— Почему бы тебе не пойти в ванную и не принять горячий душ? Это поможет тебе немного успокоиться, а я тем временем позвоню Демосу и обо всем договорюсь с ним.

— Спасибо, Тэйлор, — благодарно взглянула она на него и вышла из огромной гостиной, направившись в спальню по длинному коридору.

Тэйлор набрал номер Демоса и вкратце объяснил тому суть дела.

— Ты собираешься с ней в Сан-Франциско?

— Не знаю. Она пока не просила меня об этом.

— Может быть, будет лучше, если ты останешься здесь, — рассудительно сказал Демос после небольшой паузы. — Насколько я знаю, ее отец тот еще мерзавец, а мачеха еще хуже. Кроме того, там будет ее сводная сестра Сидни, которая… ну да ладно, не нам об этом судить. Боже мой, чего только не бывает на этом свете! Береги ее, Тэйлор. Ей очень нужна твоя поддержка. Особенно сейчас.

— Да, Демос, непременно.

Он вошел в ванную и увидел, что Линдсей лежит по шею в горячей воде, положив голову на подставку из дорогого бледно-розового мрамора. Ее волосы были мокрые и почти полностью прикрывали грудь.

— С тобой все нормально, дорогая?

Линдсей лежала в ванне совершенно голая, но в данный момент ей было наплевать. Она открыла глаза и медленно повернула голову в его сторону. Тэйлор пододвинул туалетный стульчик и уселся рядом с ванной с выражением печали на лице. Она была тронута.

— Все нормально, Тэйлор. Я в полном порядке. Это был просто шок. Моя мать… Знаешь, я редко видела ее с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет. Они с отцом отослали меня в школу-интернат для девочек, в Коннектикут. Отец сказал, что она была пьяная и именно поэтому полностью виновата в том, что произошло. Но бабушка… Я просто не могу поверить, что ее больше нет. Это невероятно. Она всегда была в нашем доме, всегда руководила всем хозяйством, всегда.

Ее голос звучал очень печально, но на глазах не было ни единой слезинки. Только легкая горечь от невосполнимой утраты.

— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

Линдсей решительно покачала головой:

— Нет, не надо. Я не хочу, чтобы ты видел мою… Впрочем, это не важно. Я постараюсь вернуться в пятницу вечером. Не могу оставаться в этом особняке больше, чем мне нужно для соблюдения приличий. Я всегда недолюбливала этот дом и старалась как можно быстрее покинуть его.

Особняк? Еще один сюрприз. Он так хотел узнать о ней как можно больше, и ему это удавалось, откровенно говоря, но только очень медленно. Ничего страшного, шаг за шагом он неизбежно приближается к разгадке ее тайны. Еще вчера они долго спорили, а потом плюнули на все и по-дружески обнялись, даже поцеловались, и вот теперь все это.

— Позвони мне, когда приедешь туда.

— Ладно.

В ту ночь он прижимал ее к себе еще крепче, чем прежде. Линдсей была очень спокойной — следствие шока, вызванного гибелью двух самых близких людей, невозможностью поверить в случившееся и смириться с потерей. Ну что ж, вполне нормальная реакция, подумал он. Две неожиданные смерти в одно и то же время! Надо же такому случиться! Ему в этот момент захотелось, чтобы она позволила ему сопровождать ее в этой поездке, но настаивать он не мог. Никакого принуждения. Пусть решает сама. Только так можно завоевать ее доверие.

В аэропорт Кеннеди она поехала на такси. Тэйлор проводил ее до порога и подумал, что нужно будет встретить ее в аэропорту, когда она вернется домой. Хорошо, что он хоть приблизительно знает день ее возвращения. Может быть, к тому времени она почувствует, что он нужен ей, нужен больше всего на свете.



Сан-Франциско встретил ее ясной и солнечной погодой с весьма умеренной температурой, около шестидесяти градусов, — настоящий рай на земле. Линдсей глубоко вдохнула давно знакомый запах этого города и, получив багаж, направилась к стоянке такси, стараясь не терять ни секунды.

Через тридцать минут такси остановилось перед впечатляющих размеров особняком. Водитель даже присвистнул от удивления, окинув взглядом этот роскошный дом.

— Вот это домик, ничего не скажешь! Вы здесь живете, леди?

— Нет-нет, я просто иногда приезжаю сюда в гости.

— Интересно, как себя чувствуют люди, которым посчастливилось жить здесь? Вы можете представить, каких денег он сейчас стоит?

— Нет, понятия не имею.

