Маргарет Барнс - Торжество на час

Джордж подчеркнул в своем выступлении, что в зале присутствуют люди, которые знают его с детства и готовы засвидетельствовать, что он всегда относился к королеве с великим уважением.

— У нас имеется показание старой леди Уингфилд, которое она дала на смертном одре и скрепила клятвой. Девять или десять месяцев тому назад вы попросили разрешение остаться наедине с королевой в ее спальне, — начали его обвинители.

— Так непредусмотрительно было с ее стороны умереть теперь, когда она так нужна мне! — прошептал Джордж. — Она всегда была моим другом и говорила правду — в основном.

— Госпоже Друсилле Зуш пришлось целый час выжидать под дверью.

— А рядом находилась другая фрейлина, которая изнемогала от ожидания.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать ее, — поспешил прервать представитель короля, так как по рядам прошел смешок. — Госпожа Зуш даст показания…

— И с большой неохотой, я думаю. Но вызывать ее нет необходимости. Королева была расстроена и я остался, чтобы успокоить ее.

— Расстроена? Из-за чего?

— Она плохо себя чувствовала и совсем пала духом после потери ребенка.

— Это случилось около девяти — десяти месяцев тому назад, не так ли?

— Возможно!

— Леди Уингфилд вспомнила также, что королева звала вас и умоляла спасти ее. Не подскажете, что так напугало королеву, милорд Рочфорд?

— Она боялась упасть в обморок, если мне не изменяет память.

— А может, она была в отчаянии из-за холодности короля?

— Спросите об этом лучше Хениджа! Он знает больше меня!

— Но я задал этот вопрос вам, Рочфорд! Она звала вас на помощь, чтобы вы сняли с нее позор от неумения родить сына!

— Хочу обратить ваше внимание, милорды, что нанесено оскорбление королю!

Разозлившись, они сильнее насели на него.

— И все же вы не раз со всей непристойностью хвастались перед друзьями, что мертвый ребенок, который впоследствии преждевременно родился, не был ребенком короля.

— Никогда!

— А разве это не вы говорили накануне злополучных родов, что это ваша заслуга, что королева вновь беременна?

— Конечно это мои слова, и все чистая правда! — признался Джордж.

Но рано повскакивали с мест обрадованные враги, он сразу же развеял в пух и прах их заявления. Одной незначительной фразы было достаточно.

— А разве не я организовал маскарад, на котором король вновь пленился Ее Величеством? Разве я не сделал свое дело, стараясь дать Англии ее наследника? И так же неловко, тешу я свое самолюбие, мой прославленный дядюшка сыграл свою роль и — лишил вас наследника!

Гордый Норфолк не пользовался популярностью среди народа, а обаянию Болейна невозможно было не поддаться!

— Вы использовали против меня бессвязные показания умирающей старой женщины, — продолжил свои рассуждения Джордж. — Очевидно, что их подтасовали, все перевернули с ног на голову и через третье лицо передали, словно бутоньерку, секретарю Кромвелю. Кто может утверждать, что третья сторона не заинтересованное лицо? Ведь это моя собственная жена! Которая, как старательно показали ваши свидетели, ревниво воспринимает любое уважительное отношение к Ее Величеству королеве. И раз уж миледи Рочфорд приняла такое активное участие в сборе свидетельств, не проще ли предоставить ей возможность выступить с обвинениями открыто?

Возмутительный случай был налицо, обвинение в глазах большинства присутствующих в зале принимало смехотворный характер. Леди Джейн Рочфорд дает показания против собственного мужа! Леди Джейн Рочфорд, которая сама славилась супружескими изменами! В конце концов, она могла поклясться только в том, что ее муж долго находился в спальне сестры, обнимал ее и остался с ней наедине, расположившись на кровати у нее в ногах.

— И грыз яблоки, Джейн. Не забудь рассказать про яблоки! — поддержал ее Джордж.

При этом несколько купцов Сити нагло рассмеялись. Что бы они ни думали о королеве, они не могли обвинить в таких чудовищных проступках блестящего и остроумного Рочфорда!

«Что значат для меня остальные? Пусть освободят только его!» — подумала Анна.

Она чувствовала, что в любую минуту его могут освободить. Судьи удалились, чтобы обсудить услышанные показания. Вокруг Анны шептались, все были уверены, что его оправдают. Как она хотела, чтобы ее жизнь зависела от одного этого обвинения, но на самом деле их было слишком много!

