— Только если понадобятся. У меня лёгочная форма. Неужели не заметно, что я в порядке?　

Смотрит на меня, прищурившись, оценивая. Вызывающе смотрит. Ищет сочувствие в моих глазах, чтобы прихлопнуть его в зародыше. Не любит говорить о своей болезни, но от себя не спрячешься. Уж я-то знаю.　

— Ты в какую школу ходишь?　

— В дурацкую. Мне пора спать.　

Привычными движениями Дима принял нужные лекарства, сделал ингаляции и направился к выходу.　

— А гимнастика?　

— Я не маленький, да и вообще, я здоров.　

— Можно послушать твои лёгкие?　

— Нет. — Красные пятна гнева поползли по его совсем ещё детским щекам. — Тебя пустили в этот дом, потому что тебе негде жить. И всё. Поняла? Мне ты не нужна. Если не хочешь вернуться в сарай, то оставь меня в покое!　

— Дима!! — зову, и он неохотно замирает на лестнице. Худенькие плечи дёргаются, готовясь к противостоянию.　

— Что ещё?!　

— Я знаю, что ты в порядке.　

— Отвали и не дёргай меня. Я собираюсь притвориться, что ты здесь не живёшь.　

Сколько ему лет? Одиннадцать? Если судить по нраву, то все семнадцать.　

Я осталась одна посреди чужого, ярко освещённого дома в городе, который должен был вернуть мне покой. А вместо этого растрепал меня ещё сильнее.　

Так бывает. Вокруг тебя драма, планы, опасения, ты купаешься в них, порой утопая, порой выбиваясь к поверхности. А потом раз — и тебя выбрасывает на совершенно незнакомый берег. Ты сидишь на песке, ошарашенно глядя по сторонам, и пытаешься угадать следующий ход судьбы.　



******

Спала я на удивление хорошо, вообще без снов. Проснулась в десять утра, в панике выбежала на кухню и обнаружила там Диму с большой коробкой хлопьев.　

— Это твой завтрак?　

— Ужин.　

— Может, тебе что-нибудь приготовить?　

— Нет.　

Вот и поговорили.　

Открываю холодильник, сканирую содержимое. Людмила Михайловна не разочаровала — на полках фрукты, овощи, мясо, полный ассортимент здоровой пищи. Делаю себе бутерброд, поглядывая, как Дима сражается с хлопьями. Растерзанная коробка валяется на полу, а он пытается разорвать плотный пакет. РаОткрываю ящик, в котором вчера заметила ножницы, протягиваю их, но Дима отворачивается. Настойчиво пытается разорвать пакет руками, пыхтит, тянет, смотрит на меня исподтишка. У него получается, хотя и не сразу, зато красиво, как новогодний салют. Большая часть хлопьев падает на чёрный кафель пола, остальное — на стол. В миску — совсем чуть-чуть.　

— Не голоден? — хмыкаю я, и Дима поворачивается и смотрит на меня с вызовом. Думает, что я стану ругаться, заставлю убирать, побегу за пылесосом. Но он не знает, что меня прибило к незнакомому берегу, что я потеряла привычный ритм и теперь стою рядом с ним, прислушиваясь и присматриваясь. Я не приспособлена к нормальной жизни, в которой есть дом, дети и завтрак вдвоём. Дима — мой единственный ориентир, я смотрю на него и надеюсь, что смогу научиться жизни, что он впустит меня в свою колючую уверенность.　

— Нет, не голоден. — Он так и стоит посреди разбросанных хлопьев. Рядом на столе　

— открытая бутылка молока. Я подхожу ближе, босая, наступаю на хлопья, стараюсь не морщиться от боли в подошвах. Кто бы знал, что будет так неприятно. Беру бутылку молока, отпиваю прямо из горлышка и оставляю на столе открытой. В груди зудит неимоверное желание убрать, подмести, доказать, что я способна со всем справиться и могу заставить Диму нормально позавтракать и наладить со мной отношения. Но я уже перестала быть собой и не ищу спасения в порядке и ритме. Плыву над обычным миром, над паникой. Меня захватило нечто большее, вернее, некто, стоящий рядом со мной — ещё один инопланетянин с огромными глазами. Мы похожи, потому что не вписываемся в обычную, среднестатистическую жизнь. Чтобы понять друг друга, мы должны сломать стереотипы. Я — взрослая, он — ребёнок, но Дима отверг мою помощь. А значит, я должна найти другой путь.　

— Я — туристка. — Сделав это очевидное заявление, я ступаю по хлопьям к окну и, опираясь на раковину, выглядываю наружу. Дом номер 63. Раза в два больше этого, современный, стильный. Из-за деревьев видна только часть фасада, но и этого хватает, чтобы паника пробилась сквозь ледяной панцирь. Сглатываю, отворачиваюсь и продолжаю: — Мне нужен гид.　

