— Когда ты успел его собрать? Я собиралась просить соседей о помощи.　

— Быстрее, Лара, не трать время на болтовню.　

— Но мы же не могли вчера собрать… как ты умудрился?　

— Тебе сказать, какой у меня коэффициент интеллекта? — засмеялся Дима. — Нет, лучше не скажу, а то умрёшь от зависти. В школе я опережаю ровесников на два класса. Такое часто бывает с… с такими, как я, которые болеют этим… в смысле…　

Он замялся, осознав, что внезапно заговорил о своей болезни, и я слегка дёрнула его за светлую прядь.　

— Раз ты такой умный, то скажи, где ключи от дома.　

— У меня в кармане, где же ещё, — вздохнул Дима, изображая недовольство. — В отличие от тебя, я уже готов. Поехали. Я сделал ингаляции и позавтракал. Тебе сделал бутерброд, возьмём его с собой.　

— А гимнастика?　

— Сделаем на пляже.

Мы ехали по улице, потом, оглядываясь, по пешеходной дорожке, а потом свернули на песчаный пляж. Дима прав, в десять утра нам бы это с рук не сошло. Разогнавшись, понеслись вдоль берега. Мотор приятно урчал, и вибрация щекотала пальцы.　

— Ты лихо управляешь, — крикнул Дима, забыв о том, что в магазине я путала право и лево. — У тебя что, дома такой есть?　

— He-а, у нас по больнице на похожих разъезжают… — сказала и прикусила язык.　

— Правда, что ли? Где ты живёшь?　

Логичный вопрос. Далеко не в каждой больнице пользуются самокатами.　

Любой нормальный человек смог бы дать ответ, даже если и ложный. Но я не являюсь среднестатистическим нормальным человеком, я бросаюсь от лжи к правде, и Игорю не стоило доверять мне ребёнка. По крайней мере, этого, потому что именно ему лгать не хочется.　

— Что, будем знакомиться прямо сейчас? — я сопроводила эти слова неестественным смехом. — Нашёл время! Давай-ка, твоя очередь управлять.　

Дима глянул на меня через плечо и замолчал.　

Я не могу рассказать ему о себе. Эмбарго. Запрет. Закрытая тема. Но и врать тоже не хочу, даже больше, чем не хочу. Не могу. Ему.　

Мы доехали до небольшой бухты, поделили бутерброд и скормили корку чайкам. Отдохнули на солнышке, скинув обувь и смеясь над туристами. Те спешили занять лучшие пляжные места, располагая вокруг себя детей, разноцветные полотенца и огромные сумки с едой.　

— Я не доживу до старости, — сказал Дима, ковыряясь в песке.　

— Однажды я тоже так думала.　

— И что случилось? — он повернулся ко мне, прищурив любопытный глаз. Не ожидал, что я отвечу так быстро и так прямо.　

— В один прекрасный день я очнулась и поняла, что всё ещё жива, несмотря ни на что. Вот только не могу вспомнить, что я делала все эти годы.　

— И что ты делала?　

— Понятия не имею. Я же сказала, что не могу вспомнить.

— А ты не пыталась спросить маленькую Пару?　

— Ну, ты зараза! — Прижав локтем его колени, я закопала стопы в песок. — Вот тебе за это!　

Смеясь, Дима вырвался из моих рук, отполз в сторону и погладил самокат.　

— Мне понравилось.　

— Рано радуешься, нам ещё обратно ехать. По телам распластанных туристов.　

Обратно мы добрались без особых проблем, благо туристы были уже на пляже, и улицы пустовали. Пока Дима жадно пил лимонад, я облокотилась о раковину в уже привычной позе, чтобы увидеть соседний дом. Рядом лежал телефон с десятком пропущенных звонков от Игоря.　

— Почему ты всё время пялишься на этот дом? — спросил Дима между глотков.　

— Прямо так и всё время!　

— Часто.　

— Люблю смотреть из окна, да и дом красивый. Вот и думаю, что за люди могут позволить себе такую роскошь. Расскажи мне о них.　

Стараюсь, чтобы мой голос звучал скучающе, потом потягиваюсь и притворно зеваю.　

— Ты что! Это не их дом, они просто снимают.　

— Снимают??? — взвизгнула, как будто меня ужалили.　

Сердце ухнуло и больно ударилось о рёбра.　

— Да, снимают, ты чего, Лар? Что в этом такого? Ты же тоже собиралась снимать?　

Мне потребовались месяцы, чтобы решиться найти адрес чудовища, чтобы нанять детектива, пересмотреть десятки фотографий. Чтобы не трястись по ночам, думая, что ему доложат о моём поиске, что он найдёт меня и убьёт.　

