— Твой отец поступает неосторожно, забывая сообщить верным людям о такой важной вещи, — заметила Мигусова.

— Что делать?.. Радуйся, что твой отец был практичнее и не скрыл твоего миллиона. Кстати, ты все еще хочешь сделаться княгиней?

— Более чем когда-либо, и я даже предвижу, что со временем я буду княгиней Угариной.

— Угариной? — переспросила Тамара, слегка краснея. — Но он, кажется, любит другую?

— Любовь — вещь непрочная! Впрочем, поживем — увидим! Я говорю только, что если дело устроится, то я не прочь променять свой миллион на черные глаза прекрасного Арсения. Он мне нравится, да уж пора и устроиться.

Приход нескольких дам прервал разговор, но в душе Тамары этот день оставил неприятное впечатление: ей были противны распущенность и цинизм ее подруг.

Вообще, несмотря на светскую жизнь, которая поглощала целые дни, едва оставляя время для необходимого отдыха, молодая девушка чувствовала внутреннюю пустоту, одиночество и какую-то грусть, делавшую по временам для нее ненавистным общество, в котором она вращалась. Она редко виделась с отцом, вечно погруженным в свои дела и целыми днями не бывавшим дома. Тамара замечала, что какая-то тайная забота удручала его. Что же касается мачехи, то молодая девушка начинала чувствовать к ней сильную антипатию. Ее ненасытная жажда удовольствий, дурной вкус и, наконец, полное равнодушие к мужу, которого она даже не скрывала, — все это возмущало Тамару. Частые посещения одного господина, с которым Ардатова позволяла себе массу бросающихся в глаза вольностей, окончательно оттолкнули молодую девушку от мачехи. Детей Тамара всегда очень любила. Гриша был окончательно заброшен и находился исключительно на попечении нянек. Зато Олю постоянно таскали то в цирк, то в театр. Когда у них бывали гости, девочка не покидала гостиной и ложилась спать в два, три часа ночи, если только не засыпала от усталости тут же где-нибудь на кресле. Мать систематически портила ее, поощряя в ней любовь к нарядам и детское кокетство. Она даже научила ее нескольким шансонеткам и опереточным ариям, которые та распевала с выразительностью, не свойственной ее летам. Тамара попробовала было заняться ею, так как немка-бонна не имела на нее никакого влияния, но Оля оказалась такой капризной, ленивой и упрямой девочкой, что она скоро потеряла терпение. Молодая девушка решилась однажды высказать своей мачехе, что, по ее мнению, непростительно так пренебрегать дальнейшим воспитанием Оли.

— Для нее необходимо взять хорошую, опытную гувернантку, которая постоянно была бы с ней и серьезно занялась бы воспитанием.

Ардатова с неудовольствием выслушала замечание своей падчерицы.

— Ольга еще слишком мала, чтобы серьезно учиться; совершенно излишне нанимать для нее хорошую дорогостоящую гувернантку. Право, мой друг, у нас нет средств делать такие большие затраты.

Тамара с удивлением посмотрела на нее.

— Нет средств! — повторила она. — Мы тратим баснословные суммы на свои туалеты и приемы, а для девочки у нас не на что взять гувернантку? Когда нас нет дома, она целые дни проводит в обществе прислуги.

— Оставим этот разговор и избавь меня, ради Бога, от нравоучений, — возразила сердито Ардатова. — Когда у тебя будут дети, ты сможешь воспитывать их по своей методе. У меня же свой взгляд на воспитание — и я не допускаю ничьего вмешательства.

Тамара замолчала. Ей не хотелось беспокоить отца, который и так казался ей таким расстроенным, печальным и озабоченным, что при виде его сердце болезненно сжималось, хотя она и не знала причины его беспокойства. Но с этого времени она сделалась очень сдержанна по отношению к мачехе. Их вечные поездки вдвоем стали до того скучны, что молодая девушка от души жалела о кистях и книгах, до которых она не дотрагивалась со времени своего возвращения из Стокгольма.

Благодаря всем этим обстоятельствам Тамара еще сильнее привязалась к баронессе Рабен. Она была очень благодарна ей за материнское предупреждение, сделанное на балу, и считала за праздник, когда удавалось провести с пожилой дамой несколько часов и поговорить о спиритизме и других вопросах, интересовавших ее.

