— Ты замечательная девушка, Линдсей, — продолжил он с горькой улыбкой на устах. — Давай отнесем вещи в твою комнату, а потом мы с тобой посмотрим город. Ведь это же Париж, и мне так много нужно показать тебе. Полагаю, нет никаких разумных оснований прерывать твое путешествие. Ты согласна со мной?

Она посмотрела на него, радостно улыбнулась и кивнула, зардевшись от счастья.



Все оставшееся время Линдсей старалась не думать о том, что сообщил ей Алессандро. Но мысли вихрем кружились в ее голове, не давая покоя. Сидни больше не любит его? Но почему, черт возьми? Означает ли это, что они собираются разводиться? Собственно говоря, этот вопрос волновал ее больше всего. Если это так, то, стало быть, Алессандро скоро снова будет свободным. Но с другой стороны, ей всего лишь восемнадцать лет, а ему тридцать один или даже тридцать два. Вряд ли он захочет жениться на ней. С ее стороны было бы непростительной глупостью надеяться на это. Кто она такая? По сравнению с ним она все еще ребенок, не более того. Молоденькая и глупая сестра его жены. Никто и ничто.

А если они действительно разведутся, не случится ли так, что она никогда больше не увидит его? От этой мысли у нее на глаза наворачивались слезы.

— Что случилось, дорогая? — заботливо поинтересовался Алессандро, по-прежнему произнося слово «дорогая» по-итальянски. — Почему я вижу слезы на твоих глазах? Тебе не нравится это место? Скажи мне, пожалуйста, что стряслось?

Что она могла ему сказать? Линдсей посмотрела на него, собираясь с мыслями. Они сидели за столиком на двоих в небольшом кафе на открытом воздухе, а вокруг волнами плескался французский язык, веселились люди, вышедшие на улицу в этот прекрасный апрельский вечер. Она подумала, что слово «дорогая» звучит по-итальянски как-то особенно романтично, особенно красиво.

— Выпей еще немного вина, — предложил он.

Ей не хотелось больше пить. Она редко пила вино, так как от него сильно кружилась голова, но сейчас не могла отказаться: он еще подумает, чего доброго, что она ведет себя как ребенок. Линдсей протянула ему свой стакан, и он, снисходительно усмехнувшись, наполнил его до краев.

— Выпей все до дна, Линдсей.

Не долго думая она опрокинула стакан, желая любой ценой понравиться ему. Как ей хотелось, чтобы он был веселым, жизнерадостным и хоть на какое-то время забыл о Сидни и о ее странном поведении!

— Расскажи мне о своей школе, — попросил он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — Вы с подружками делитесь своими впечатлениями о свиданиях? Вы рассказываете друг другу о том, как ведут себя парни? Вы сравниваете физические достоинства своих мальчиков?

Линдсей молча покачала головой, озадаченная его вопросами.

— Ну так как, у тебя ведь есть мальчики?

— Нет. Может быть, будут, когда я поступлю в колледж. Моя подруга Гэйл говорит, что когда я…

— Когда ты что? Ах да, моя маленькая любовь, ты хотела сказать, когда потеряешь невинность?

Линдсей не могла произнести ни слова и только молча кивнула. Что он сказал? «Моя любовь»? Это все из-за вина. Не может быть, чтобы он это сказал. Наверное, ей просто послышалось.

— Я…Я никогда еще не встречала парня, с которым мне хотелось бы… ну… просто поцеловаться.

Возникла неловкая пауза. Было похоже на то, что он почувствовал ее смущение и решил не настаивать на продолжении разговора.

Вскоре начался дождь.

Они шли по бульвару, не обращая внимания на прохладные капли дождя и на все то, что происходило вокруг них. Он крепко прижимал ее к себе, и от этого они промокли еще больше. Всю дорогу они весело смеялись и болтали о всяких пустяках. Линдсей не переставала восхищаться своим собеседником и так откровенно демонстрировала свою преданность ему, что он просто не мог не заметить этого. Но в данный момент ее это совершенно не волновало.

