Он знал, что это всё будет так, потому что любил ее.

Единоборство

Она была очень некрасива, и грубые люди не могли почувствовать красивую душу под непривлекательною внешностью. Но она была богата и понимала очень хорошо, что мужчины стремятся к приданому девушки. Как дочь богатых родителей, она была знакома с массою мужчин, но так как она относилась к ним вообще очень недоверчиво, то считалась рассудительною девушкою.

Ей минуло 20 лет. Мать её была жива, и ей не представлялось приятным пять лет дожидаться возможности распоряжаться своим состоянием. Поэтому в один прекрасный день она всех удивила известием о своей помолвке.

«Она выходит замуж, чтобы иметь мужа», — говорили одни.

«Она выходит замуж, чтобы быть свободной и использовать эту свободу», — говорили другие.

«Быть такой глупой и выходить замуж, — говорили третьи. — Она даже не понимает, что именно тогда она и будет бесправной».

«Не беспокойтесь, — говорили другие, она уж сумеет постоять за себя, выйдя замуж».

Каков был он? Как выглядел? Где они познакомились?

Он был молодой кандидат прав с несколько женственною наружностью, с высокими бедрами и с бледным лицом.

Он был единственным сыном своих родителей; воспитывали его мать и тетка.

До сих пор он сторонился молодых девушек и ненавидел военных, которым везде оказывалось предпочтение. Таков был он.

Они встретились в одном из курортов, на вечере.

Он приехал поздно, и для него не осталось дамы.

Молодые девушки на его приглашение бросали радостное «нет» и, гордые, показывали свое заполненное танцевальное карне.

Оскорбленный и удрученный вышел он на террасу и закурил папиросу. Над липами парка сиял месяц, и от цветников несся запах резеды. Через окно он видел танцующие пары и под звуки веселого вальса весь дрожал от досады и бессильной ярости.

— Господин кандидат прав сидит здесь и мечтает, — раздался вдруг около него голос. — Разве вы не танцуете?

— А почему вы не танцуете, многоуважаемая фреон?спросил он и посмотрел на нее.

— Потому что я дурна собой и никто меня не приглашает, возразила она.

Он оглядел ее. Они были старинные знакомые, но он никогда не принадлежал к её поклонникам. Она была необыкновенно красиво одета, и в этот момент её глаза выражали такую горечь от несправедливости природы, что в нём вспыхнула к ней живая симпатия.

— Меня тоже никто не захотел, — сказала он. — Но военные правы: в борьбе за существование выигрывают более сильные, более ловкие, более пестро одетые. Посмотрите на эти плечи и эполеты…

— Фуй, что вы говорите!

— Простите! Но так горько сознавать себя неравным в борьбе! Может быть, вы хотите танцевать со мной?

— Вы предлагаете это из сострадания?

— Да, относительно себя самого.

И он бросил папироску.

— Знаете ли вы, что значит чувствовать себя отогнанным, быть всегда последним? — продолжал он горячо.

— Да, я это знаю! — воскликнула она, — но это вовсе не худшие, которые попадают в такие обстоятельства, не правда ли, ведь существуют же другие добродетели, кроме красоты, они имеют свою цену.

— Какие качества цените вы в мужчине выше всего?

— Сердечную доброту, — ответила она убежденно, так как это качество редко встречается у мужчин.

— Доброта и слабость в этом мире обыкновенно идут рука об руку, а женщины преклоняются перед силой и крепостью.

— Какие женщины? Грубая сила имела свое время, и мы, стоящие несколько выше в культурном отношении, мы должны понимать и не ставить голую мускульную силу выше доброты сердца.

— Мы должны! Конечно! Но посмотрите же в эти окна!

— Для меня человечность — это благородство чувства и отзывчивость сердца.

— И вы можете уважать человека, которого все считают слабым и называют трусом?

— Что мне до света и его приговоров?

— Знаете, вы необыкновенная девушка! — сказал он с возрастающим интересом.

— Совсем не особенная! Но вы все мужчины привыкли смотреть на женщин, как на род игрушки.

