— Ну что? Он серьезно ранен? — спросил с беспокойством Магнус.

— Все кончено!.. Пуля пробила сердце, и нам оставалось только констатировать смерть князя, — ответил один из докторов.

Со сжавшимся сердцем вошел барон в кабинет. Тело князя лежало на широком турецком диване. Сюртук был расстегнут, и на левой стороне груди виднелось кровавое пятно.

Магнус наклонился над покойным и с волнением посмотрел на его красивое лицо. Горе, жалость и еще одно чувство, которого он стыдился, боролись в нем. Отогнав от себя эгоистическое чувство, заставившее его с минуту смотреть на несчастного кузена, как на низвергнутого соперника, он помолился об успокоении души Угарина и поцеловал его в лоб.

Сделав необходимые распоряжения, молодой человек отправился домой. В продолжение всей дороги мысли его были заняты будущим, а главное, Тамарой. Смерть Арсения решала вопрос в его пользу, так как лежащий в гробу соперник не опасен. Без сомнения, сердце Тамары снова будет принадлежать ему! Следовало только вооружиться терпением и снисходительно относиться к ней.

С письмом князя в руках Магнус вошел к своей жене. Бледная и расстроенная Тамара быстро ходила по будуару. При появлении мужа она остановилась у стола и со страхом взглянула на него.

— Ужасное видение не обмануло тебя! Нам остается только молиться за страждущую душу несчастного кузена, — печально сказал Магнус. — Вот его письмо к тебе, бедное дитя! — прибавил он, кладя на стол конверт.

Тамара, дрожа, опустилась в кресло, но видя, что ее муж собирается уходить, схватила его за руку.

— Останься, Магнус, и прочти мне это письмо!

— Ты хочешь, чтобы я прочел последнее прощание Арсения? — спросил, бледнея, молодой человек.

— Почему же мне не желать этого? Никогда между мной и князем не было ничего такого, чего бы ты не мог знать. Прошу тебя, прочти мне это письмо!

Дрожащей рукой барон разорвал конверт и прочел письмо своего бывшего соперника.

— Благодарю тебя за доверие, — сказал Магнус глухим от волнения голосом, кладя письмо на стол.

Тамара быстро подняла голову и сквозь слезы взглянула на мужа.

— Не подумай, что я оплакиваю любовь Арсения… Я оплакиваю его грустный конец… Умереть, не имея близ себя дружеской руки, способной удержать от рокового шага!.. Это ужасно!..

Магнус прижал руку жены к своим губам.

— Я верю тебе, Тамара! Но и ты не считай меня таким мелочным, чтобы слезы об умершем могли возбудить во мне ревность. Только бессердечная женщина способна равнодушно относиться к грустной кончине любившего ее человека! А теперь до свидания, дорогая моя! Мне нужно еще сделать кое-какие распоряжения.

Тамара схватила его руку и умоляюще взглянула на него.

— Магнус! Выкупи этот ужасный вексель… Мы не можем допустить, чтобы имя покойного покрылось позором. Пусть свет никогда не узнает причин, побудивших Арсения на самоубийство!

Молодой человек ожидал этой просьбы.

— Ты предупреждаешь мое желание… Все будет устроено по-твоему. Только предупреждаю, сумма может быть очень и очень значительной!

— Это ничего не значит! Мы достаточно богаты.

Магнус улыбнулся.

— Богата ты!

Тамара покачала головой.

— Нет, нет! Мы заплатим.

Оставшись одна, молодая женщина бросилась на диван и горько заплакала.

Следующее утро Магнус провел в хлопотах о похоронах. После обеда он предложил Тамаре поехать с ним в квартиру Угарина, чтобы присутствовать при панихиде и проститься с покойным.

В сильном волнении вошла молодая женщина в роскошную квартиру, так неожиданно покинутую двумя молодыми, полными жизни существами. Магнус подвел ее к двери залы, где лежало тело князя. Охваченная внезапным страхом, Тамара нерешительным жестом удержала мужа. Тот наклонился к ней.

— Неужели ты боишься одна помолиться у тела покойного и исполнить его предсмертную просьбу?

— Нет, нет! Мы все когда-нибудь будем такими, — ответила молодая женщина, входя в залу.

На роскошном катафалке лежало тело князя, уже одетого в мундир. С замирающим сердцем Тамара подошла и приподняла тюль, закрывавший лицо. Несмотря на печать смерти, голова Арсения была по-прежнему красива, и казалось, насмешливая и презрительная улыбка играла на его губах. С полными слез глазами молодая женщина положила на грудь покойного букет цветов и горячо помолилась за него.

