– Ну… захаживают. Особенно твоя подруга-умница. Приедет, накупит всего. Я ей говорю, что не нужно, но она все равно… Так благодарна ей, без нее совсем одичала, а так она успокоит, что ты жива, здорова, и я хоть спать могу.

Бабушка подошла сзади и обняла за плечи. Положила свою ладонь на ее руку, и погладила по морщинистой коже. Вот так просто обнимались, не сказав ни слова, но, вкладывая в это объятие невероятно много чувств. Не хотелось двигаться и разрушать чудесное состояние.

Удивительно, я совсем забыла, каково это, когда тебя вот так любят, заботятся и переживают. Привыкла жить как преступница…

– Ой, вода уже закипела – воскликнула бабушка и пошла к плите, доставая приправы из шкафчика, а я поднялась и, подавив зевок, спросила:

– Бабуль, а тут связь нормально ловит?

– Да как тебе сказать: ловит редко, но бывает. Ты лучше отправляйся в сторону кладбища, там связь всегда есть.

Усмехнулась, даже не удивляясь, что ничего не изменилось, а потом предложила:

– Тогда сейчас покидаем, и схожу.

– Иди давай, звони своему следователю, я в состоянии сама пельмени в кипящую воду закинуть.

Благодарно улыбнулась и, поцеловав, вдохнула приятный запах волос, притом неизменный – полевых ромашек, и пошла в спальню для гостей, или детскую. Оглядела себя, отмечая голубые бриджи и белую футболку, и пошла на выход из дома.

На улице было сегодня, как никогда, тепло, даже очень. Немного посмотрев по сторонам, медленно направилась по дороге, отмечая, что асфальта и нет. Пройдя нужное расстояние, завидев вдалеке могилки, посмотрела на связь, радуясь двум делениям. Но сколько ни звонила, мужчина был вне зоны действия.

Грусть, обида и дурные мысли. Где он. С кем он? Скучает или…

Не хотелось о плохом. Сейчас на расстоянии я скучала. Сильно. Хотелось увидеть его, быть рядом, познакомить с бабушкой. Ругала себя, что не предложила, побоялась. Лучше бы сказала, чтобы он услышал, чтобы знал. А так… расстались невероятно страстно, как будто в последний раз.

Вспомнила ночь, которую не спали, страстно любили друг друга, как провожал, до последнего обнимая, не желая отпускать. Сейчас я чувствовала себя отвратительно. Невыносимо ужасно. Хотелось крикнуть от раздражения на себя и на Дорвонцева.

«Почему мы не поехали вместе?!»

Посмотрела по сторонам и села на траву, чувствуя шелковистость и твердость земли, вдыхая запах полевых цветов, слыша шум деревьев. Просто сидела и улыбалась, радуясь, что я приехала сюда… в родной уголок к своей бабушке, и в то же время чувствовала себя усталой и забытой, или просто одинокой. Бывает…

Послышался шорох, и заметила полевую мышь, нырнувшую в норку у тропинки. Прячется… как я когда-то. Но теперь это в прошлом, я свободна. Как и мечтала, бредила, жила этой мыслью. Только… только не хочется быть одной… без любимого мужчины, к которому испытывала самые нежные чувства. Может, я ошибалась, поверив в то, чего нет, но все во мне переворачивалось от мысли, что не увижу его улыбку, не услышу родной голос, не почувствую руки на своем теле, не буду знать его нежность и страсть. Я не представляла, как буду без Толика, если он не захочет жить со мной. Тем более уехала. Но я объяснила и нужно доверять друг другу. Это очень важно. И если… нужна ему, то он все поймет и дождется, а потом мы поговорим. Серьезно поговорим о наших чувствах. Обязательно!

Вздохнула, а потом вновь набрала его номер, но абонент был вне сети. Разочарованно смотрела на экран, а потом поднялась и медленно пошла в сторону деревни, постепенно прибавляя шаг, считая, что уже бабушка заждалась.

«Постараюсь не накручивать себя. Все будет хорошо! Я верю… Очень сильно верю».



***



Через день в первой половине дня бабушке привезли сено, выгрузив его за пределами заднего двора, где сажали картофель. Раскидали огромную телегу так, что и на соседний участок попало, и нужно было его скорее перенести в сеновал, пока Вестужевы не увидели. Что интересно, с левой стороны жила вечно недовольная семья, а справа – друзья, почти как родня. И конечно, выгрузили на той стороне, что нельзя, завалив цветущий картофель. Если Петр Иннокентьевич увидит, будет ругаться все то время, пока будешь убирать ее и еще месяц рассказывать всем селянам о сущем неуважении.