Я приехала в Анапу в поисках катарсиса. Полного очищения, забвения. Глубокого выдоха. Новой жизни, которая начнётся в тот момент, когда я смогу посмотреть чудовищу в глаза.　

Я нашла его дом, поселилась рядом. Подошла к катарсису так близко, что, казалось, держу мой страх в голых руках.　

Оказалось, что в его доме живут чужие люди.　

Внутри меня что-то сдулось. Как будто шарик с гелием, который нёс меня вперёд в надежде на новое начало, лопнул с жалким хлопком. Опустив голову, я провела пальцем по белому глянцу раковины, потерянно наблюдая за водными узорами.　

— Ты чего? — Дима дёрнул меня за футболку. — Тебе плохо, что ли?　

Как можно признаться ребёнку, что мне почти всё время плохо? Что я не понимаю, почему жизнь позволила мне вытянуть такой отвратный жребий?　

— Я перегрелась на солнце.　

Дима ткнул мне под нос свой стакан с лимонадом, и я послушно сделала глоток.　

— У кого они снимают этот дом?　

Мой голос прозвучал глухо и потерянно. Детективы подтвердили, что дом 63 — адрес в паспорте чудовища. Прислали подтверждение прописки и клялись, что видели его в доме. А теперь мне предстоит снова его искать. Но ничего, я справлюсь. Найду его. Если Дима поинтересуется причиной моего любопытства, придётся врать. Неловко и глупо. Притворюсь, что хочу купить этот дом, и расспрошу Диму и его бабушку о том, как найти владельца. Я. Его. Найду.　

Дима потянулся и выглянул в окно, пытаясь разглядеть, что именно так впечатлило меня в соседском доме.　

— Дим, скажи, у кого они снимают этот дом?　

Но он не успел ответить.　

— У меня, — раздалось за моей спиной.　

Дима подпрыгнул, толкнув меня под локоть, и стакан упал в раковину. Десяток изогнутых осколков, в каждом — маленькое лимонадное озеро, в котором отражаются мои расширившиеся глаза.　

Поворачиваться не нужно, я и так знаю, кто стоит за моей спиной. Чудовище. Голос, навсегда врезавшийся в память, ползёт по спине, пересчитывая позвонки.　

— Максик! — завопил Дима, повисая на шее мужчины. По крайней мере, так я представляла себе их встречу, судя по шуму за спиной. Сама я по-прежнему смотрелась в лимонадные озёра.　

— Насколько я понимаю, вы — Лара.　

Мне придётся обернуться. Сейчас. Быстро. Нельзя себя выдать. Нужно что-то ответить, хотя бы поздороваться.　

— Лара перегрелась на пляже, ей нехорошо. Она — туристка.　

Спасибо, Дима.　

Опускаю дрожащую руку в раковину, собираю осколки. Кровь рисует цветок на белой эмали, но я не чувствую боли, не вижу пореза.　

Я должна повернуться и посмотреть ему в глаза, ведь именно для этого я и приехала. Это был запланированный катарсис.　

Но легче сказать, чем сделать.　

Сильные пальцы смыкаются на моём запястье, усугубляя шок. Я не планировала прикасаться к чудовищу. Телесный контакт — это слишком.　

— Вы всегда убираете битое стекло голыми руками?　

Он поднимает мою руку, осматривает окровавленные пальцы.　

Плечо, бедро и рука. Три горящих участка кожи, где наши тела соприкасаются. Моя кожа зудит, отторгает его близость. Я перестала дышать в тот момент, когда он взял меня за руку, и перед глазами уже плывут чёрные точки.　

— Дыши, Лара! — смеётся Дима где-то под рукой. — Только не говори, что боишься крови. Тоже мне, медсестра.　

— Не-ет, я не боюсь крови, — произносит кто-то, повелевающий моим телом. Не знаю, кто, но это не я.　

Мужчина прижимается ближе, тянется вперёд, чтобы включить холодную воду.　

— Дим, где у вас аптечка? — спрашивает у самого уха.　

«…-Ты что, малохольная? — кричит чудовище и тащит меня за волосы…»　

Голос из прошлого вонзается в слух, я вздрагиваю всем телом, и тогда чудовище отступает назад, всё ещё удерживая мою руку.　

— Шутишь, что ли, — смеётся Дима. — У нас с бабулей не аптечка, а целая аптека!　

Хлопает дверцей, шуршит и приносит комок ваты и два пластыря.　

Чужое прикосновение жжёт кожу. Я пытаюсь выдернуть руку, выворачиваю запястье, и мужчина удивлённо наклоняется вперёд, заглядывая мне в лицо.　

Я не вижу его, я всё ещё смотрю внутрь себя, в прошлое. Пытаюсь вернуться, но меня затягивает обратно.　

