никогда не занималась сексом в воде. Тем более в ночном океане. Когда ногами не нащупывается дно, вокруг — темно, луны не видно, и единственный ориентир — тусклые огоньки на тёмно-сером берегу. При одной мысли о подобном я в своей привычной московской жизни, наверное, покрылась бы мурашками от ужаса. Воображение у меня — будь здоров!

Но сейчас я испытываю только восторг и неимоверное удовольствие. Это так здорово — доверять мужчине, который всецело сосредоточен на твоём удовольствии и твоей безопасности. Под пальцами я чувствовала его гладкую из-за океанской воды кожу, играющие под ней сильные мышцы, и понимала — он меня не отпустит, с ним я не утону.

Сам он, широкоплечий и высокий, стоит в воде и держит меня на руках. Я держусь за его могучие, рельефные плечи, твёрдые, как камень, и двигаюсь вверх-вниз, насаживаясь киской на его стоящий колом большой и твёрдый, поначалу холодный, но потеплевший во мне, член.

Чувствую, что здесь, метрах в двадцати от берега, мне, полностью скрытой безлунной ночью, можно всё. Можно, задирая подбородок кверху, опрокидываясь затылком в воду, кричать от удовольствия, ругаться матом, просить трахать меня и дальше, всё, что угодно…

Нет ни единого сдерживающего фактора.

Ни единого.

Чувствую себя самой настоящей первобытной женщиной, которая отдаётся сексу так, как только может отдаваться сексу истинная самка с незамутнённым социальными шаблонами и ограничениями сознанием.

Я трахаюсь так, как не трахалась никогда.