Бабушка мгновенно начала собираться, желая немедленно приняться за работу, но я попросила ее остаться дома, и приготовить фирменные голубцы. Сама пошла кидать сено вилами, складывая в кучу на нашу территорию, после планируя перенести в сеновал.

На свежем чистом воздухе работалось отлично. С настроением. Только есть вероятность, что завтра будет спину ломить с непривычки, но это пройдет. Погода сегодня стояла пасмурная, но дождя не было. Прохладно и свежо, что радовало. Компанию мне составляли куры да петухи, ковырявшиеся в навозной куче чуть в стороне и бегающих по всей территории заднего двора. А также соседская квочка с цыплятами пробегала, а потом и соседка бабушкина, Лидия Николаевна. Мы поговорили несколько секунд, и она вновь погналась за курицей, ворча себе под нос, что если бы та не приносила ей столько цыплят, то давно сварила, так как всю душу она ей вымотала.

С улыбкой наблюдала, стараясь отвлечься от грустных мыслей, что не могу дозвониться Толику. Телефон постоянно отключен – такого быть не могло. И домашний телефон он не брал. Странно и обидно. Понимала, что, может, не все так, как кажется на первый взгляд, но не могла воспринимать иначе.

Не зная, что думать, постоянно общалась с бабушкой и работала, стараясь отвлечься, что плохо помогало. Евгения Родионовна вчера сказала, чтобы я не переживала, она сердцем чувствует, что он сам явится. Но как? Он ведь работает. Ничего ей не сказала, только пожала плечами.

Думала и работала, пока не услышала знакомый баритон:

– Привет, Наташ. Давно у нас не была.

Повернулась и увидела Сивольского Егора. Надо же! Примерно десять лет его не видела. Не изменился на лицо, но возмужал. Крепкий, здоровый мужчина среднего роста, с которым очень хорошо общалась в детстве и как подросли. По-соседски дружили, когда была здесь в гостях.

Егор дружелюбно улыбнулся и, не давая мне сказать, воскликнул:

– Блин, я тебя сразу не узнал, мамка сказала, что ты тут трудишься. Поразительно! Такая маленькая, хрупкая и, как всегда, красавица!

Стало неудобно, и я смущенно проговорила:

– Привет. Я… не могла раньше… И спасибо за добрые слова, – улыбнулась и добавила: – Ты как?

– Отлично! Женился на Аленке Метлове, наверное, помнишь эту конопатую малышку? Захомутала меня в свои сети. Еле заставил выйти за меня замуж. И вот шесть месяцев назад сына мне родила.

Довольно улыбнулась, искренне радуясь за них, вспоминая добрую скромную девушку, проживавшей на соседней улице, вечно занимавшейся тремя малышами, потому как ее мама постоянно работала. Не было у нее времени на себя, если только со всеми выйдет, но так как братья и сестра были очень маленькими, то с ними никто не хотел возиться, и поэтому играли в другом месте на большой поляне. Отец у Метловых очень сильно пил, находился в постоянных загулах, а мать пыталась прокормить семью, рассчитывая только на старшую дочь.

Тут же вспомнила еще некоторые события и весело поинтересовалась:

– Сына назвал Гошей?

Это мы, когда постарше уже были, всегда обсуждали красивые имена. И ему очень нравилось мужское имя – Георгий. Он считал, что в нем много мужества, силы, поэтому всегда утверждал, что его сына будут звать именно так. А мне… нравилось – Светлана. Но, к сожалению, с детьми мне не повезло…

– Ты помнишь?! – захохотал он, гордо выпячивая грудь. – Это да! Назвал. Георгий! А ты… дочку Светиком?

Закусила губу, чувствуя горечь и одновременно маленькую надежду, что еще все сбудется, и прошептала:

– Нет. У меня нет детей.

– Ой, прости, по своей сужу. А женщины городские они другие… – тут же принялся оправдываться Сивольский.

– Да такие же мы! – возразила, чтобы глупости не говорил. – Просто так сложилось, но я очень надеюсь… – улыбнулась, отмечая, как Егор переминается, чувствует себя неудобно.

– Понял. Ничего, все будет. Слушай, а что таскаешь одна?! Неправильно! Я сейчас пойду, переоденусь, а то только приехал из города. Работаю в администрации водителем, вожу начальство. А потом приду помогать.

– Что ты?! – воскликнула, не желая эксплуатировать человека. – Не нужно. Я сама.

