— А где сейчас этот мужчина? — спросил полицейский.　

— Вот он! Не отдавайте меня ему! — кричала я, содрогаясь от предчувствия свободы. Пусть Олави делает, что хочет, я не могу больше защищать других, я должна спастись. — Он угрожал моей жизни! Сказал, что убьёт мою семью!　

— Лара, девочка моя любимая, не волнуйся. Смотри, я не подхожу, я не прикасаюсь к тебе. Да? Всё в порядке, моя хорошая, — нежно пробормотал Олави без тени волнения. Отличный актёр, он обошёл меня стороной и достал из кармана толстый конверт.　

— Простите за беспокойство, — покаянно сообщил он полицейским и протянул им стопку бумаг. На одной из них я увидела свою фотографию. — Виноват в этом только я, никто другой. Всё ещё надеюсь, что удастся избежать госпитализации, но боюсь, что и мои силы уже на исходе. Решил, что поездка в Париж ей поможет, но увы, стало только хуже.　

Полицейский пролистал бумаги и подозвал помощь. Меня усадили на стул, удерживая руки и ноги.　

— Я не знаю, что там написано, но это — ложь! Меня похитили! Он — преступник!　

Я кричала, пиналась, кусалась, пока Олави не достал шприц и ампулу из того же конверта.　

— Мы отвезём пациентку в ближайшую клинику. Я поеду с вами, чтобы проверить ваши показания. Но если вы говорите правду, то таким, как она, не место на улицах Парижа, — сказал полицейский, и, печально улыбнувшись, Олави согласился.　

Теряя сознание, я надеялась на смерть.　

Когда я проснулась, Олави наказал меня так жестоко, что я перестала надеяться и стала молиться о конце. Поддельные справки из нескольких клиник утверждали, что я страдаю параноидной шизофренией и представляю опасность для себя и для других.　

— Ещё раз выкинешь что-то похожее, запру в частной клинике, пока не забудешь своё собственное имя. И убью всех твоих родных. Прими, как факт, что ты — моя, пока я сам не захочу от тебя избавиться.　

Можно ли спастись от человека, который являет собой чистое зло? Который ломает твоё сознание настолько, что, годы спустя, ты не в силах найти себя?　

Нет, Макс, мне не удалось спастись, но я не могу в этом признаться. Пока что не могу. Если ты узнаешь правду, то никогда уже не посмотришь на меня так, как сейчас.　

Ты не смог меня спасти, и я тоже не справилась.　

— А Олави..? — решается спросить Макс после длительного молчания. Не заканчивает вопрос, позволяет мне самой решить, отвечать или нет и как подробно.　

Мне не удалось избавиться от Олави, но это — не та тема, которую я готова обсуждать.　

Встаю, раздеваюсь, не стесняясь его взгляда, и ухожу в ванную. Когда возвращаюсь, Макса уже нет, и мне так обидно, что впору плакать. Неудивительно. После такой истории я бы тоже от себя отказалась. Ложусь на его половину кровати, нюхаю подушку — не помогает. Сходить за ним? Попросить снова со мной лечь? Нет, не могу, не хочу его жалости. Он и так сгорает от чувства вины и путает его с любовью. Уж как-нибудь засну. Поворочаюсь, помучаюсь и засну.　

Или нет, не засну. Не хочу засыпать. Не хочу без него. Хочу, чтобы всё было просто и сразу, чтобы я никогда больше не оставалась без Макса. Ни на час.　

Щелчок замка, звон цепочки — и Макс забирается под одеяло за моей спиной, подталкивая меня коленом.　

— Ты на моей половине, — ворчит он. и я слышу улыбку в его голосе.　

Его колени, руки, грудь, всё тело прижимается ко мне, окружая теплом. Как я и хотела, в точности. Я ёрзаю, пристраиваюсь, вписываюсь в него. Надо же: всего одна ночь, а я привыкла.　

С Максом происходит что-то странное: его руки дрожат, голос срывается.　

— Господи, Лара, мне нужно быть ещё ближе. Держись за меня, ладно?　

Льну к нему изо всех сил. Спиной прижиматься трудно, не обнимешь, но он всё делает сам. Закрывает меня собой, бормочет обрывки фраз: «Вот так, ещё ближе… пожалуйста, держись… не отпускай». И я закрываю глаза, чтобы вокруг — только он, только его слова и тепло. Когда спелёната им, то всё могу. Мне хорошо, потому что не чувствую ничего, кроме его тела. Если он заслоняет собой всё остальное, то мне хорошо. Вот оно, открытие декады: мне может быть хорошо.　

— Я не смог тебя найти. Я тебя не спас.　

В его голосе столько боли, что я пытаюсь обернуться, чтобы увидеть его глаза. Он не позволяет, бормочет «не спас» и отчаянно целует мои волосы.　

