Стелла Камерон - Тот, кого ищут

Энн замерла и прислушалась. В кустах шуршало мелкое зверье, птицы перекликались на ветках, плескалась вода в реке. Мимо них проскользнула пирога. На носу стоял высокий мужчина, а сзади сидели двое ребятишек, звонко смеялись, и их смех разносился далеко по реке.

— Эта тишина — шумная, — сказала Энн.

— Да, мгновения тишины удержать невозможно, — недовольно пробурчал Мартин, — похоже, нам пора уходить. Не люблю такое оранжевое солнце — будто оно истекает кровью.

Энн оно не казалось таким ужасным, напротив, закатные лучи, пробиваясь через облака, освещали все вокруг мирным и радостным светом. Но Мартин собрался уходить — значит, они уходят.

— Становится холодно, — заметил он, — ты не замерзла? Наверное, можно поесть в машине — но только не это я планировал. Знаешь, может быть, поедем к тебе домой, я познакомлюсь с твоей мамой, нам надо поговорить, и вместе попируем, что скажешь?

— Мама придет сегодня очень поздно — она навещает сестру.

Мартин промолчал, и это обеспокоило Энн. Мужчины не любят, когда их планы нарушают.

— Ты прав, конечно, дома лучше, — поспешно согласилась Энн, — и нам не надо спешить, мы дождемся маму.

Энн сразу поняла, что ее дом понравился Мартину. Да и как он мог не понравиться? Одноэтажный, чистенький, окруженный деревьями и цветами в кадках, за которыми они с мамой так бережно ухаживали.

— Здесь очень мило, — сказал Мартин, — и место такое уединенное. Прекрасный выбор.

— Это мои родители. Папа умер два года тому назад, но он успел оплатить все расходы, так что мы с мамой можем жить здесь спокойно.

Мартин припарковался напротив дорожки, которая сворачивала к дому Дьюгонов, вышел из машины, обошел ее и помог выйти Энн. Потом потрепал ее по волосам и сказал:

— Знаешь, нам понадобится свой дом. В Новом Орлеане. Твоя мама, возможно, огорчится, но мы ей скажем, что она сможет гостить у нас ровно столько, сколько захочет. Это поможет ей смириться с твоим отъездом.

Молодые люди поднялись на галерею и обошли вокруг дома.

— Посмотри, вот кухня. Деревья стоят так близко к окну, что легко можно представить, что мы на пикнике. — Энн чувствовала себя немножко неловко. Они в доме одни — и больше никого. Не то чтобы она не доверяла Мартину, но это было так непривычно.

— Я должен тебе кое-что сказать, — внезапно заявил Мартин решительным тоном, — прежде чем мы поженимся, я хочу, чтобы ты знала обо мне все.

Он прошел следом за Энн в кухню и остановился, скрестив руки на груди.

— Не огорчайся из-за этого. У всех есть какое-то прошлое. Все хотят что-то забыть.

— Нет, не все. У тебя нет никакого прошлого, и тебе нечего забывать. Ты — чиста. А я был женат на плохой женщине, и мне пришлось развестись.

Конечно, у него была какая-то личная жизнь до того, как он ее встретил, — это нормально. И у нее была своя жизнь.

— Мартин, раз ты развелся — значит, у тебя были серьезные причины. А у меня был ребенок, девочка, я родила ее, когда кончала школу. Она умерла, и я до сих пор по ней тоскую.

— Спасибо тебе. Спасибо, что доверяешь мне и рассказала все как есть. Иди ко мне, нам надо быть рядом.

Они встретились посередине кухни, и Мартин заключил Энн в объятия.

— Ну вот, мы с тобой помолвлены.

— Никогда не думала, что буду так счастлива, — прошептала Энн.

— Это только начало. Нужно время, чтобы люди почувствовали себя как одно целое. Но сейчас я устал. Для меня это был сложный день. Наверное, мне нужно вернуться домой и пораньше лечь спать. Вряд ли твоей маме понравится зять, который спит на ходу.

Энн охватила паника. Она не хочет, чтобы он уходил, только не сейчас, когда они только что объяснились.

— Не хочу отпускать тебя, оставайся и вздремни, пока мамы нет. Она вернется не раньше чем через два часа. Иты мог бы поспать в моей комнате. А я что-нибудь испеку на ужин.

— Я тоже не хочу оставлять тебя одну, но надо же быть благоразумным. Если останусь спать здесь, это будет выглядеть довольно странно.

— Ничего странного в этом не будет.

— Ты меня искушаешь.

— Хорошо, хорошо, но ты ведь наверняка не прочь поесть?