— Какие мужчины? Я, милостивая государыня, с детства привык относиться к женщине, как к существу высшему, и с того дня, как меня полюбит какая-нибудь девушка, я сделаюсь её рабом.

Адель задумчиво посмотрела на него и сказала:

— Но вы — вы необыкновенный мужчина!

Объявив друг друга необыкновенными представителями несчастного рода человеческого, они подвергли едкой критике такое суетное удовольствие, как танцы, поговорили о меланхоличности луны и отправились в зал искать себе vis а vis для кадрили.

Адель танцевала прекрасно, а молодой юрист совершенно покорил её сердце тем, что танцевал, как «невинная девушка». После кадрили они опять сели на террасе.

— Что такое любовь? — спросила Адель и посмотрела на луну, как бы желая с неба получить ответ на свой вопрос.

— Симпатия душ, прошептал молодой человек.

— Но симпатия легко переходит в антипатию — это случается так часто, — сказала Адель.

— В таком случае это не настоящая симпатия. Многие материалисты утверждают, что любовь существует исключительно между двумя разными полами, и имеют смелость настаивать, что любовь чувственная более постоянна, чем другая. Разве можно себе представить что-нибудь более унизительное, более животное, чем такая любовь, где в возлюбленной видят лишь другой пол?

— Ах, не говорите о материалистах.

— Нет, я должен говорить о материалистах, чтобы вам объяснить, как высоко я ставлю любовь к женщине, если мне суждено когда-нибудь полюбить. Она не нуждается в красоте, красота вещь преходящая. Я буду видеть в ней доброго товарища, друга, я не буду с ней смущаться и от неё отворачиваться, как от других девушек. Нет, я спокойно пойду ей навстречу, как я сейчас подхожу к вам, и спрошу: хочешь ли ты быть моим другом на всю жизнь?

Адель с благоговением смотрела на молодого, человека, который схватил ее за руку.

— Вы — идеальная натура, — сказала она, — вы говорили от сердца со мною, вы просили, если я верно поняла, моей дружбы. Вы должны ее получить, но сначала — маленький опыт. Докажите мне, что ради дружбы вы готовы снести унижение.

— В чём должен состоять опыт? Я всё сделаю!

Адель отстегнула свой браслет с висящим на нем медальоном.

— Носите это как залог нашей дружбы.

— Я буду это носить, — возразил молодой человек неуверенно, — но ведь это будет значить, что мы помолвлены.

— Вы этого боитесь?

— Во всяком случае нет, если ты этого хочешь! Хочешь?

— Да, Аксель, я хочу, так как свет не терпит иного дружеского союза между мужчиною и женщиною, свет так дурен, что не верит в чистоту отношений между лицами разного пола.

И он стал носить её цепь. И свет решил, как и её подруги, что она выходит замуж, чтобы получить мужа, а он — чтобы иметь жену. Было даже сделано несколько гнусных предположений, что он женится на её деньгах, так как он сам говорил, что любви друг к другу они не чувствуют и что дружба никого не принуждает устраивать общую спальню, как это делают супруги.

И они поженились. В обществе было известно, что они живут как брат с сестрой, и все с иронией ждали исхода этого нововведения в супружеской жизни.

Молодые уехали заграницу. Молодые возвратились домой. Молодая женщина была бледна и дурно настроена; она начала учиться верховой езде. Свет насторожил уши и ждал.

Молодой кандидат прав имел такой вид, будто на его совести лежал проступок, которого он стыдился.

— Они живут как родные, — улыбаясь, говорили в свете. — Вероятно, появится ребенок родных?

— Без любви? Но что это в самом деле?

Факт оставался фактом, но симпатия душ начала колебаться. Презренная действительность коснулась и их.

Кандидат прав работал на своем поприще, а работа по дому всецело лежала на прислуге. Свое призвание матери молодая мать передала кормилице, а сама поняла всю тяжесть безделья. У неё было достаточно времени и возможности задумываться над своим положением. Она была мало удовлетворена. Что за существование для мыслящего человека — сидеть тут и ничего не делать!

Её муж отважился однажды сказать ей, что никто не заставляет ее бездельничать, но больше он на это не решался.

