— Слегка. Да. На голодный желудок. На халяву. Почему бы и нет? Я знаешь что подумал? Это всё из-за неё, твоей жены.

— Сева, — Эдгар слишком холоден, но Мелехова не так просто остановить.

— Все эти подозрительные аварии, перерезанные тормозные шланги, слив информации.

Я похолодела. Авария? Тормоза?.. Он ничего не говорил мне.

— Сева, пойди проспись! — у Эдгара, кажется, лопается терпение.

— А ты раскрой глаза пошире, влюблённый дурак! — огрызается Мелехов. — И подумай: как только она появилась рядом с тобой, так и закрутилась вся эта чехарда. Тьфу! — сплёвывает он в сердцах, а я по стенке скольжу от этого места. Сердце бьётся в горле.

Я выныриваю на свет. В ушах стоит Севин голос. Эдгару угрожает опасность, а я ничего не знаю. И всё началось, когда я появилась рядом. Может, он прав?

— Тая Гинц, нравится ли вам наш праздник? — не знаю, откуда появляется Варшавин, но это он. Крутой лоб. Внимательные ореховые глаза. Волосы волнами. Не по канону причёски, но живописно. Слегка длинновато, но ему идёт. Он среднего роста, но гибкий. Фигура у него отличная. Может, лишь руки чуть коротковаты да пальцы.

— Да. Всё очень… красиво.

— Помпезно, вы хотели сказать, — смеётся он открыто, показывая хорошие зубы. — Не стесняйтесь. На таких мероприятиях многое можно обозначить отличным словом «чересчур». Но для того они и создаются. Вы ничего не хотите мне сказать? — спрашивает он резко. Я моргаю — так всё меняется в одно мгновение. Вот он — хищник, что проглядывает сквозь маску цивилизованного человека.

— А должна? — осторожно спрашиваю, пытаясь понять, куда он клонит.

— Попросить, например, не хотите? Походатайствовать за мужа?

Острый взгляд препарирует меня, как лягушку. В нём больше нет ни тепла, ни радушия.

— Нет, — я смотрю прямо, и мне не страшно. — Эдгар сам прекрасно справится, без моей помощи. А я поддержу его и утешу, если всё пойдёт не так. Порадуюсь и буду гордиться, если у него всё получится.

Варшавин приподнимает бровь. Она у него изящная, по-женски красивая.

— Знаете почему? — продолжаю я, хотя, наверное, не стоит этого делать. — Потому что я ему верю и доверяю.

— Кхм, — откашливается Варшавин. — Философский факультет, говорите?

Я ничего не говорила. И вряд ли Эдгар. Судя по всему, здесь очень легко добывают информацию.

— Студентка третьего курса к вашим услугам.

— А вы мне нравитесь, Таисия Гинц. Нравитесь. Да, — говорит этот непонятный мне человек и уходит. Я смотрю ему вслед. Он умеет интриговать. Человек-магнит.

— Вот ты где, — хватает меня за руку Сева, и я чуть не вскрикиваю от неожиданности. — Спряталась или заблудилась? — обдаёт он меня винными парами. Дышит тяжело в ухо.

— Ни то ни другое, — вырываюсь из его лап и делаю шаг назад. Видимо, брезгливость на моём лице написана.

— Ой, ой, ой, Нежная Таисия. Невинный ангел во плоти, — куражится он пьяно. — У меня к тебе деловое предложение, — тяжелеет взглядом, теряя всю свою глумливость. Я молчу. Мне не интересно, что он скажет. Просто деться отсюда некуда. Не бежать же. — Когда Гинц тебя бросит, а он бросит, я знаю, рано или поздно это случится, я подберу тебя. Так уж и быть. Вытру слёзы. Обогрею. Мне не первый раз такое делать. Почти все его бабы через меня прошли.

Я задыхаюсь. Эмоции меня душат. Не задумываясь, я леплю Севе пощёчину. Тяжёлую и звонкую. Он чуть покачивается, но явной боли, наверное, не чувствует. Слишком много «анестезии» в нём.

— Ну, ты даёшь, Тая Гинц. Больно, да? Только моей болью свою не выбить, учти. И подумай, подумай над моим предложением.

Он уходит, держась за щёку. Видимо, дошло по нервным окончаниям наконец. Ругается сквозь зубы.

Всё, что я делаю потом, происходит автоматически. Спонтанно. Хотя часть мыслей давно продуманы. Ещё вчера. Но сегодня к моим личным мотивам добавляются и другие аргументы.

Прости меня, Эдгар. Прости и пойми. Если сможешь.

73. Эдгар

Тая пропала. Её не было в этом чёртовом зале или что-то случилось. Меня не было слишком долго. Я был неосмотрительно беспечен. А теперь не знал, что делать. Телефон её не молчал — гудки шли, и это давало надежду. Может, просто не слышит в шуме? Я на это надеялся.