Когда они вошли в свой номер-люкс, он не стал досаждать ей дальнейшими расспросами, а нежно поцеловал в лоб и подтолкнул к ванной. Линдсей не хотелось, чтобы этот приятный вечер закончился так прозаично, но она понимала, что выпила слишком много вина и что неплохо было бы завалиться спать. Нет, она не чувствовала себя пьяной, просто кружилась голова и ноги стали совсем непослушными. Но настроение было великолепное. Она все время улыбалась и тихонько хихикала, когда чистила зубы и смотрела на себя в зеркало. После всех вечерних процедур Линдсей быстро набросила на себя хлопчатобумажную ночную рубашку и забралась в постель. Комната кружилась перед ней, как какой-то таинственный мираж в дикой пустыне. Ей было приятно и тепло, а головокружение она воспринимала как неотъемлемую часть своего прекрасного настроения. Какой чудесный вечер! Реальность оказалась намного приятнее, чем самые прекрасные грезы. Это был самый лучший вечер в ее жизни. Он был ласковым с ней, нежным, заботливым и абсолютно безупречным. Да, именно безупречным, и, может быть, завтра все останется по-прежнему…

Линдсей стала гадать, куда он поведет ее завтра. Сегодня вечером они обошли почти весь Монмартр, и он всю дорогу развлекал ее озорными историями из жизни знаменитых художников, которые жили здесь с конца прошлого столетия. Это время называлось Золотой эпохой, и, помимо всего прочего, он рассказал ей о том, как один знаменитый художник изобразил себя на картине занимающимся любовью со своей натурщицей. Когда картина была уже почти готова, в студию вошла его жена, увидела творение его рук, заперла их в студии и подожгла. Художник и натурщица сгорели заживо, а картина была впоследствии продана за баснословную сумму. Несколько лет назад ее купил какой-то богатый японец.

Алессандро был самым романтичным мужчиной в мире.

Линдсей была уже готова уснуть с этой приятной мыслью, как вдруг на ее лицо упала тонкая полоска света. Она подняла голову и увидела, что дверь слегка приоткрыта, а на пороге стоит ее кумир. Линдсей мгновенно приподнялась на постели, натянув одеяло до подбородка.

— Что-нибудь случилось, Алессандро?

Князь стоял в дверном проеме босиком и в одном лишь ночном халате. Он ждал, когда глаза привыкнут к темноте, и загадочно усмехался. Увидев на его лице улыбку, она тоже улыбнулась.

— Я тут подумал, дорогая, — осторожно начал он и сделал шаг к ее кровати. — Знаешь, я думал о тебе все это время, с того самого момента, когда мы с тобой познакомились на свадьбе. Я всегда помнил о тебе.

Только сейчас она заметила, что его халат расстегнут, а из-под него видны длинные тонкие ноги, покрытые волосами, густыми черными волосами. Линдсей вытаращила на него глаза, пытаясь совладать с нахлынувшими на нее чувствами. Это была странная смесь восхищения и тревоги, щемящего восторга и необъяснимого страха, приятного удивления и ноющего беспокойства. В конце концов страх победил все другие чувства. Она лихорадочно прикрылась одеялом и напряженно ждала, не понимая, что происходит, не желая ничего понимать, а его слова гулко стучали в ее висках.

— Я думал о том, что было бы страшной глупостью для такой красивой девушки жертвовать своей невинностью ради какого-то прыщавого подростка. Ты не получила бы от этого абсолютно никакого удовольствия. Все кончилось бы слезами и ненавистью к тому, что послужило их причиной. Нет, я решил, что не могу допустить этого.

Только сейчас она со всей отчетливостью поняла, что он имеет в виду, и оцепенела, не находя в себе сил ни сказать что-нибудь, ни пошевелиться. Все ее сладкие мечты об этом человеке мгновенно развеялись как дым, оставив после себя лишь холодный, физически не осязаемый пепел. Сейчас он был похож на совершенно незнакомого человека, и это породило в ее душе безотчетный страх. Какая же она была дура, слепая идиотка, глупая и несмышленая девчонка! О Господи, что же теперь делать? Она осталась наедине с ним в этом огромном номере-люкс. Страх все глубже и глубже проникал в ее душу, парализуя волю и затуманивая сознание.

— Тебе очень повезло, Линдсей, — продолжал он мягким, вкрадчивым голосом, медленно приближаясь к ее кровати. Она с ужасом наблюдала за каждым его шагом, не зная, что предпринять. Дыхание становилось все более затрудненным, пока наконец не застряло где-то в груди. — Не смотри на меня так, — уговаривал ее князь. — Я Алессандро, тот самый человек, которого ты любишь вот уже два года и который совершенно не изменился за это время. Я хочу научить тебя быть настоящей женщиной и не сомневаюсь, что ты будешь благодарна мне за это. Ты будешь довольна. Скажи мне, пожалуйста, дорогая, ты знакома с петтингом? Так, кажется, вы, подростки, называете ласки? Так вот, ты должна сказать мне, как часто ты позволяла этим прыщавым мальчикам ласкать себя.