Её дело не была бы «деятельностью».

Почему же не кормит она свое дитя?

Кормить? Нет, она хочет иметь такую работу, чтобы зарабатывать деньги.

— Да разве она так жадна на деньги? Ведь у неё и так денег больше, чем она может истратить — зачем же ей еще нужны деньги?

— Чтобы быть равноправной с ним.

Равноправной она никогда не может сделаться, так как природа дала ей возможность занимать такое положение, которого никогда не достигнет мужчина — природа сделала матерью женщину, а не мужчину.

— Ах, всё это ерунда!

Могло бы быть и наоборот, — но ведь теперь это было так!

— Да, но эта жизнь невыносима, она не может жить исключительно для семьи, она хочет приносить пользу человечеству.

— Но она может начать эту работу на поприще семьи и потом уже перейти к более обширному полю деятельности.

Такой разговор может никогда не кончиться, он и так длился уже час. Кандидат прав большую часть дня проводил вне дома, и на дому у него был только прием клиентов.

Это приводило Адель в отчаянье. Она видела, как он запирался в кабинете с другими женщинами, и те ему доверяли свои тайны, которых ей он не передавал. Всегда между ними были секреты, и она на него сердилась.

Глухая ненависть к неравенству их положений начала мало-помалу овладевать ею, и она видела только одно средство изменить это положение: он должен оставить свою службу, чтобы сравняться с нею положением.

Однажды она высказала свое намерение устроить больницу. Он отказался помогать ей, так как у него и своего дела было достаточно, но потом он подумал, что это, пожалуй, займет ее и ему будет покойнее.

Она открыла больницу, и он помогал ей управлять ею. После полугодовой работы она почувствовала себя настолько освоившейся с врачебным искусством, что начала сама давать советы.

«Это вовсе нетрудно», — думала она. Однажды она заметила небольшое упущение со стороны доктора и потеряла к нему доверие. Следствием этого было то, что однажды, воспользовавшись его отсутствием, она написала рецепт.

Для больного это кончилось смертью.

Пришлось переезжать в другой город, но равенство было уже нарушено и поколебалось еще сильнее, благодаря появлению на свет нового гражданина. Молва последовала за ними и в новое местожительство. Отношения между супругами были печальны и не искренни, так как любви между ними не было никогда. Не было настоящего базиса для этой потребности природы, и их совместная жизнь была собственно не чем иным, как сожительством, построенным на непрочном основании эгоистической дружбы.

Но что же происходило в её мозгу, когда она в поисках «высшего» открыла ошибку, о которой она не говорила, но о которой муж должен был знать. Она начала болеть, потеряла аппетит и не хотела выходить из дома. Она видимо худела и начала кашлять. Муж водил ее к докторам, но те не могли определить её болезни. Наконец, он привык к её вечным жалобам и не обращал на них внимания.

«Это так скучно, иметь больную жену», — думал он.

Он обходил это молчанием, так как это не доставляло ему удовольствия, но если бы он ее любил, он сумел бы поставить дело по-другому.

Она слабела с каждым днем, и он решил послать ее к знаменитому профессору.

Адель поехала.

— Как давно вы больны? — спросил он.

— Я собственно никогда не была здорова, с тех пор как переехала в город из деревни, где провела свою юность.

— Итак, вы плохо переносите городской воздух?

— Плохо ли переношу? Но кто же заботится о том, что мне полезно и что нет, — ответила она с мученическою улыбкою.

— Вы не думаете, что воздух деревни восстановит ваши силы? — спросил профессор.

— Я думаю, что только это может меня спасти.

— Ну, так живите в деревне!

— Но карьера моего мужа не должна быть испорчена ради меня.

— Это пустяки, ведь вы богаты, а у нас, право, достаточно адвокатов.

— Значит, вы думаете, что нам необходимо переехать в деревню?

— Да, если вы думаете, что это вам полезно! Я не нахожу у вас никакой другой болезни, кроме нервности, и я думаю, что деревенский воздух вам принесет пользу.

В высшей степени угнетенная приехала Адель домой.

— Ну?…

Профессор приговорил ее к смерти, если она останется жить в городе.