Окончив молитву, она долго всматривалась в бледное лицо князя. Странное чувство волновало ее грудь. Это была не любовь, а какое-то бесконечное сочувствие и сожаление о безвременно погибшей жизни.

Тамара глубоко вздохнула. Осенив себя крестным знамением, она поцеловала князя в лоб. Потом, закрыв тело тюлем, она вышла из залы.

В соседней комнате Магнус разговаривал со старым военным доктором, другом Арсения. Тот, раскланявшись с баронессой, прошел в залу. Рассеянно блуждающий взор Тамары вдруг остановился на хорошо знакомом портрете. Это был тот самый портрет, который она сама рисовала с него.

— Мне хотелось бы иметь этот портрет, если никто не заявляет на него прав, — сказала она.

— Кому он нужен? Я завтра же прикажу доставить его тебе, — ответил барон.

С этого дня Тамара впала в странное состояние. Это не было горе. Несмотря на глубокое впечатление, произведенное на нее трагической смертью Угарина, она не оплакивала его. Это была даже не грусть, а какая-то странная апатия. По целым часам задумчиво сидела она в кресле, и казалось, внешний мир перестал существовать. Портрет Арсения она приказала повесить в гостиной, а не в будуаре, как предполагал Магнус. Даже выкупленные подложные векселя не произвели на нее никакого впечатления, и она попросила только бросить их в камин. Это состояние осложнялось еще странным и непонятным ощущением. Устремив глаза в пространство, молодая женщина слышала около себя чьи-то глухие, неверные шаги. Ледяное веяние касалось ее лица. По временам чьи-то холодные пальцы дотрагивались до ее руки. При этом дыхание ее затруднялось и свинцовая тяжесть сковывала тело. Тогда перед ее глазами являлось бледное лицо Арсения с устремленным на нее неподвижным, полным дикой страсти, взглядом. Эта ужасная фигура приближалась к ней. Влажное, ледяное дыхание касалось губ… Что-то невидимое начинало ее душить… Охваченная сверхъестественным ужасом, молодая женщина тщетно старалась освободиться, крикнуть или сделать какое-нибудь движение… тело ее оставалось парализованным, пока видение не начинало бледнеть и не расплывалось в воздухе.

Тогда, как бы пробудившись ото сна, она вскакивала с кресла. Холодный пот выступал на теле, и Тамара чувствовала страшную слабость.

— Вероятно, это ужасный кошмар… Мои нервы страшно расстроены, — старалась убедить себя молодая женщина.

Но вместо того чтобы прекратиться, этот кошмар с каждым днем все более овладевал ею. Она избегала оставаться одна в будуаре… Хорошо знакомый голос нашептывал слова любви или напевал ее любимые романсы. Если она боязливо взглядывала на кресло, где обыкновенно сиживал Угарин, то ясно видела его. Арсений, играя часовой цепочкой, казалось, насквозь пронизывал ее пылающим взором. Когда же она подходила, видение исчезало. Тщетно пыталась она читать, молиться и всеми силами старалась отогнать от себя воспоминание об этом человеке. В невыразимом страхе она хотела было довериться Магнусу, но не осмелилась, видя его суровое лицо и подозрительный взгляд. Как признаться ему, что ненавистный соперник даже в могиле преследует ее своей страстью?

— Может быть, он хочет убить меня? — думала Тамара, слабея с каждым днем.

Даже ночью она не находила себе покоя. Напрасно заставляла она Фанни ложиться спать в своей комнате.

Та видела только странные обмороки своей госпожи, после которых она бывала совершенно разбита.

Страшная ревность терзала сердце Магнуса. Он видел странное состояние Тамары и невольно приписывал его воскресшей любви к Угарину. Видя, как она с каждым днем бледнела, как старательно избегала смотреть на него, барон с трудом сдерживал себя. Страшный гнев овладевал его душой.

Однажды после завтрака молодые супруги сидели в той самой гостиной, где висел портрет князя. Магнус нервно ходил по комнате, с трудом сдерживая свой гнев, так как несколько раз ловил взгляд Тамары, устремленный на портрет соперника, даже из могилы возмущавшего его жизнь.

— Отчего ты не прикажешь повесить этот портрет в своем будуаре? — спросил он наконец.

В его голосе звучало страшное раздражение.