В очередной раз наткнулся на Севу. С рожей у него что-то не то. Видимо, кто-то его приложил. Возможно, приставал к кому-то. С него станется. А тут скопище замужних дам. И не все готовы изменять мужьям.

— Ты Таю не видел? — спрашиваю его, оттаскивая в сторону. — И не светился бы ты так явно. Хватит пить.

— Что? Потерял принцессу свою? Или королевишну, если быть точным в терминологии. Видел, конечно. Была тут. А потом к выходу пошла. Улетела птичка, Гинц. Улетела-а-а.

Чёрт. Я отшвыриваю Севу и бегу к выходу. Мне здесь больше делать нечего. Я хочу одного: догнать или найти свою жену. Прочь из этого гадюшника!

На полпути меня ловит Варшавин.

— Гинц, ты, кажется, хотел поговорить со мной. Обсудить кое-что важное. Я готов выслушать тебя сейчас.

Я выныриваю из своих мыслей. Смотрю на вежливую маску и холодный блеск глаз Варшавина.

— Я… не могу сейчас, — выдавливаю из себя, понимая, что благополучно просрал свой шанс. Но мне сейчас не до него. Там где-то Тая. Моя одинокая девочка. И неизвестно, что ждёт её. Да, сейчас день. Да, кругом полно людей. Но не все преступления случаются ночью и в тишине.

— Или сейчас, или никогда, Гинц, — настаивает Варшавин.

Жёсткий. Раньше он не был таким. Всегда улыбчивый стеснительный Илья. Я любил его именно за это. За то, что он умел быть добрым даже там, где никто не видел выхода.

Там, где не помогали грубые методы, почему-то неплохо срабатывали Варшавинские спокойствие и улыбка. Мягкий голос и умение очаровывать. И эта его жёсткость разочаровывает меня почему-то. Перечёркивает годы нашей былой дружбы. Если люди меняются так, значит грош цена этим людям, или грош цена миру, который умеет ставить на колени в неудобную позу.

— У меня жена пропала, — говорю я ему открыто. А это значит — никогда. Прощай, Илья. Я рад, что ты дал мне шанс. И никто не виноват, что я им не воспользовался.

— До свидания, Эдгар, — останавливает он меня, вцепившись в рукав моего костюма. Хватка у него как у бульдога. Очень крепкие руки. Это я тоже помню. — Вот моя визитка. Здесь — номер телефона. Как утрясёшь свои семейные дела, звони.

И он уходит. С довольной улыбкой на лице. Гад. Вот же гад! Развёл меня как последнего дурачка. Но почему-то на душе становится легче. Оказывается, не всё потеряно ни для него, ни для меня. Мне бы только Таю найти.

В голове нехорошо бьётся пульс — отдаётся болью, до темноты в глазах. Я сажусь в машину. Костик смотрит на меня с удивлением. Не ожидал.

— Гони домой! — командую я и откидываюсь на сиденье. Вначале домой. Если она просто ушла, не выдержала, значит отправилась домой. К детям и собакену. Она такая ранимая и чистая. Моя любимая девочка. Если бы не дурацкое условие этого чёртового бала, я бы ни за что не потянул её туда.

Делаю ещё один звонок. Гудки идут, но Тая не отвечает. Чёрт. Почему? Что случилось? Вроде же всё было хорошо, и я не накосячил. Или что-то случилось? Кто-то наговорил гадостей? Елена?.. С неё станется. Но она не сделала этого сразу, хотя и могла. Можно сойти с ума, строя предположения.

Пока я разъедаю душу сомнениями, мой телефон негромко пиликает. Раз и ещё раз… Это шквал смс. Фокусирую взгляд. Тая Гинц — и у меня начинают дрожать руки, пока я пытаюсь открыть её сообщения.

Я люблю тебя так, что уходит земля из-под ног.

Я люблю тебя так, что теряю дыханье.

Без тебя жизни нет. А с тобой — смерти нет.

Вот и всё, что хочу я сказать на прощанье.

Нет-нет-нет! Какая смерть? Какое прощанье? В голове путаются мысли, сердце выскакивает из груди. Что она придумала? Что случилось? Что, чёрт побери, произошло, пока я отсутствовал?

— Эдгар Олегович, вам плохо? — слышу я голос Костика. Стряхиваю оцепенение.

— Всё… хорошо. Гони. Быстрее! Как только можешь!

Костика не нужно упрашивать дважды. Он гонит. Он бывший гонщик со стажем. Виртуоз. Ему плевать на правила движения, если нужно. А сейчас не то что нужно — жизненно необходимо.

Мы не едем — летим. Кажется, что шины не касаются асфальта. Дочитываю смс.