Анна молила Бога, чтобы Генрих отправил ее в монастырь, она с радостью приняла бы его решение! А может, он вышлет ее за границу…

Народ не может допустить, чтобы казнили его королеву! Смерть жутко отличалась от той, которую воспевали в сонетах; в действительности она выглядела безобразной, когда человек впервые вникал в ее тайный смысл.

Норфолк возвратился в зал, за ним прошествовали остальные. Они шли неторопливо, и Анна поняла, что судьба ее решена. Лица их были ошеломленными и непроницаемыми.

Норрис, Бриртон, Уэстон, Смитон — все приговаривались к смерти из-за королевы.

Весь зал повернул голову к ней, все, кроме ее обвинителей, которые не смели. Неужели они готовы приговорить женщину к смерти? Неужели Генрих позволит этому случиться и это случится сейчас? Анне показалось, что руки Кромвеля дрожат, а в глазах Норфолка промелькнуло выражение жалости.

Она слушала, как дядюшка резким голосом со знакомыми интонациями перечислял все ее грехи, а затем произнес фатальные слова:

— Анна, королева Англии, приговорена к сожжению или обезглавливанию, выбор остается за королем!

Быть сожженной заживо… самая ужасная смерть! Только еретиков и ведьм сжигали! Как часто, переполняясь любовной страстью, Генрих грозился сжечь ее!

Наступила жуткая, преисполненная благоговейного страха тишина, но все еще не верили в случившееся!

Лица поплыли перед глазами, мир перевернулся и почернел, Анне казалось, что она слышит мелодичный голос Генриха, который уговаривал и нашептывал ей на ухо: «Нэн, Нэн, ты моя колдунья, я должен сжечь тебя за то, что ты подчинила своей воле мои мысли и чувства! Нэн, нет в мире женщины, такой как ты, я никогда не забуду тебя…»

Посочувствовав королеве, Кромвель разрешил увести ее в покои, но Анна, взяв себя в руки, махнула рукой, чтобы фрейлины удалились. Она осталась стоять в стороне, твердо решив, что, пока в состоянии видеть и слышать, не уйдет и узнает, что уготовано Джорджу. Она надеялась, что они насытились своей местью и оправдают брата!

Но они, по всей вероятности, еще не насладились своим триумфом и решили доразбираться с ним. Лорды были возбуждены произошедшими событиями, их непрестанно подталкивал Норфолк, который, с одной стороны, старался угодить королю, а с другой — беспокоился из-за шаткой позиции своей дочери. У них в запасе оставался еще один невыясненный вопрос! Но никто не решался первым задать его.

— Скажите нам, ваша жена передавала вам слова, которые могла слышать от королевы во время выполнения своих обязанностей фрейлины, а также пользуясь дружеским расположением Ее Величества?

— Вам уже предоставлялась возможность выслушать ее и убедиться, что у нее не язык, а жало змеи! — сказал Джордж и смертельно побледнел, когда посмотрел на сестру.

Он попытался замять этот вопрос, сделать вид, что не расслышал его.

Анна сразу же вспомнила, о чем говорила с Джейн, и пожалела, что не в состоянии предупредить брата, что существуют на свете вещи, знание которых может рассматриваться как предательство. Интимные вещи, которые задевали гордость короля!

Норфолк написал что-то на листке бумаги, стыдливо отворачиваясь, сложил его и передал Джорджу.

— Леди Рочфорд когда-либо передавала вам эти слова королевы?

Лица двух герцогов, чьи дети стояли близко к трону, горели от возбуждения и нетерпения!

Анна на миг забыла о своей судьбе, она следила за рукой брата — умелого фехтовальщика. Вот он изящно развернул листок, презрительно извинился и поднес бумагу к свету.

— Извините, милорды, у герцога корявый почерк!

Он стоял и читал, а Анна пристально следила за ним. Вот дьявольская усмешка озарила его лицо. Она догадывалась о содержании записки. Вдруг незримая нить соединила их, и она прочла его мысли. Анна почувствовала, что кто-то свыше вложил меч в руки брата, чтобы он попал в цель, отомстил за зло, причиненное их семье. Ее жизнь была кончена, но за свою он мог еще побороться! Одно только слово — да или нет, сжечь записку и выйти из зала свободным.