Макс многого мне не рассказал, как и я ему. Но я поняла, насколько сильно он хотел меня найти. Остальное уже не имеет значения.　

— Ты нашёл меня. — Успокаиваю и его, и себя. — Я держусь за тебя, Макс. Я хочу за тебя держаться.　

Душа находит нужные слова, а рука тянется к нему. К мужчине, который сочится желанием. Его тьма сложилась с нежностью, накрывая меня.　

— Хочешь? — не верит он и чуть отстраняется. Опасается моей лжи, боится, что я сдаюсь из сочувствия к его страсти.　

— Очень хочу. Я на таблетках.　

— Я чист.　

Макс всё равно не верит, не после моей прошлой выходки, но я изгибаюсь и не оставляю ему выбора. Почти не оставляю. Провожу ладонью по члену, насаживаюсь совсем чуть-чуть и останавливаюсь. Дальше он должен сделать сам.　

Мы замираем в мучительном полусоединении.　

Макс поднимает руку и хватается за изголовье кровати. Его пот на моей спине только усиливает возбуждение.　

Он сдерживается.　

Не верит, что я его хочу.　

Я не умею убеждать, но пытаюсь истощить его силы: прикасаюсь к себе, постанываю, делаю крошечные движения — и тогда он сдаётся. Входит на всю длину, мучительно медленно, и замирает.　

Его выдох как крик.　

Кажется, что над нами разверзнутся небеса, засыпая нас то ли манной, то ли проклятиями.　

Должно случиться нечто эпохальное, оглушительно-громкое, ибо в этот момент поворачивается сама судьба. Скрежещет ржавыми шестерёнками и готовит новый расклад.　

Макс заворачивает меня в своё тело и двигается, впитывая каждый стон. Я хватаюсь за его пальцы, чтобы он не сомневался, что я держусь. Крепко. Я хочу за него держаться. Впиваюсь в его запястье зубами, и Макс отвечает довольным рыком. В этот момент под влажные аккорды близости рождается доверие. Совсем ещё зелёное и слабое, оно отзывается на откровение распахнутых бёдер.　

Макс ускоряется. Его осторожность сносит диким порывом, накопленным за годы ожидания. Тьма урчит, воспевая свободу, и я принимаю её, поэтому что это — не грубость, а страсть. Нежность, доведённая до кипения, и ни капли боли. Только сильный мужчина, прикипевший к моей душе.　

Но Макс не позволяет себе потеряться. Одёргивает свою страсть, сбивается с ритма и замедляется.　

Мягкий поцелуй, пробежка пальцев по груди — заботливая нежность. И только горячий пот и ожог желания напоминают о том, что настоящая страсть Макса подобна огню.　

— Ты первая. Я хочу почувствовать, как ты кончаешь.　

Это Макс. С ним я смогу. Пока я завёрнута в него, пока скрыта от всего и всех, всё возможно.　

— Вот так, Лара, вот так. — Его пальцы помогают, умело. Не хочу думать о его прошлом опыте, да и не успеваю. Распадаюсь, выбиваюсь из его рук, потому что удовольствие сильнее меня. Я к этому не готова, как и к тому, какое счастье звучит в его стоне, с какой силой он кончает, ни на секунду не прекращая повторять моё имя.　

Я всхлипываю, и Макс тут же отодвигается, пытаясь рассмотреть моё лицо.　

— Я сделал тебе больно? — страдальчески спрашивает он.　

— Нет, что ты. — Снова прижимаюсь, не даю ему выйти из меня. — Пожалуйста, отпускай меня, Макс.　

— Не отпущу. Ты плачешь?　

— Немного. У такого счастья должно было быть хорошее начало.　

Он понимающе вздыхает.　Книголюб.нет

— И конец, — добавляет горько.　

Он уже успел подумать о конце??　

Цепенея, я отпускаю хватку на его руке.　

— Какой конец?　

— Однажды ты от меня уйдёшь.　

— Почему ты так думаешь?　

— Ты излечишься. Прошлое станет просто чередой событий, неприятных, но не вызывающих взрыва эмоций. Я останусь единственным напоминанием, и тогда ты от меня уйдёшь.　

— Ты считаешь, что я использую тебя и уйду.　

— Если это поможет, то я хочу, чтобы ты именно так и поступила.　

Макс спокоен, он умело и убедительно сдерживает горечь.　

— Ты ещё во мне, а уже думаешь о расставании?　

— Я должен об этом думать.　

— Почему?　

— Я собираюсь сделать всё возможное, чтобы ты осталась.　

Эти слова развязали меня, выпустили наружу веру, что счастье возможно. Обычное человеческое счастье, без драмы и угроз. Без насилия. Без боли. Сомнения уснули, мысли затихли, и я вцепилась в обнимающую меня руку и пробормотала:　

— Я держусь за тебя.　