«Есть моменты, когда нужно нажать на «паузу». Выдохнуть. Отстраниться. Я выучила урок, Эдгар, и поэтому пишу. У меня всё хорошо. Со мной ничего не случилось и не случится».

Бред. Чушь. Ну что она придумала? Что домыслила? Мне бы только найти её. А потом всё наладится. У меня двоится в глазах. Головная боль усиливается. Простыл я, что ли.

Я врываюсь в квартиру как сумасшедший. Открываю все двери по очереди. Таи нет. Есть дети и испуганная Ида.

— Эдгар Олегович? Что с вами? — лепечет она, прижав руки к груди. — На вас лица нет!

— Тая дома была? — спрашиваю и морщусь: так неприятно собственный голос скребёт по слуху.

— Была. Недавно. Переоделась. Взяла Че Гевару и сказала, что погуляет с собакой.

Цепляюсь за последнюю фразу. Меня немного отпускает. Она просто решила погулять. Она так давно не гуляла с псом. Всё из-за моей подозрительности и осторожности, чёрт бы их побрал. Нужно было больше бывать дома. И хоть по утрам давать им побегать. Пообщаться на воздухе.

Выхожу, пошатываясь в коридор. В телефоне снова пиликает. И в то же время раздаётся звонок в дверь. Тая! Вернулась!

Я иду открывать. Распахиваю дверь. Темнеет в глазах.

— Тая! — выкрикиваю глухо. Но там не она. Там совсем другая женщина.

На пороге стоит моя мать — это её встревоженное лицо я вижу перед тем, как провалиться в темноту. 

Я очнулся среди белых барханов. Или снегов. Холодно очень. Я умер? Это чистилище? Да нет. Просто комната. Слишком белая. Хочется прикрыть глаза.

— Очнулся? — Жора появляется из воздуха, словно фокусник. — Ну ты, брат, всех и напугал. Если бы не твоя мать, завтра бы округа наелась пирожков на твоих поминках.

— Что случилось? — я пытаюсь сесть, но Жора своей огромной лапищей прижимает меня к подушке.

— Лежи лучше. Чудо, что она оказалась рядом и поняла, в чём дело. Интоксикация. Тяжёлое отравление. Яд, Гинц. Ты как хочешь, но я сообщил в полицию. А тебе лучше вспомнить, где ты был, что делал. Что ел и пил.

— Вспоминать нечего. Мы ели дома. Утром. Все одно и то же. Завтрак готовила моя жена. Тая.

При звуках её имени снова хочется встать. Тая! Я должен её найти!

— А потом?

— А потом всё. Пару бокалов шампанского на балу.

— А твоя жена не могла?..

— Нет, — сжимаю я губы. — Не смей даже и думать!

— Ладно-ладно, — поднимает Жора вверх огромные ладони-лопаты. — Кто я такой, чтобы задавать вопросы и строить предположения? Для этого есть более компетентные органы. Есть только одно: ты отравлен, а жена твоя исчезла из дома. Пришла домой. Металась. Забрала собаку и свалила.

— Жора, ещё одно слово — и ты мне не друг. Я понятно говорю?

Жора смотрит на меня пытливо. Вздыхает. Разводит руками.

— Понятно. Там мать к тебе рвётся. Пустить?

— Пусти, — отворачиваю голову, чтобы не видеть его лица. Не могу. Мне противно. Хотя, наверное, я его понимаю. Возможно, я бы сам так думал, будь на моём месте кто-то другой. Да тот же Жора, к примеру.

Мать не входит — влетает, как неспокойный ветер. Заглядывает мне в лицо. В её — ни кровинки, как говорят. Бледная. Глаза тревожные. Губы искусаны в кровь. Волосы неспокойным облаком колышутся при каждом её движении.

— Эдгар, сынок! — хватает она меня за руки. Жора выходит и прикрывает за собой дверь.

— Где мой телефон? — спрашиваю. — Пожалуйста, найди и принеси.

— Здесь, здесь, — суетливо дёргается она и шарит по карманам. — Я… звонила с него. Нашла там телефон Жорика.

Ну, да. Эскулап — так он значится в моих контактах. Чудо, что мать догадалась и сообразила. Впрочем, она никогда не была дурой. Как она говорила? Кое-что мне досталось от неё. И это правда.

Я беру телефон в руки и открываю смс.

«Я ухожу, чтобы дать тебе подумать. Не убегаю, нет. Я не улизнула, трусливо поджав хвост. Я хочу развязать тебе руки. Не плодить подозрения, а лишить беспокойства.

Помнишь, я просила тебя отпустить? Ты отпустил. Не понял лишь, что я планирую побыть в одиночестве. Не потому что хочу избавиться. А потому что люблю тебя так, что не могу ничего поделать с собой. Без меня тебе будет проще справиться со своими проблемами.

Хочу дать нам шанс забыть прошлое и дать зелёный свет будущему. Это первая причина, почему я ушла.