Во-вторых, миссис Деллия наотрез отказалась подтвердить факт причастности своего брата к изнасилованию. Когда ее вызвали к судье, она встала и сказала, что ее дочь играла в школе с одним из своих друзей и что именно он виноват в том, что у нее началось кровотечение. А на дядю Бэнди, мол, она указала только потому, что очень испугалась и не была знакома с другими мужчинами. При этом миссис Деллия стала прикладывать к глазам носовой платок и убеждать судью в том, что ее брат всегда был добр к ней и дочери и что очень несправедливо наговаривать на него.

Защитник Эшкрофта лишь ухмыльнулся, услышав эти слова, и заявил, что у него нет никаких вопросов к этой женщине. Более того, он тут же потребовал, чтобы судья закрыл это дело. Судья Райкер тяжело уставился на помощника:

— Вы настаиваете на вызове в зал суда этой девушки?

— Только без посторонних, ваша честь.

— Хорошо.

Около сорока пяти минут Тэйлор нервно расхаживал по коридору за пределами зала суда, ожидая результатов. Решение судьи Райкера было твердым и окончательным:

— Я вынужден снять все обвинения в адрес мистера Эшкрофта. Переходим к следующему делу.

Все кончено. Дело закрыто, и ничего теперь не поделаешь. Просто закрыто, и все. А этот мерзавец преспокойно отправится домой и будет наслаждаться свободой. Тэйлор едва успел добежать до туалета, как его тут же стошнило. Вскоре появился Инок и попытался хоть немного успокоить его:

— Послушай, Тэйлор, ты лучше меня знаешь, что такие вещи бывают довольно часто. Что ты расстраиваешься? Ты сделал все возможное. Успокойся и забудь.

Тэйлор посмотрел на него мутными глазами, а потом вынул из кармана небольшой кассетный магнитофон и протянул его партнеру:

— Подойди к судье и попроси его прослушать эту запись.

Судья Райкер долго сидел с окаменевшим лицом, прослушивая сбивчивый рассказ Элли о том, кто и как ее изнасиловал. Когда запись закончилась, он нажал толстым пальцем на кнопку и повернулся к Тэйлору:

— Сожалею, лейтенант, но эта девочка под присягой заявила, что ее мать рассказала нам всю правду, хотя так и не смогла назвать нам имя того мальчика, который, по словам матери, виновен в случившемся. Я верю вам, лейтенант, и согласен с вами, что ее действительно изнасиловал ее дядя. Более того, я тоже считаю, что его следует отправить в психушку. Но я ничего не могу сейчас поделать. Советую забыть об этом как можно скорее. Очень сожалею, но закон есть закон. Возвращайтесь к своим обязанностям и выбросьте все из головы.

Тэйлор медленно встал со стула, тупо уставившись на выключенный магнитофон.

— Отныне жизнь этой маленькой девочки превратится в сущий ад, и вам это хорошо известно. Вряд ли стоит сомневаться в том, что этот подонок теперь станет постоянно насиловать ее. Ведь теперь он будет думать, что ему позволено абсолютно все. Другими словами, он только что доказал нам, что стоит выше закона.

— Нет, не совсем так, — мягко возразил судья. — Полагаю, ему пришлось раскошелиться и выплатить своей сестре немалую сумму, чтобы та изменила свои показания. Думаю, что это огромная куча денег, которые можно выгодно поместить в банк и какое-то время не думать о финансовых проблемах. Так что, как видите, даже в этом деле есть своя польза. Не исключено, что именно эти деньги помогут девочке полностью освободиться от своего дяди.

Тэйлор счел это объяснение слишком малым утешением, но вынужден был согласиться с судьей и пожать ему руку на прощание. Покидая здание суда, он молил Бога, чтобы слова прокурора действительно оказались пророческими. Теперь уже совершенно ясно, что ему не удастся оторвать Элли от порочной матери.

Две недели спустя, когда Тэйлор закончил расследование дела о наркотиках, употребление которых привело к гибели троих подростков, капитан Брэдли вызвал его в свой кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и сообщил трагическую новость: Элли погибла. Девочка выбросилась из окна третьего этажа своей частной школы, что на углу Восемьдесят первой улицы и Мэдисон-авеню. Она умерла мгновенно, так как упала на покрытый бетонными плитами тротуар.

— Мне очень жаль, Тэйлор, — тихо сказал он и отвернулся.