Линдсей вышла из машины и немного постояла перед дверью. Ей очень не хотелось нажимать на кнопку звонка, не хотелось видеть свою мачеху Холли или отца. Даже сейчас в ее душе была какая-то странная пустота. Ни боли, ни горечи, ни даже сожаления — просто пустота, исходящая откуда-то из глубины души. Было всего лишь два часа дня. Как все это странно! В Нью-Йорке сейчас, наверное, уже темно. Интересно, чем занимается в данный момент Тэйлор? Не иначе как сидит дома и смотрит телевизор.

Дома. Как это странно звучит!

Собравшись с силами, она протянула руку и позвонила в дверь.

Через несколько секунд на пороге выросла крупная фигура Холли. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что она ужасно растолстела, отъела себе двойной подбородок и стала какой-то бесформенной, ее лицо приобрело сероватый оттенок, а глаза покрылись кроваво-красными прожилками. Отчего? Неужели из-за слез? Нет, вряд ли. Скорее всего от чрезмерного употребления алкоголя. Линдсей знала это наверняка, так как неоднократно видела аналогичную картину, когда приезжала к своей матери. Такое бывает только у тех, кто пьет часто, долго и беспробудно.

— А, это ты, Линдсей, — кисло отреагировала Холли, делая шаг назад. — Ты уже приехала? Входи. — Она была одета в какую-то накидку весьма свободного покроя и плотно обтягивающие ее толстые ноги брюки, из-под которых торчали носы домашних тапочек. И вообще она выглядела как сорокалетняя солидная женщина, всеми силами старающаяся быть похожей на двадцатилетнюю вертихвостку, не обремененную избыточными тридцатью фунтами веса.

— Привет, Холли, — вымученно улыбнулась Линдсей. — Надеюсь, у тебя все нормально?

Та манерно ухмыльнулась:

— Да, все нормально. Это же не моя семья, а твоя. Впрочем, как это ни странно звучит, я буду скучать по старенькой леди.

— Ничего странного в этом нет.

— Тебе хорошо говорить. Ты не жила тут каждый день и не выслушивала с утра до ночи ее беспрерывные упреки, приказы, распоряжения, не выполняла все ее прихоти, не имея при этом абсолютно никакой возможности делать то, что тебе по душе. Мне всегда приходилось о чем-то просить ее, умолять, выслуживаться, чтобы получить то, что мне нужно. А твой отец вообще превратился в ее личного безропотного щенка, которого она всегда держала на коротком поводке. Господи, как тебе повезло, что ты живешь за три тысячи миль отсюда!

— Тебя никто не заставляет оставаться здесь, Холли! — холодно возразила Линдсей. — Это твой собственный выбор.

Холли злобно сверкнула глазами, пожала плечами и направилась в гостиную. Все окна были прикрыты тяжелыми шторами, от чего в комнате было довольно прохладно и мрачно.

— Господи, — возмущенно воскликнула Холли, резко поднимая шторы на всех окнах, — эта ничтожная экономка совсем от рук отбилась! Ну ничего, в понедельник я ее уволю без выходного пособия. Да, именно в понедельник, так как именно в этот день я стану единственной хозяйкой этого дома, а все, кому это не понравится, пусть убираются ко всем чертям. Я не намерена делать исключение даже для твоей бесценной миссис Дрейфус. Все, на что способна эта старая перечница, так это беспрерывно хныкать, распускать сопли и постоянно повторять, что мисс Гэйтс сделала бы это не так, а вот так! Господи Иисусе!

Линдсей поставила свою единственную сумку в прихожей, а потом подошла к огромному камину из дорогого мрамора.

— Я разведу огонь, если ты не возражаешь.

— Да, конечно. Такое впечатление, что здесь лежат эти чертовы мертвецы.

Линдсей невольно сжала пальцы в кулак, но благоразумно промолчала.

— Мне нужно немного выпить, — оживилась Холли и быстро направилась к бару. Она взяла большой графин с виски и налила себе почти половину стакана.

— Ты снова пьешь, Холли? — неожиданно прозвучал властный голос Сидни. — Моя дорогая, тебе следует держать себя в руках. Скоро сюда придут люди, чтобы выразить нам свои соболезнования и заверить в симпатиях. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы они подумали, будто новая хозяйка дома страдает невоздержанностью к спиртному?

На Сидни был дорогое шерстяное платье и еще более дорогие туфли с каблуками не меньше трех дюймов. Ее стройные ноги были обтянуты ажурными черными чулками, которые прекрасно гармонировали с черным платьем и черными туфлями. Волосы были аккуратно расчесаны и закреплены золотыми гребешками. Все это в сочетании с дорогой косметикой и бледноватым цветом лица делало ее необыкновенно красивой и в то же время трагически скорбной.