— Ты что, читать не умеешь? Распечатай брошюру и иди по городу. — Дима так и стоит посреди беспорядка, хлопья жёлтой пылью выделяются на белой футболке.　

— Я хорошо заплачу.　

— Я не знаю гидов.

Отвернувшись, Дима направляется к лестнице, оставляя на ковре след жёлтых крошек. Называю сумму, от которой он останавливается, как вкопанный, и качает головой.　

— Ты совсем безбашенная. — Но при этом стоит на месте. Размышляет.　

— Меня в детстве дразнили инопланетянкой.　

Ломаю первый стереотип, чтобы Дима знал, что и я тоже не такая, как все. Он оборачивается и удивлённо моргает, глядя на моё лицо.　

— И правильно дразнили. Позвони в туристическое бюро, пусть они порекомендуют тебе гида, — говорит раздражённо, но тихо и шагает на первую ступеньку. Всё ещё сомневается.　

— Я предлагаю эту работу тебе.　

Дима изумлённо округляет глаза.　

— Точно безбашенная. Я не могу быть гидом, ты и сама это знаешь. Ну… могу, если ты на машине, но не пешком.　

Вопросительно смотрит на меня, и я улавливаю в его взгляде надежду.　

— Я не умею водить, — каюсь, чтобы больше не возникало вопросов.　

— Ты совсем глупая, да? — ворчит он, стряхивая жёлтые крошки на ковёр.　

— Да. — Подтверждаю. Искренне.　

— Мне не нужны деньги, так что поищи другого гида.　

— Повезло же тебе, такому богатому. Мне нужно попасть в центр города, в магазин. Съезди со мной на такси, а то, боюсь, сама не найду.

Дима поднимается наверх, не отвечая. Шепчет себе под нос что-то похожее на «вот же, дура», и я прячу улыбку. Замечаю, что он останавливается на верхней ступеньке и следит за тем, как я направляюсь в свою комнату, оставляя на ковре жёлтые следы.　

Я подарила ему преимущество, и теперь посмотрим, как он им воспользуется.　

Запираюсь в ванной и судорожно обзваниваю спортивные магазины. Мне нужна не самая обычная вещь — самокат с мотором, — но мне везёт. Крупно. Разгар лета, город полон туристов, и новинки входят в моду. Нахожу парочку на складе в крупном магазине, выдыхаю с облегчением и вдруг осознаю, что так и не посмотрела на море. Какое оно? Тёмно-синее? Светлое? С барашками волн или гладкое, как лист бумаги?　

Я не стала подходить к окну, оставила это на потом, когда будет нужно. Когда заболит душа, тогда и посмотрю на море, а сейчас есть дела поважнее. Мне не до чудовища, не до его дома, потому что я учусь жить. Вместе с Димой.　

Он ждал меня, развалившись на нижних ступеньках лестницы и яростно тыкая в телефон.　

— Ты такси вызвала?　

— Нет, а ты?　

— Я ребёнок!　

— С каких это пор?　

Обойдя беспорядок на полу, Дима снял с холодильника визитную карточку и протянул её мне.　

— Убрала бы, — сказал он, пнув ногой кучку хлопьев и вызывающе щурясь.　

— He-а. Завтра съешь на завтрак, — ответила я и вызвала такси. Открытое молоко так и осталось на кухонном столе. Озадаченно оглядываясь, Дима последовал за мной.　


******

Дима уселся на заднее сидение, но приник к самой двери, так, чтобы не приближаться ко мне. Вроде со мной едет, а вроде сам по себе. Сидит, насупившись, глядя в окно на морской пейзаж, а я смотрю на берег, облизанный солёной влагой и зависающий над пляжем. Не сейчас, но вскоре море подарит мне покой. Очень скоро. Я искренне в это верю. Такая красота не может не исцелить.　

Я достала из сумочки упаковку конфет. Скитлз. Разноцветные пуговки быстро растаяли в руках, и я облизала пятнистую ладонь.　

— Хрю-хрю, — сказал Дима и протянул руку, намекая, чтобы я поделилась.　

— Извини, тебе нельзя. Разве что только одну, — говорю на полном серьёзе, неуверенно протягивая ему зелёную. — Нет, подожди, не зелёную. — Закидываю её в рот и задумчиво качаю головой. — С непривычки зелёную нельзя.　

— Это ещё почему? Я сто раз их ел! Мне можно любые конфеты! — возмущается взрослый ребёнок рядом со мной.　

— Обычные — да. А это — особые конфеты, с ними надо быть осторожным.　

Дима морщит нос, разглядывает знакомую упаковку, читает название.　