На следующий день Тэйлор положил на его стол заявление об уходе из департамента полиции Нью-Йорка. Почти одновременно с ним прошение об отставке написал и Инок Сэккет, его старый друг и давний партнер по службе.

1987. ЛИНДСЕЙ

Промчавшееся мимо такси наскочило на лужу и обдало Линдсей широкой дугой мутной грязи, большая часть которой мгновенно облепила ее новые замшевые ботинки. Она удрученно посмотрела на них и тихо выругалась, когда увидела, что они теперь практически испорчены. Ведь замшу почистить почти невозможно. Она купила их совсем недавно, потратив на это свой последний чек, полученный в фирме «Хофман и Майерс» — небольшом частном издательстве, в отделе рекламы которого она подвизалась последние пять месяцев. Линдсей стиснула зубы и снова выругалась, чувствуя, как злость распирает ее все больше и больше. Настроение ни к черту, а тут еще и этот негодяй на такси. Злость была настолько сильной, что хотелось рвать зубами все, что ее окружает. Именно в таком настроении она вошла в скромного вида бар, расположенный на пересечении Бродвея и Шестьдесят пятой улицы, чуть выше от центра Линкольна. Это был очень старомодный ирландский бар под названием «Каунти Корк», полностью затемненный внутри, с деревянными стойками и отчетливо доминирующим запахом старого дуба, камня и спиртного.

Линдсей проскользнула в небольшую кабинку, отделанную черной кожей, мягкой и заметно потертой, отдающей пивом, виски и поджаренными солеными орешками. Просторный зал бара показался ей мрачноватым от недостатка освещения и почти пустым в это время дня. Она припомнила, что сегодня была среда, а часы показывали без нескольких минут четыре. В это время завсегдатаи еще находились на своих рабочих местах. Да, все еще работали, кроме нее. А она только что бросила свою работу и вот сейчас ощущала некоторое облегчение, в равной мере смешивающееся с тревожным чувством приближающейся депрессии.

Она отыскала глазами бармена и крикнула, чтобы он принес ей белого вина. Она снова посмотрела на замшевые ботинки, которые выглядели еще более отвратительно на фоне быстро засыхающей грязи и темных разводов.

Когда бармен принес ей вино, первым желанием было осушить его одним залпом, но вместо этого она стала медленно потягивать приятную жидкость, желая хоть как-то растянуть время. Погрузившись в свои мысли, она уставилась на какую-то точку, отчетливо выделяющуюся на поверхности до блеска отполированного стола, и думала о своем боссе по имени Натан — достаточно молодом человеке с узким лицом и худощавой фигурой. Жаль, что она не врезала ему промеж глаз, когда покидала его кабинет примерно час назад. Напротив, она вела себя достойно, как взрослый человек, без какой-либо суеты и спешки принимающий важное решение. Пусть он найдет кого-нибудь другого с дипломом психиатра, кто будет выполнять все его мерзкие желания. Интересно, заплатит ли он ей за те два дня, которые она успела отработать до ухода? Какая разница, собственно говоря? Она все равно уже не вернется туда. Все ее служебные обязанности в этом издательстве заключались в том, чтобы работать с приходящими туда писателями и устранять все препятствия, которые довольно часто возникают при подготовке к изданию их опусов. Другими словами, она должна была сглаживать все шероховатости, неизбежно возникающие между издателем и авторами. До последнего времени все шло нормально, но последний ее клиент оказался довольно мерзким типом. Он был страстным игроком в гольф и писал книгу о скандалах, которые изредка возникают среди высокопоставленных и именитых членов гольф-клубов. Линдсей сделала все возможное, чтобы его книга была подготовлена как можно быстрее, и всячески поддерживала его в психологическом плане. А потом ему вздумалось завлечь ее к себе в гостиничный номер. Она была возмущена до глубины души и тотчас же сообщила об этом своему шефу, рассчитывая на его сочувствие. Но тот приказал ей пойти в гостиницу и доставить максимум удовольствия своему клиенту. Ей ничего не оставалось делать, как заявить, что обязанности проститутки не предусмотрены их соглашением о сотрудничестве и никоим образом не могут считаться служебными.