— Напротив, я хочу просить тебя совсем вынести его из дома, — ответила Тамара усталым голосом.

Магнус остановился и с удивлением посмотрел на жену. Смертельно бледная молодая женщина стояла, устремив глаза на портрет с выражением страха и ужаса. Вдруг она отступила назад и почти упала в кресло, прижав руки к груди. Какой-то сверхъестественный ужас охватил Магнуса и заставил его вздрогнуть всем телом. Он ничего не видел, но ощущал какое-то ледяное веяние и чье-то невидимое присутствие.

Тамара как будто потеряла сознание. Со стеклянным взглядом, с полуоткрытыми глазами она неподвижно лежала в кресле. Молодому человеку показалось, что на фоне ее белого платья вырисовывался человеческий силуэт. Дрожа всем телом, он перекрестился, и в ту же минуту Тамара выпрямилась с глубоким вздохом и провела дрожащей рукой по лбу, покрытому холодным потом.

— Тамара… Ради Бога… что с тобой? — вскричал Магнус, быстро подбегая к ней. — Признайся мне откровенно во всем!

Молодая женщина взволнованно взглянула на него.

— О, если бы только я могла объяснить тебе, что со мной происходит! Я знаю, что ты подозреваешь меня в любви к нему. Но клянусь тебе, Магнус, он мне ненавистен и вид его пугает меня!

Барон сел рядом с женой и дружески пожал ее руки.

— В чем мог я подозревать тебя, видя твое страдание? Скажи мне все откровенно, как брату, как своему лучшему другу!

Прерывающимся от слез голосом молодая женщина рассказала ему про ужасные видения, так страшно мучившие ее.

— Я знаю, что он желает моей смерти, — прибавила она, с трудом переводя дыхание. Иногда он увлекает меня к окну, и мною овладевает страстное желание броситься на мостовую; иногда он подсовывает мне какое-нибудь оружие, и у меня появляется мысль о самоубийстве. До сих пор я сопротивлялась, но надолго ли хватит моих сил? О, Магнус, спаси меня от него и от самой себя!

С громким рыданием Тамара прижалась к плечу мужа.

Холодный пот выступил на лбу барона. В самых теплых выражениях он старался успокоить молодую женщину и, когда она заснула, остался охранять ее. Он ни минуты не сомневался, что Тамара попала под чье-то ужасное влияние. Но как освободить ее? А между тем надо было торопиться, так как молодая женщина с каждым днем все более и более слабела.

Вечером приехал адмирал, и молодой человек рассказал ему о видениях и страданиях Тамары. Но при первых же словах о предполагаемой Магнусом причине болезни адмирал вскочил, как ужаленный змеей.

— И в таком серьезном случае, Магнус Оскарович, ты будешь дожидаться, чтобы духи лечили твою жену! — вскричал он, страшно покраснев. — Тамара больна, и ей необходима помощь хороших докторов. Ради Бога, оставим в покое спиритизм и обратимся к науке! Одна она компетентна в подобных вопросах.

— Успокойтесь, Сергей Иванович! Разумеется, мы посоветуемся с докторами. Но если мое предположение справедливо, они вряд ли в состоянии будут помочь нам!

На другой же день к больной были приглашены самые известные доктора. Составился консилиум, голоса разделились. Одни приписывали все галлюцинациям, другие — расстройству нервной системы. Последние находили даже признаки помешательства.

Предписанное лечение не принесло никакой пользы. Припадки все усиливались, слабость достигла такой степени, что больная с трудом ходила.

Наука оказалась бессильной. Она не могла понять таинственной болезни, хотя все доктора единогласно признавали, что Тамара находится, безусловно, в здравом уме.

Госпожа Рабен и адмирал были в отчаянии, что же касается Магнуса, то он был безутешен. Фанни и Шарлотта с самоотверженностью ухаживали за своей госпожой и заливались горькими слезами при мысли о возможной потере.

Однажды вечером барон был очень удивлен неожиданным приходом экономки. Добрая женщина в страшном замешательстве объявила ему, что слышала об одном замечательном человеке, излечившем многих больных, от которых уже отказывались все доктора.

— Говорят, он очень добр и лечит только молитвой и возложением рук. Не поможет ли он баронессе? Доктора же только вгоняют ее в гроб своими микстурами, — закончила Шарлотта, вытирая глаза кончиком передника.

— Конечно, я приму к сведению ваше сообщение, Шарлотта! В нашем отчаянном положении надо надеяться только на Бога!