— Почему?　

— Это смешинки.　

— Что?　

— Смешинки. От них начинаются приступы смеха, причём бесконтрольного. С непривычки может лопнуть живот.　

Фыркнув, Дима отворачивается к окну.　

— А сама полпачки съела.　

— У меня иммунитет. — Протягиваю ему красную конфету. — Вот, начни с красной, она не такая сильная. Сразу разжуй, чтобы не подавиться.　

Забросив конфету в рот, Дима качает головой и закатывает глаза.　

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты — странная?　

— Не хочешь — не верь, только потом не жалуйся в социальные службы, что я накормила тебя опасными конфетами.　

Мимо мелькают гостиницы, важные, как океанские лайнеры. Слепяще белые, со скобками балконов. Справа от меня раздаётся сдавленное хрюканье. Исподтишка подглядываю за Димой: плечи трясутся, кончики ушей малиновые. Наконец, он сдаётся, склоняется к коленям и хохочет, до слёз, до кашля.　

Даже водитель смеётся и подмигивает мне в зеркале.　

— Блииин, — ругаюсь я. — Надо было начать с жёлтой, раз уж тебя с красной так понесло.　

Развалившись на сидении, Дима держится руками за живот и визжит от смеха. В таком состоянии я выгружаю его на улицу, плачу за такси и прошу водителя вернуться за нами через час.　

— Час! — возмущается Дима. — Тоже мне, туристка! Что ты увидишь за час?　

Не успеваю зайти в магазин, как Дима останавливается в дверях и смотрит на меня с опаской. Спортивные товары. Догадываюсь, что это место не вызывает у него восторга, ведь кругом — сплошные несбыточные мечты.　

— Мы на минутку, — обещаю я, и он обиженно утыкается взглядом в кеды. — Ты сколько весишь?　

— Чего? — не понимает он, и я машу рукой, чтобы он следовал за мной, и подхожу к продавцу. Через пару минут нас уже ведут вглубь магазина, туда, где чёрным глянцем сверкают самокаты. Те, которые с мотором.　

— Мы заказали пробную партию. — объясняет продавец, — но они уже привлекли огромный интерес. В Европе ими пользуются повсеместно. Можно взять с сидением или без. Если ехать на короткие дистанции, то ребёнок может уместиться вместе со взрослым.　

Дима подходит к самокатам. Нет, не подходит, подкрадывается, как пантера к жертве. Гладит, оставляет потные следы на идеальном глянце и тут же отдёргивает руку.　

— Этот молодой человек — мой гид, — объясняю продавцу, показывая на Диму, — поэтому нам нужен двухместный самокат с мотором.　

— Я не соглашался быть твоим гидом, — поправляет Дима, но его голос мечтательный, тихий. В мыслях он уже несётся по городу на самокате.　

— Мы поставили демонстрационную модель на зарядку, так что можете проехаться, — предлагает продавец, выкатывая самокат в проход. Дима отворачивается и скучающе смотрит по сторонам. Гордый. Ни за что не признается, что влюбился с первого взгляда. Я встаю на платформу, вожусь с рычагами, хмурюсь, удивляя продавца. Знаю, что управление настолько примитивно, что любой справится, поэтому подмигиваю ему, приглашая мне подыграть, и вздыхаю.　

— Не понимаю, где лево, а где право.　

— Вот же, блин, — бурчит Дима и забирается на платформу передо мной. — Лара, ей богу, ты реально безбашенная. Написано же L и R. Ты латинский алфавит знаешь?　

— Зазнайка.　

Продавец понимающе улыбается, отступает, и мы движемся вперёд.　

— Ты серьёзно насчёт гида? — спрашивает Дима, не оборачиваясь.　

— Да. Мне лень ходить, ездить легче.　

— Тогда возьми синий самокат, он красивее, — Дима принимает мою ложь, делает её нашей общей правдой.　

Мы купили синий самокат с мотором. Потом ещё шлем, наколенники и прочее.　

— Тебе тоже нужен шлем, — нахмурился Дима.　

— Зачем? Я же безбашенная.　

Он покраснел и отвернулся, копаясь в карманах.　

Не скрою, эта покупка стоит недёшево, но я могу позволить себе такой жест. Я трачу деньги со страстью, которая мне не знакома. Понимаю, что всё это время я копила, надеясь именно на такую покупку. На именно такой восторженный взгляд.　

Потом мы зашли в продовольственный, и я купила упаковку ванильного мороженого. Дима нахмурился, но ничего не сказал. По дороге домой он смотрел в окно, царапая ногтем худенькую коленку. Зайдя в дом, последовал за мной на кухню, где я растопила мороженое в микроволновке и сделала нам коктейль с ягодами и фруктами.