— Пока нет, но наверняка захочу, когда ты что-нибудь испечешь.

— Хорошо, соня, пойдем, покажу тебе мою спальню. Не отставай и не удивляйся. Она обставлена как детская, маме кажется, что я все еще маленькая девочка. Но и мне так нравится.

Мартин подошел к ней сзади и обхватил за шею.

— Конечно, ей приятно считать тебя невинной девочкой. Невинность так легко любить. — Мартин поцеловал ее ухо и провел языком вокруг. — И мне так легко любить тебя, моя девочка. Я не должен тебя об этом просить, но, может, ты согласишься лечь со мной в постель? Мне нужно твое тепло.

— Мы не должны, — с трудом выдавила из себя Энн.

— Нет, конечно нет. Ты права. Прости. Мне нужно идти прямо сейчас.

— Постой, ты можешь лечь на эту кровать, а я посижу с тобой, пока ты не заснешь.

Внезапно Мартин подхватил Энн на руки и бросил на кровать, сел рядом и обхватил ее запястья железной хваткой, заложив ее руки над головой. Он начал целовать ее в губы, так яростно, как никто ее никогда не целовал. Его язык проник ей в самое горло. Она задыхалась, но не могла освободиться и не хотела. Его лицо, склонившееся над ней, пылало, глаза блестели темным пламенем.

— Как ты красива, — прошептал он, — уверен, ты вся так же красива.

Энн дрожала от восторга и ожидания.

— Позволь мне сделать то, что я хочу. Ведь мы скоро поженимся.

Энн только прерывисто дышала в ответ и смотрела на него не отрываясь. Мартин освободил ее запястья, сел верхом, устроившись на ее бедрах, и начал стягивать с плеч платье. Обнажил плечи и грудь. Энн не носила лифчиков. Он целовал ее груди, покусывая соски, но что-то случилось, и Энн запаниковала. Нежность переходила в ярость. Мартин вытащил бечевку и привязал ее запястья к железной спинке кровати. Руки заныли, а Мартин грубо стащил рубиновое кольцо с ее пальца.

Энн закричала.

Она пыталась бороться с ним, но он навалился на нее всем телом, и она не могла даже пошевелиться.

— Прекрати это! Я так не хочу. Дай мне уйти, — прохрипела Энн. Она должна оставаться спокойной и никому не позволять делать с ней то, чего она не хочет.

— Прекрати, говоришь? А что ты говорила тому парню, который отымел тебя в школе? А тому типу, который платил за твои наркотики и держал тебя в своей квартире в Новом Орлеане? Им ты что говорила?

Энни не могла ни говорить, ни думать. Как он узнал о ее позорном прошлом? Откуда он взялся? Зачем сделал ей предложение, если все знал? Энни заплакала.

— Заткнись, дура! — Мартин задрал ей юбку и сорвал трусики.

— Не надо. Не делай этого, прошу тебя. Если я такая плохая, зачем я тебе нужна?

— Зачем ты мне нужна? Сейчас я тебе расскажу зачем. Ты вообще не должна была вернуться от реки. Эта чертова пирога все испортила. На этом заливчике никогда никого не бывает. Я проверял много раз — и вот, все сорвалось в последний момент. Ты должна была утонуть — и концы в воду. А теперь все гораздо сложней.

Мартин ущипнул ее за живот и рассмеялся, когда она вскрикнула.

— Мама не придет допоздна, — передразнил он Энн.

— Я не знаю, когда она придет. Я просто хотела, чтобы ты отдыхал спокойно.

— Испугалась? Вижу, что испугалась. Люблю, когда женщины меня боятся. И когда пытаются со мной бороться. И когда проклинают тот день, когда познакомились со мной. Таких женщин, как ты, надо наказывать. А кто это сделает, если не я? Одна из вас наградила меня СПИДом.

Паника охватила Энн. Она пыталась кричать, но Мартин зажал ей рот рукой, а потом заткнул куском разорванного платья.

— Вот так, шлюха ты, шлюха и есть!

Оранжевое кровавое солнце спряталось за горизонт. Комната погружалась в темноту.

Мартин широко раздвинул ноги девушки и привязал их к другой спинке кровати. Между ног заткнул хлопковые трусики и, открыв зажигалку, налил на них горючую смесь, а потом собрал зажигалку и поджег.

— Вот так и лежи и думай о том, какие страдания вы, шлюхи, приносите достойным мужчинам.