– Да куда там. Вижу, что вилы последний раз брала, когда ребятней бегали, – весело заметил Егор, отступая в сторону своего двора.

– Неправда, – выдала, смеясь, но тут же понимая, что он прав, рассмеялась и честно призналась: – Действительно. Так и есть.

– Ну, все, жди в работники. Переоденусь, жену с сыном поцелую и бегом к тебе. Хоть расскажешь, что в твоей жизни произошло, – бодрым голосом проговорил он.

Не желая беспокоить мужчину, тем более он только вернулся из поездки, сказала:

– Нет, Егор. Я сама. Правда. И что люди подумают?

– Ты это… глупости не пори! Я твоей бабули помогаю, ведь соседи, да и как не помочь, ведь как бабушка родная. Сколько ее помню, все пирожками меня подкармливала.

Засмеялась звонко, а он продолжил:

– Она и сейчас. Иду на работу. Бежит. Пакетик тащит, выкрикивая: «На вот, перекусишь, когда в дороге будешь, а то одни кости скоро останутся». И я себя пацаном сразу чувствую. В общем, жди, и отговорки не принимаются.

Кивнула ему и принялась за дело, краем глаза замечая, как он открыл калитку и вошел в огороженный задний двор. Только стала дальше работать, как услышала:

– Так и знал, что стоит тебя отпустить, так все, сразу добряки начнут клеиться со своей помощью, желая помочь моей девочке.

С огромным удивлением посмотрела назад и увидела Дорвонцева с ромашками в руках. В потертых синих джинсах, черной футболке, весь такой улыбающийся, родной. Не смогла сдержать всхлипа, и бросилась к нему, чувствуя, как меня переполняет эмоциями, что не описать словами.

Дорвонцев сжал в своих сильных объятьях, жадно накинулся на мой рот и страстно поцеловал, показывая, настолько соскучился, и как я скучала…

Когда вновь обрели дыхание, Толик вручил мне нежный букетик и счастливо заявил:

– Это тебе, таксист сломался по дороге, и я с радостью собрал цветочки, чувствуя внутренний призыв. В общем, я решил, что раз уж ты не хочешь приглашать, то сам себя приглашу. С тобой по-другому никак. Уже заверил бабушку, что не отстану от тебя, пока моя фамилия в паспорте не будет стоять, и еще… пока не родишь мне трех пацанов, ну и красавицу-дочку, чтобы копия-мама была. К слову, мне имя Света тоже нравится.

Глава 20

Закусила губу от счастья, обнимая его, но, вспомнив, что никуда не ходила и не знаю ничего точно, тихо проговорила:

– А я еще не проверялась и не могу конкретно сказать…

– Поверь, мы все можем, – довольно заверил Дорвонцев, а потом, убрав локон, выбившийся из прически, серьезным тоном добавил: – Мы ведь любим друг друга, а значит, все будет хорошо.

Даже застыла на месте, вновь и вновь повторяя про себя его слова, а потом выдохнула:

– Я… тоже тебя очень люблю, только не желала принимать правду. И прости, что не позвала с собой, что сомневалась.

– Вот. Тебе невероятно повезло, что я не стеснительный и наглый, и люблю свою красавицу, сразившую меня своими прекрасными и огромными глазами. Как только договорился с начальством, намекая, что уже четыре года нормально не отдыхал, отпустили, так что можем погостить, заодно поможем бабуле. Заметил, что тут много чего нужно подделать.

– Это да, – засмеялась, считая, что потом он будет не рад. Мужская сила во дворе, да и в доме очень нужна. Бабушка у меня гордая, лишний раз никого не попросит, сама, что сможет, то подделает, а чтобы просить – нет. Если только дядька забежит и увидит непорядки, поругается себе под нос и поможет, а так все стоит до лучших времен.

Счастливо прислонилась к мускулистой груди, обнимая за талию, отмечая, что изменилось его дыхание, как мужчина наклоняется…

Чудесный момент прервался веселой фразой:

– О, помощь какая в нашем полку!

Повернулась, как и Толик, сильнее сжав меня в своих объятьях, и увидев, что это Егор в серой футболке и в спортивных штанах в непонятных пятнах, счастливо проговорила:

– Толик, познакомься, Егор – друг детства.

Любимый мужчина отпустил меня и прошел вперед, протянув руку, четко выдавая:

– Дорвонцев Анатолий, будущий муж Наташи.

Покраснела от его слов, чувствуя себя неудобно, но в то же время не пугалась, откровенно радовалась.