Однажды госпожа Рабен пригласила ее к себе на обед. Так как Тамара приехала очень рано, обе женщины устроились в кабинете баронессы и беседовали о своих излюбленных предметах. В первый раз Тамара рассказала своему другу об интересных сеансах, на которых присутствовала у Эриксонов, и под конец сообщила о чудесном видении своей покойной матери.

— Да, я видела и узнала ее! Она дала мне розу — чудный залог своей любви, — закончила свой рассказ молодая девушка. — Я не говорила об этом своим, так как у нас никогда нет времени даже подумать о чем-нибудь серьезном. Я веду жизнь настоящей ленивицы и, право, больше устаю одеваться и раздеваться по пяти раз в день, ездить по балам и делать визиты, чем когда я серьезно работала.

Ее прервал приход лакея с книгами в руках.

— Поблагодарите барона и передайте, что я жду его вечером, — сказала баронесса, взяв книги.

Пока она искала очки, Тамара взглянула на заглавие книг.

— Это сочинения о спиритизме и, кажется, очень интересные. Мне очень хотелось бы прочесть их, — заметила она.

— Я думаю, что владелец с удовольствием отдаст книги в ваше распоряжение. Это один убежденный спирит, который и мне помог уяснить истинную цель жизни.

— Кто же этот господин? — с любопытством спросила Тамара.

— Один молодой человек, живущий по соседству… Вон тот угловой балкон — его… Ах! Он очень несчастен: ему всего лишь тридцать лет, а между тем он не владеет обеими ногами!

— Боже мой! Как же случилось с ним это несчастье? — с участием спросила молодая девушка.

— Случай на охоте! Дело было осенью, он заблудился и попал в болото, где и увяз чуть ли не по пояс. Его нашли только на рассвете и привезли домой в почти бессознательном состоянии. Он долго хворал, был на волосок от смерти, но в конце концов поправился, хотя обе ноги оказались парализованными. В то время ему было двадцать четыре года, и вы можете представить себе его душевное состояние. Он просто с ума сходил! Но, к счастью, в Париже, куда он ездил советоваться с докторами, он познакомился с одним спиритом, который обратил его и успокоил бурю, бушевавшую в душе. Когда я познакомилась с ним, то была поражена его спокойствием и покорностью своей судьбе. Конечно, бедный молодой человек в некотором роде исключен из общества, и у него мало кто бывает; но зато он создал себе совсем иную жизнь. У него богатая библиотека, он получает массу книг и журналов, занимается переводами и другими литературными работами. Кроме того, сделался прекрасным резчиком по дереву.

— Как мне хотелось бы познакомиться с этой интересной личностью!

— Он будет у меня сегодня пить чай. Если бы вы были свободны и могли остаться, я с удовольствием познакомила бы вас с моим бедным больным. Он тоже был бы рад поговорить с вами.

— Дорогая Вера Петровна, позвольте мне послать кого-нибудь из вашей прислуги предупредить мачеху, что я остаюсь у вас.

— Охотно, дитя мое, но ведь вы собирались ехать в театр. Зачем лишать себя этого удовольствия?

После обеда госпожа Рабен разговаривала с одним из просителей, осаждавших ее. Пользуясь этим случаем, Тамара взяла одну из только что присланных книг и, устроившись в будуаре баронессы, вся углубилась в чтение, чрезвычайно заинтересовавшее ее.

— Тамара, куда это вы пропали? Пойдемте, мой друг, я познакомлю вас со своим наставником! — раздался голос баронессы.

Молодая девушка поспешно встала со своего места и вместе с Верой Петровной прошла в маленькую гостиную, где у стола в кресле для больных сидел молодой человек. Тамара с удивлением разглядывала больного: она представляла его себе совсем по-другому. Перед ней сидел очень красивый молодой человек, с матово-бледным цветом лица; густые черные волосы падали на широкий лоб, свидетельствовавший о развитости ума; маленькие черные усики слегка прикрывали строгий, но прекрасно очерченный рот, а низ лица был обрамлен небольшой шелковистой бородкой. Ноги больного были закутаны в полосатое плюшевое одеяло.

— Позволь представить тебе барона Магнуса Лилиенштерна, моего друга и наставника в спиритизме, — сказала баронесса.