Энн пронзила страшная боль, она задыхалась от дыма, запах горящих волос заполнил комнату, но где-то вдалеке раздался голос матери:

— Энни, чья это машина стоит у дома? Кто там с тобой? Я привезла к тебе кое-кого в гости. Твоего старого знакомого. Как ты удивишься!

Мартин в панике бросился к двери, потом вернулся, отвязал бечевку и сунул в ее карман, бросился к окну, зацепился за полог кровати, упал, снова встал.

Энн услышала мужской голос:

— Что-то горит! Звоните 911!

Мама вернулась рано, и с ней незнакомец. Они пришли вовремя.

Мартин не смог открыть окно. Не успел.

Энн замолчала, и наступила тишина. Энн чувствовала, как слезы текут по щекам, но не могла их остановить.

Максу было ненавистно все, что причиняло ей боль, и он понимал — самого страшного Энн не рассказала.

— Это был Бобби, тот парень, которого привела твоя мать? — прервал молчание Макс.

— Да, он как раз только что вернулся из колледжа и хотел начать все сначала.

— И ты начала снова с ним встречаться? — спросил Макс, он не мог понять, почему Энн относится ко всему происшедшему как к неизбежности — как будто с ней может случиться что угодно ужасное, как будто она виновата перед кем-то.

— Нет. Я не могла его простить. Не могла забыть, как он бросил меня беременную. Хотя какое право я имела выбирать? Кто я такая?

— Ты всегда имела это право. Ты — человек, ты — женщина. — Макс так крепко обнял девушку, что у нее перехватило дыхание. — Какие же они ублюдки, оба. Этот Мартин…

— Он в тюрьме. Я ведь была не единственной его жертвой. Но только меня он… изувечил, изуродовал.

— Слава богу, не изуродовал. Ты не видела изуродованных. К счастью. И ты принадлежишь мне, понимаешь? Я люблю тебя, — Макс прижался щекой к щеке Энн, — и если я еще раз увижу Бобби — я его убью!

— Но он же не…

— То, что он сделал, — еще хуже. Он разрушил твою веру в себя. Если бы не он — не было бы и никакого Мартина. Никакой подонок не смог бы втереться к тебе в доверие.

Стояла невыносимая жара. Кубики льда плавились в стаканах с охлажденным чаем, который только что вынули из холодильника.

— Черт возьми, все напрасно, — проворчал Спайк, снимая шляпу и вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Каждый раз мы упираемся в тупик. — Он снова надвинул шляпу на глаза и взял со столика стакан ледяного чая.

Обсуждение трагической ситуации, намеченное на утро, отложили на более позднее время — надо было дождаться результатов вскрытия. Реб и Марк должны были приехать с минуты на минуту. Макс чувствовал себя не в своей тарелке. Все собравшиеся на выжженной солнцем лужайке около дома священника были почти одной семьей. И Сайрус, и Спайк, и Мэдж, и Гай — даже Энн, все они были здесь своими, но только не Макс. Он вообще не мог понять, почему его, чужака, пригласили на это собрание — слишком многие в Туссэне последнее время проявляли к нему враждебность.

Кроме того, он не мог найти Роджера, брат как в воду канул. Макс даже не решался спрашивать, не встречал ли кто-нибудь его в последнее время. Келли был в курсе и волновался не меньше Макса, но он и сам уехал из города и собирался вернуться только на другой день.

Энн в короткой синей юбке, бело-голубой полосатой рубашке поло и в белых кроссовках была, как всегда, свежа и хороша собой — казалось, жара на нее не действовала, — но не могла скрыть обуревавших ее печали и страха.

Она взяла два запотевших стакана с чаем и один протянула Максу.

— Неужели все и всегда сходится в мертвой точке? — тихо спросила она.

— Ты уверена, что именно эту формулировку хочешь использовать? — ответил Макс, сморщившись. — Прости, мы все нервничаем и выглядим комично. Знаешь, бывают дела, которые раскрыть невозможно, но я надеюсь, что здесь — не тот случай. Если между трагическими событиями, которые случились в Туссэне, есть связь, — я надеюсь, что найдется человек, который все распутает.

— Вот вопрос на миллион долларов, — вмешался в разговор Гай, — есть ли связь? Мистическая связь…

Огромная лохматая черная Дэйзи, как всегда, неподвижно лежала у ног хозяина. Малышка Милли носилась вокруг, запрыгивала на спину и на голову Дэйзи, но та оставалась абсолютно невозмутимой. Иногда, если Милли начинала уж слишком докучать, Дэйзи подергивала ухом и тихонько ворчала. Энн подумала, что Дэйзи сейчас похожа на лошадь, отмахивающуюся хвостом от назойливой мухи.