Но Джордж принял наипочтительнейшее выражение и, делая вид, что пытается разобрать написанное, громко прочитал записку! Опешившие судьи не успели прервать его.

— Что король почти импотент? Нет, милорды, не припомню такого…

Норфолк постарался набить зал до отказа зрителями, он хотел, чтобы как можно больше народу узнало о позоре королевы и, разойдясь по домам, поведали всем о случившемся!

Теперь они могли посудачить о более интересных вещах и разнести потрясающую весть по всем тавернам Лондона, весть, за которую отдал жизнь красавец Болейн и за которую король никогда не простит надменного герцога, своего близкого родственника!

В покоях королевы было непривычно тихо. Толпу разогнали солдаты, и герольды с грохотом удалились. Теперь не нужно было сосредотачиваться, прибегать к остроумию, не нужно держаться настороже под пристальными взглядами или же балансировать на грани надежды и отчаяния.

Анна стояла у раскрытого окна с небольшим букетиком розовых маргариток в руках. В голове мелькнули воспоминания: вот она наклонилась сорвать их, когда шла через лужайку, и ее молчаливое окружение терпеливо ждало, пока она соберет их. Никто не попытался остановить ее. Возможно, они тоже подумали, что она собирает цветы в последний раз.

Люди, окружавшие Анну, или те, кто приносил еду, были похожи на призраков, их мысли и поступки больше не занимали ее. Даже две женщины, шпионившие за ней, тайком друг от друга пытались оказать ей мелкие услуги. Она была приговорена к смерти, и это сделало ее защищенной от всякой ненависти.

— Королева Екатерина умирала медленно. Но разве твое положение хуже того, что ты заставила короля сделать с ней? — тысячу раз задавала ей этот вопрос тетя, да и ее светлость тоже.

— Но Екатерина была вправе держать при себе своих друзей.

«За брата и других я с радостью перенесла бы тысячу смертей», — смело заявила тогда Анна в суде.

Как легко было сказать это на глазах у публики! Но когда предстояло умереть одной…

Она опускалась на пол, обезумевшая от страха, перед лицом неизвестной вечности… Анна неудержимо рыдала и вскрикивала, делалась слепой к чужому горю, видела только свое.

Понапрасну женщины пытались успокоить ее. Наконец, испугавшись, что она сойдет с ума, послали за Кингстоном. Анна бросилась и прильнула к нему.

— Неужели король сожжет меня? — спрашивала она дрожащими губами, наконец решаясь произнести слова, которые словно молотки стучали у нее в голове весь день.

Поскольку ему предстояло все это подготовить, он искренне надеялся, что этого не случится.

— Только не это — это не для королевы, — пролепетал он.

— Тогда меня ждет топор? — Анна потянула его теплую руку своими двумя холодными как лед, поливая ее горючими слезами. — Я слышала, что у палача иногда срывается топор…

Должна же она найти сострадание хоть где-то, никто не может идти неподготовленным. Она поднялась с достоинством, на которое только была способна. Ей стало легче, что вырвались на волю слова, которые она так долго удерживала.

— Уважаемый сэр Уильям, прошу вас, пригласите ко мне священника, я хочу, чтобы слово Господне находилось в моей часовне. — Она умоляла его, неосознанно в тяжелую минуту потянувшись к вере ее детства.

Когда выполнили ее просьбу, она часами стояла на коленях перед телом Христовым, повторяя вновь и вновь старые знакомые молитвы, время от времени вставляя в них слова, исторгнутые из глубины сердца.

— Как я хочу, чтобы Джокунда, которая была мне больше, чем мать, увидела меня сейчас!

— Если б я могла увидеть Мэри Тюдор и вымолить у нее прощение перед смертью!

— Бог милосердный, как ты выдержал распятие, помоги мне, помоги мне выдержать встречу с топором. И если это в твоей воле, не допусти, чтобы ужас этот коснулся меня!

Только сейчас Анна поняла, в чем заключался смысл ее неосознанных страхов, подчас накатывавших на нее, окутывавших мраком ее блистательные победы, заставлявших хвататься за горло в попытке снять удушье.

Когда она наконец вышла из часовни, то усадила леди Кингстон в свое кресло.

— Я хочу, чтобы вы сыграли роль принцессы Мэри, чтобы я могла публично попросить прощения, как я бы сделала, если б она была здесь, — объяснила Анна.