Тамара быстро подошла к креслу и протянула руку молодому человеку, проницательно смотревшему на нее своими большими голубовато-серыми глазами, в которых светилось глубокое, ясное спокойствие. С первой же минуты молодая девушка почувствовала большую симпатию к больному. Казалось, она встретила давнишнего старого друга. Когда барон сказал, что очень счастлив познакомиться, так как много слышал о ней хорошего от баронессы, Тамара с простодушной улыбкой отвечала:

— Баронесса хорошо относится ко мне и поэтому судит выше, чем я того стою; но она сообщила, что вы разделяете нашу веру в спиритизм и раскрыли перед ней это утешительное учение.

— Я был бы рад, если бы все люди разделяли со мной это убеждение, давшее покой моей душе и поддержавшее меня в тяжелые минуты испытания.

Тамара с участием взглянула на него.

— Я знаю, какое ужасное испытание постигло вас и считаю за счастье, что имею возможность познакомиться с человеком, на деле доказавшим свою веру. Здоровый и счастливый легко верит всему, но только в несчастье познаются наша покорность судьбе и наша вера!

Глаза Магнуса вспыхнули огнем.

— Да, — сказал он дрожащим голосом, — говорят, что вера есть поддержка несчастных и обездоленных и что она укрепляет колеблющиеся сердца. Вера удерживает человека от отчаяния и от попытки самоуничтожения!

— Я понимаю: нужно больше мужества, чтобы жить, чем умереть, — отвечала Тамара тихим голосом. — Но ведь самоубийство — средство трусов, надеющихся избежать борьбы, дезертируя с поля битвы. Но вы, как говорила мне баронесса, — вы сумели победить свою судьбу и создать себе тихую, разумную жизнь.

— Да, наука и искусство развлекают меня в моем уединении и не дают мне чувствовать моего одиночества.

— Отчего вы ведете такую замкнутую жизнь? Вы могли бы иметь кружок близких знакомых и развлекать себя беседой с ними. Разве у вас нет в Петербурге ни родственников, ни друзей?

— Ваши слова радуют меня. Они доказывают, что вы, по крайней мере, находите удовольствие в моем обществе. Но будьте уверены, что большая часть счастливых людей отвернется от меня.

— Давно ли у вас был Угарин? — спросила баронесса.

— Уже три недели, как я его не вижу.

— Как? Вы знаете князя? — спросила с удивлением Тамара.

— Он приходится мне двоюродным братом. Его мать была Лилиенштерн — родная сестра моего отца.

— Такой близкий родственник — и никогда не говорил мне о вас!

Грустная и в то же время ироническая улыбка появилась на губах барона.

— Что же он мог бы сказать вам обо мне? Арсений живет в свете и для света, откуда я исключен, а общество терпит только полезных членов, то есть таких, которые забавляют или как-либо служат ему. Я знаю это по опыту, и было время, когда я считал себя глубоко несчастным, видя, что все, на кого я смотрел как на друзей, покинули меня. Но потом я научился заменять общество людей умственной работой, и с тех пор не чувствую себя одиноким. И, право, от этой замены я только выиграл!

— Как ни полезен подобный жизненный опыт, но, мне кажется, очень трудно примириться с этим, — заметила Тамара, глубоко вздыхая. — Вы меня просто пугаете! Неужели только чистый эгоизм связывает людей между собой? Когда живешь в таком многолюдном обществе, как я, то очень грустно думать, что все расположение, вся кажущаяся дружба относятся не лично к нам, а к той пользе, которую мы можем принести, и что при первом же несчастье нас безжалостно покинут!

— Не огорчайтесь! Я надеюсь, что Господь избавит вас от любого несчастья. Кроме того, и в обществе встречаются люди добрые и великодушные, доказательством чего служит баронесса. Может быть, вам будут встречаться только такие — я же мизантроп и смотрю мрачно на мир.

— Нисколько! Вы приобрели покой души и нашли в себе силу, благодаря которой свет уже не может оскорбить вас. Но кто знает, — прибавила печально Тамара, — что готовит мне будущее?

— Если вы хотите знать свою судьбу, дорогая Тамара, то попросите барона составить ваш гороскоп или взглянуть на линии вашей руки, — сказала, смеясь, госпожа Рабен. — Это второй Нострадамус, и будущее не имеет от него тайн.

— Ах! Скажите мне, ради Бога, что готовит мне судьба! — вскричала молодая девушка.

Магнус слегка покраснел.

— Если бы Нострадамус мог слышать вас, баронесса, то был бы очень возмущен таким сравнением! Но, правда, я изучал хиромантию, и если вы дадите мне руку, я постараюсь прочесть вашу судьбу.

Тамара быстро пододвинулась к барону и протянула ему свою маленькую руку.