Ладно. Теперь все позади. Самое главное, что она весело рассмеялась в лицо этому мерзавцу, когда он посмел пожаловаться на ее несговорчивость. А теперь она свободна и будет наслаждаться свободой до тех пор, пока не подыщет что-нибудь подходящее. Линдсей пригубила немного вина и осмотрела пустой зал. У стойки бара сидел какой-то мужчина, быстро опустошая почти полный стакан виски, отправляя его в рот глоток за глотком. При этом он вел довольно оживленную беседу с владельцем бара — крепко сложенным человеком с огромными коричневатыми усами и в белом фартуке, завязанном на спине. Точнее говоря, это была не беседа, а монолог, так как владелец заведения молча слушал его, неторопливо вытирая тряпкой пятна от пива на стойке бара. Все его движения были медленными и даже какими-то магнетическими, а его темные глаза показались ей выгоревшими от времени и почти что сонными. Интересно, слушает ли он пустую болтовню своего посетителя или все его мысли витают высоко в облаках?

Мужчина рассказывал ему о своем «БМВ» и о том, как трудно содержать автомобиль зимой, когда много снега и грязи. «Днище, — услышала она его слова, — уже полностью проржавело от соли, которой так обильно посыпают дороги после снегопада». Хозяин бара лишь молча кивал в ответ, продолжая заботливо протирать стойку. Мужчина допил виски, заказал еще один стакан и продолжил свой рассказ, но Линдсей не смогла разобрать ни слова. На вид ему было чуть больше сорока. Крепкого телосложения, с большой головой, украшенной черными курчавыми волосами, и оливкового цвета кожей. Черты лицо его были по-детски мягкими и тонкими, а улыбка настолько очаровательной, что сама по себе доставляла собеседнику удовольствие. По отрывкам отдельных слов, которые иногда до нее доносились, она могла определить, что голос у него был таким же мягким, как и черты лица, и таким же приторно-сладким, каким было вино в ее бокале. Общую картину завершала со вкусом подобранная и довольно дорогая одежда. Линдсей поймала себя на мысли, что внимательно прислушивается к их разговору, хотя и не хотела этого делать. Надо же как-то убить время и подождать, пока высохнут забрызганные грязью ботинки. Больше она никогда не наденет их в такую погоду. Сегодня вечером она собиралась поужинать с Гэйл Верт в своем любимом мексиканском ресторанчике на Семьдесят первой улице, но до встречи оставалось еще два часа.

В этот момент в бар влетела какая-то женщина — по-другому просто не опишешь ее внезапное появление. Линдсей окинула ее оценивающим взглядом и осталась весьма довольна. На ней был великолепный полушубок из черной норки, из-под которого виднелись высокие черные сапожки на высоких каблуках, а на голове — такая же норковая шапочка. На ее правой руке болталась очень элегантная сумочка фирмы «Шариф», в которой, по всей видимости, не было абсолютно ничего, кроме тюбика губной помады. Она была грациозна, как аристократка, вполне самоуверенна и пришла сюда, видимо, с какой-то определенной целью. Увидев стоявшего у стойки бара мужчину, она быстро подошла к нему и легонько притронулась к плечу кончиками пальцев, обтянутых кожаными перчатками.

— А, Белоснежка, — мягко пропел он, медленно поворачиваясь к ней. — Рад видеть тебя здесь. Хочешь немного выпить?

— Да, спасибо, Винни, имбирное пиво, пожалуйста. А потом я должна непременно поговорить с тобой. Глен сказал мне, что ты должен быть здесь, вот я и пришла.

— У Глена слишком длинный язык, как я погляжу. Дикки, сделай этой Белоснежке стакан перье, но только без калорий. Джанин, ты только посмотри на свои бедра! Я даже через шубу вижу твои толстые телеса. Никаких больше напитков на сегодня, ты поняла меня?

В этот момент Линдсей пристально посмотрела на эту женщину и, к своему удивлению, узнала в ней известную модель. Совсем недавно она видела ее на обложке какого-то женского журнала, который лежал на столике в приемной дантиста. Она была там всего лишь пару дней назад. Конечно, сейчас она показалась ей вовсе не такой красивой, как на глянцевой бумаге, но, безусловно, во всем ее облике было что-то завораживающее. Между тем женщина в дорогой шубе сердито набросилась на мужчину, повышая голос с каждым резко брошенным ею словом:

— …Больше этого не будет, Винни! Ты слышишь меня? Я больше не потерплю этого! С меня достаточно, черт бы тебя побрал!

Интересно было бы узнать, чего там больше не будет! Линдсей даже наклонилась слегка вперед, чтобы получше разобрать его слова. Мужчина отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, а потом произнес отчетливо и внятно:

— Послушай, крошка, либо ты будешь играть по правилам, либо катись к долбаной матери.