…Он вытолкнул меня из окна. Мне больно, я лежу на земле, а чудовище держится за раму и что-то кричит. Оглушённая взрывом, я узнаю только моё имя, поддельное. Чудовище размахивает руками, стоит на коленях на подоконнике, а я давлюсь криком. Нет, только не это, он собирается вылезти следом. Заставляю себя повернуться и поползти. Он придёт за мной, настигнет, я знаю это, поэтому ползу. Из последних сил. Кто-то тянет чудовище назад, в комнату, и я позволяю себе выдохнуть. Сижу в кустах, потому что схожу с ума от боли и от страха. Вспоминаю, с какой стороны калитка, и понимаю, что мне придётся ползти под окном. Что это за здание? Склад с жилыми комнатами? Старое общежитие?　

Закусываю губу и заставляю себя повернуть к дому. Слух возвращается со щелчком, и я слышу смех в окне, за которым исчез мой мучитель.　

— Максим Островский! Знал же я, что рано или поздно ты засветишься!

Я повторяю это имя, пока ползу вдоль окон, в каждом видя его отражение. Чудовище — зло, Олави — зло, я боюсь их всех…　

Это — не сон, а видение посреди дня. Слепящий кошмар.　

Тяну себя изо всех сил, выныриваю из прошлого и встречаюсь взглядом с чудовищем. Он наклонился над раковиной и гипнотизирует меня. Сжимает запястье всё сильнее, мне становится больно. Рядом толкается Димка.　

— Я вижу порез! Дай заклею!　

Мальчик тянется за моей рукой, но я придавлена к раковине напряжённым мужским телом.　

— Ты чего? — недоумевает Дима, снова тянется к моей руке, хватает за мизинец и лепит пластырь на мокрую кожу. — Сделано!　

Запястье ноет от захвата мужских пальцев. У Максима Островского тяжёлая рука, мне ли об этом не знать.

— Спасибо.　

— Тебе лучше? — спрашивает Дима, заглядывая мне в лицо, но я слишком занята. Мои глаза пойманы, зацеплены тёмным мужским взглядом. Неприязненным и подозрительным. Максим Островский — хищник, и он унюхал страх своей бывшей жертвы. С этим ничего не поделаешь.　

— Мне намного лучше. Спасибо, Дима. В следующий раз возьмём с собой бутылку воды.　

Макс отпускает мою руку и отходит назад, и тогда я праздную свободу, дышу во все лёгкие. Машинально улыбаюсь, отматываю салфетки, собираю осколки и кладу их в мусорное ведро.　

Мобильник взрывается пожарной трелью. Дима хихикает и отводит взгляд, и сразу становится понятно, кто разблокировал мой телефон и сменил мелодию. Я не хочу отвечать на звонок, но разговор с Игорем подарит мне небольшую отсрочку, позволит собраться с силами, прежде чем повернуться к чудовищу.　

— Почему ты всё утро не отвечаешь? — злится Игорь. — Я уже невесть что подумал.　

— Мы с Димой гуляли, и я забыла телефон.　

— Людмилу Михайловну переводят из реанимации. — Улыбаюсь и передаю Диме новость. — А я дозвонился до его дяди.　

— Ага.　

— Макс должен скоро подъехать, так что ты будешь свободна.　

— Полагаю, что он уже здесь. — Картинно разворачиваюсь и смотрю на «дядю». — Вы　

— Макс?　

Чудовище сидит за столом, вытянув перед собой ноги. Его взгляд ощупывает моё лицо, как шершавая ладонь.　

— Да-да-да-да-да, — напевает Дима, подпрыгивая, и обнимает мужчину за шею. — Мой дядя Максик.　

— Думаю, что ты это слышал, Игорь.　

Моя рука опускается, в ней — телефон с журчанием мужского голоса, на который я больше не обращаю внимания. Мы с Максом смотрим друг на друга, и это — дуэль.　

«Мы встретились впервые. Он не должен заподозрить, что мы знакомы», — твержу себе, призывая хладнокровие. Но разве сдержишь ненависть? Она кипит на языке, переливается через край. Кривишь и сжимаешь губы, глотаешь её, удерживаешь изо всех сил. Но что делать с ненавистью, которая выливается из твоего сердца? Она видна невооружённым глазом.　

Стою перед Максом, на лице — вежливая улыбка, а глаза кричат правду. В вытянутой руке — телефон, нетерпеливое «алло!» Игоря, а мы всё смотрим друг на друга. Мой взгляд слишком красноречив для первой встречи, и Макс это заметил. Насторожившись, он щурится и косится на Диму, который крутится юлой, празднуя приезд любимого родственника.　

— Максик! Максик! Знаешь, что мы с Парой делали? Я покажу тебе самокат…　

— Думаю, что Ларе пора вернуться к своим делам, а нам пора сказать ей «спасибо»,　

— сухо замечает Макс.