И только совесть не замолкла, настойчиво тыча в меня той правдой, которую я скрыла от Макса.　

Он не мог не чувствовать, что между нами остались секреты размером в жизнь, иначе поверил бы мне с первых слов.　

Но он не поверил. Разбудил меня посреди ночи, сжимая до боли.　

— Мне нужно тебя касаться, просто касаться, — пробормотал срывающимся голосом.　

— Только касаться? — улыбнулась я всё ещё во сне.　

— Нет. — Тёмное, вязкое «нет». В нём столько содержания, скрытого и не очень.　

Кому-то нужны нежные слова, кому-то — изысканные ласки, а с нами всё проще. Кожа к коже. Прикосновение, длинною во всю меня. Ладони, распластанные по спине, чтобы ещё сильнее, ещё ближе. Лицо в изгибе шеи. Мои ноги закручены вокруг его, не распутаешься. Губы на шраме, его слова во мне, как сон, плывут в сознании страстным фоном.　

— Да, Лара, вот так, держись за меня, пожалуйста. Мы всё сможем, всё решим вместе, только держись. Держись за меня.　

Как странно: Макс просит меня о том, что нужно мне. Я хочу научиться за него держаться.　

— Ещё ближе, — требую я, и он благодарно выдыхает, принимая мои слова за согласие. Входит в меня, кончает быстро, сильно. Не хочу знать, что ему снилось, что пригвоздило его ко мне с такой страстью.　

Отдышавшись, он выходит из меня и целует глубоко и настырно. Опускается ниже, мягко удерживая меня под собой. Шершавые пальцы бегут по коже живота, по бёдрам, замечая влажные следы страсти. Макс привстаёт, чтобы взять меня на руки.　

— Я отнесу тебя в ванную, чтобы смыть.　

— Нет! — Хватаюсь за изголовье, чтобы удержаться, и заставляю Макса уложить меня обратно. — Я сохраню всё, что ты мне дашь.　

Размазываю липкую жидкость по бёдрам, и она высыхает тёплой плёнкой. В глазах Макса — восторг и такая нежность, что я таю. Всё тело исходит влажным жаром. Изумлённая страсть Макса, его дыхание на моей коже и жадные губы — это самая невозможная комбинация. Она закручивает меня, сбрасывая в эпицентр оргазма.　

Вот и всё, что мне нужно. Кожа к коже — и Макс. Почти счастье.　


*******

«Лара когда вы с максиком вернётесь? Инга достаёт меня хочет чтобы я учился летом блин представляешь она не знает что я гений»　

«И она не любит самокат»　

«Лара ты чего молчишь»　

«Вы что там с максом делаете ЛОЛ»　

Семь утра.　

Диму, как обычно, не беспокоит, сплю я или нет. Вежливость волнует его так же мало, как и пунктуация.　

Стараясь не беспокоить Макса своими движениями, посылаю ответ:　

«шшш мы спим научись пользоваться запятыми гений»

Дотягиваюсь до прикроватной тумбочки, водворяю телефон на место и замираю.　

Дима спросил, когда «мы» с Максом вернёмся. «Мы». А я не возразила и ответила, что «мы» спим.　

Внезапно мне становится холодно, очень. Весь прогресс последних дней стирается одним детским вопросом — когда МЫ вернёмся. Дети не видят сложностей, не задумываются о них. Даже Дима — и то такой. Он почувствовал связь, которую мы с Максом не замечали, и сразу записал нас в категорию «мы».　

Макс подминает меня под бок и, не открывая глаз, требует: — Что случилось?　

— Дима прислал сообщение. Инга заставляет его учиться.　

Макс заспанно моргает, целует меня в висок и усмехается.　

— Я так и знал, что она его приструнит. У друга дома ремонт, и они с женой жили в гостинице, вот я и предложил, чтобы они на время переехали. Инга — медсестра, очень давно мечтает о детях, но у них с мужем не получается.　

В такие минуты любящие пары говорят о своих детях, о будущем. Но это не про нас. Нам бы дожить до завтра без ночного кошмара. Обоим.　

— Ты мне больше не снишься, — вдруг осознала я.　

— Кошмар стал реальностью, — нахмурился Макс, и я поспешно поцеловала его пальцы, показывая, что это не так.　

Больше откладывать нельзя, надо во всём признаться. Объяснить, что я скоро уеду, без этого никак. Слова, сказанные в моменты страсти, не меняют реальность: мне придётся вернуться домой, чтобы навсегда избавиться от Олави. Не знаю, как, но без этого нельзя, и я не должна вмешивать Макса в это грязное дело. Когда он просил за него держаться, то не подозревал, что я всё ещё в клетке. И теперь недосказанная правда ждёт, чтобы выплеснуться и растопить воск наших отношений.