— Привет, Сидни, — вяло произнесла Линдсей, неподвижно застыв у камина. — Когда ты прилетела?

— Вчера ночью. Из Милана сюда не так-то просто добраться. А ты совершенно не изменилась, Линдсей. Как там Нью-Йорк?

— Мороз и солнце, когда я улетала.

— А Демос?

— По-прежнему.

— Холли, ну в самом деле, может быть, хватит? Сколько можно пить? Ты и так уже достаточно накачалась этой гадостью. Порой мне кажется, что ты пьешь даже больше, чем несчастная мать Линдсей. Да и растолстела до такой степени, что скоро просто не сможешь войти в дом. А твоя манера постоянно таращить глаза в зеркало — это просто невыносимо. Неужели тебе не противно смотреть на себя?

— Пошла ты… Отстань от меня, Сидни!

Та ехидно ухмыльнулась:

— Не думаю, что мне когда-либо придется посетить то место, куда ты меня посылаешь. В отличие от тебя, Холли. Бедняжка, неужели ты не понимаешь, что от таких толстух отворачиваются даже самые неприхотливые мужчины? А мой отец просто не переносит их.

— Прекратите, черт бы вас побрал!

Сидни и Холли удивленно уставились на Линдсей. Она стояла перед ними во весь свой рост, гневная и даже покрасневшая от ярости.

— Где ваша совесть? Как можно склочничать в такой день? Сидни, попридержи язычок и успокойся! Ради всего святого, мы потеряли близких людей, нашу бабушку! Прекратите этот базар и ведите себя прилично! Вы обе!

— Сколько эмоций! — надменно проворчала Сидни, поворачиваясь к Холли. — А я-то думала, что мой благоверный князь высосал из моей бедной сестрички все страстные порывы.

Линдсей молча швырнула на пол два полена, которые приготовила, чтобы бросить в камин. Они грохнулись на прекрасный дубовый паркет золотистого оттенка и покатились под стол, оставив в месте удара две большие вмятины. После этого она молча вышла из гостиной, гордо вскинув голову и расправив плечи. Ничего не изменилось в этом проклятом доме. Все стало только хуже. Раньше хоть бабушка могла сдержать их, а теперь они вовсе распоясались.

Линдсей была так расстроена, что даже не пошла повидаться с миссис Дрейфус. Вместо этого заперлась в своей комнате, распаковала вещи и разложила их на свободных стульях. Все это она проделала автоматически, как в тумане, не в силах забыть оскорбление, которому подверглась несколько минут назад.

Немного успокоившись, она вспомнила обстоятельства гибели матери и бабушки. Почему они оказались вместе, в одной машине? Куда они ехали? И почему с такой бешеной скоростью? Насколько ей было известно, мать и бабушка не испытывали по отношению друг к другу никаких симпатий. Правда, это было очень давно. Может быть, все изменилось за последние годы? Может быть, бабушка решила, что лучше иметь дело с бывшей женой своего сына, чем с настоящей? Кто знает… Теперь это навсегда останется тайной.

Линдсей легла на застеленную кровать и закрыла глаза. В ее памяти тотчас же всплыл образ Тэйлора. Он весело смеялся, крепко прижимал ее к себе, нежно обнимал, целовал мочки ушей, шептал на ухо, что у него превосходный вкус и только он может выбрать самый красивый персидский ковер. Затем он набросился на ее освежитель воздуха, доказывая, что он воспроизводит неустранимый запах дешевого публичного дома. Вообще этот запах напоминает ему запах кошачьей мочи в коробке с песком в каком-нибудь неряшливом доме. Господи, как она уже соскучилась по нему, по его остроумным шуткам и юморным приколам, по его уравновешенным, полным здравого смысла суждениям! А прошлой ночью он смотрел на нее такими грустными глазами, что ей даже расплакаться захотелось. Тем более что они были не просто грустными, а еще и совершенно беспомощными, так как он просто не знал, что делать, чем помочь ей, что сказать в утешение. Господи, как он близок ей и как дорог!

Ровно в семь часов в ее дверь постучали. Линдсей в это время была уже полностью одета и неподвижно сидела у окна, рассеянно глядя на окутанную легкой дымкой гору Алькатрас, — она знала, что ей снова придется столкнуться лицом к лицу с Сидни и Холли. И со своим отцом тоже.