— Ты муж моей сестры, — выдавила она из себя, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.

Алессандро пожал плечами, причем не без некоторого изящества.

— Твоя сестра напоминает мне кастрированную суку. Она совершенно фригидна и до смерти надоела мне своей дурацкой буржуазной моралью. Кроме того, она безнадежно глупа, хотя ее толстосум-папаша почему-то уверен в обратном. Ее нельзя назвать красивой, привлекательной, да и вообще она лишена положительных качеств. Она не имеет для меня абсолютно никакого значения, как, впрочем, и тот идиотский ребенок, которого она пыталась родить. Во время беременности она вела себя как самая настоящая дура, наивно полагая, что это очень важно для нее, для меня и для моей семьи. Для меня вполне достаточно ее одной. Терпеть выношенное в ее животе отродье я просто не смогу. Да, это было бы слишком невыносимо. — Он умолк на какое-то мгновение, а потом продолжил: — Помнится, когда я впервые увидел тебя на свадьбе, ты выглядела как костлявая и неуклюжая каракатица с угловатыми коленками и острыми локтями, но мне это понравилось. Уже тогда я прекрасно понимал, что со временем ты превратишься в очаровательную милашку, но меня несколько беспокоил тот факт, что ты, к сожалению, станешь старше. Терпеть не могу старух. Я хотел тебя такой, какой ты была тогда, — костлявой девочкой-подростком, совершенно невинной и абсолютно неопытной. Боже мой, как я хотел заполучить тебя вместе с твоей очаровательной девственностью! Окунуться с головой в твое непорочное естество! Да я и сейчас хочу тебя. Сейчас твоя непорочность привлекает меня даже больше, чем тогда. Если говорить откровенно, то я уже не надеялся, что мне достанется твоя девственность, так как тебе уже восемнадцать лет, но, к счастью, ты сохранила себя. Другие мужчины сочтут тебя более прекрасной через несколько лет, но это не для меня, это для них.

Алессандро сделал еще один шаг к кровати.

— Нет, Линдсей, я не могу больше ждать. Я и так слишком долго ждал этого момента. Ты представить себе не можешь, с каким нетерпением я ждал тебя. Меня в холодный пот бросало при мысли о том, что может быть слишком поздно. Тем более что твой чертов папаша предоставил тебе полную свободу, отослав в Коннектикут. Я прекрасно знаю, какие сейчас девушки. Они с самого раннего возраста трахаются, как кролики, позволяя молодым парням затащить себя на заднее сиденье своей грязной машины. Но тебе каким-то образом удалось избежать подобной участи и сохранить девственность до восемнадцати лет. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что к двадцати годам тебя обработают не меньше полудюжины парней. И все они будут толстозадыми и в высшей степени грубыми американцами. Нет, я просто не могу допустить этого. Я научу тебя, как подчиняться мужчине, как совокупляться с настоящим князем.

Он уже вплотную подошел к ее постели, наклонился над ней и включил светильник на прикроватной тумбочке. Затем он уселся рядом, взял ее холодную руку и крепко сжал слегка дрожавшие пальцы.

— Скажи мне, дорогая, ты позволяла кому-нибудь просовывать язык в свой ротик? Ты испытала, что такое французский поцелуй?

Линдсей молча кивнула, не в силах отвести взгляд от его лица.

— И тебе это понравилось?

Она решительно покачала головой, а он быстро наклонился и прильнул ртом к ее похолодевшим губам.

— Нет, — неожиданно вскрикнул он и выпрямился, — тебе не могло это понравиться. Они же глупцы, эти сопливые подростки. Они еще не стали настоящими мужчинами в отличие от меня. Да и какое здесь может быть сравнение? Линдсей, меня нисколько не пугает твой страх. Плевать я хотел на все эти женские ужимки. Более того, мне это даже нравится. В этом есть что-то возбуждающее. Кто-нибудь из мальчиков гладил твои груди? Целовал эти прелестные соски?

Она с ужасом смотрела на него и не могла пошевелиться как парализованная.

— А твоя промежность? Кто-нибудь прикасался к ней? Они вводили в тебя свои грязные пальцы? Нет? Прекрасно. В таком случае я сделаю это сам, и тебе это, несомненно, понравится. Девушкам всегда нравится, когда мужчины ласкают и целуют их губы. И не только губы. У тебя еще есть твой маленький клитор. Ты часто мастурбируешь, Линдсей? Как часто ты доставляешь себе подобное удовольствие? Интересно, твои подружки в школе когда-нибудь говорят на эту тему? Как часто они сами это делают?