Инна сдалась. Но только потому, что считала, что если дочь собралась рожать, то должна это сделать в законном браке, не желая ей участи матери-одиночки, как у нее самой.

И наступил неотвратимый момент истины – Геннадий закончил училище, получил распределение на место несения службы в самой что ни на есть глубинке страны, со всеми вытекающими из данного факта реалиями. И увез туда с собой молодую беременную жену.

Ну вот, открыв дверь в выделенную их молодой семье комнату в офицерском общежитии, Алечка и поцеловалась взасос с действительностью.

Истерика у нее началась сразу. И в тот же день Гена Варсавин понял, что совершил ужасную, непростительную ошибку, женившись на этой девушке.

Но деваться некуда.

Обошел соседок общежитских и попросил помощи. Сердобольные бабоньки помогли и вымыть жилье, и получить у коменданта всю полагающуюся мебель и инвентарь, да еще и ужином накормили.

Утром выяснилось, что Аля не умеет ничего.

Нет, не так – вообще ни-че-го!! Даже заправить за собой постель и вскипятить чайник. Оценив масштабы своего попадалова, Варсавин договорился с общежитской уборщицей о том, что она временно возьмет на себя помощь его молодой жене по хозяйству, естественно, за определенные деньги. И, урегулировав этот вопрос, отправился на службу.

И там сгинул.

Не в смысле пропал или погиб – нет, конечно же! Но только военные и их родные знают, что такое молодой лейтенант, попавший после училища в гарнизон. Его как бы и нет в семье – временно убыл для исполнения служебных обязанностей. Потому что практически двадцать четыре часа в сутки он проводил со своими солдатами на службе.

Через три месяца Аля родила дочь.

Тут она окончательно прозрела и все отчетливо поняла про свою жизнь. Она пошла в загс и дала имя дочери – Степанида.

– Зачем вы девочку так назвать хотите? – недоумевала женщина, оформлявшая свидетельство о рождении.

Абсолютно резонный вопрос, если учесть, что на дворе восемьдесят четвертый год, Советский Союз в крепком теле и никто не называет детей старинными русскими или иностранными именами, а бытуют сплошные Оли, Тани, Нади, Иры и так далее.

– Вы вообще представляете, как она жить будет с таким именем? – пыталась что-то объяснить ей регистратор.

– Наверное, трудно, – холодно заметила Алевтина и потребовала занести выбранное имя дочери в свидетельство.

Маленький городок, военный гарнизон, практически градообразующий, и всем все известно друг о друге до прозрачности – невозможно сохранить никаких секретов, разве что конспирироваться, как шпионы, и все равно кто-нибудь да увидит, и пойдет молва. Любовника завести проблема, но умудрялись как-то с этим вопросом – знаете, когда припрет…

Ну а то, что с женой лейтенантика нового не все в порядке, бабонькам общежитским стало известно уже к вечеру. Они и так-то подозревали, что с девкой творится нечто неладное – ребенок надрывается, плачет, а той хоть бы что, может сидеть в общей кухне и книжку читать или ногти пилить. Так они сговорились и вроде как невзначай то одна зайдет к ней в комнату, то другая и как-то уговаривали покормить девочку, помогали перепеленать и успокоить.

А тут уж всем ясно стало – у девки послеродовой психоз. Бывает такая фигня.

Проконсультировались с врачами из роддома, описали странности поведения, получили рекомендации по помощи и как вести себя с такой мамочкой. Ну, и решили полностью взять шефство над Алей, пока не очухается и не примет нормально ребенка. Наладили дежурство, стали контролировать, чтобы она кормила и заботилась о ребенке и не дай бог с ним или собой что не сотворила.

И лишь одна женщина – жена прапорщика Заварзина оказалась самой прозорливой и мудрой среди них и поняла, что никакой психической послеродовой травмы у Алевтины нет и ее пренебрежение и даже равнодушие к ребенку совершенно естественное – она ведет себя так, как чувствует.

Заварзина не стала ничего объяснять другим женщинам, а подловила как-то поздно вечером Алевтину в коридоре, ухватила за руку и быстро завела в постирочную, схватила за горло, чуть придавила, прижала к стене и очень четко, чуть ли не по слогам объяснила:

– Я все про тебя знаю, сука, не сомневайся. И то, что ты ненавидишь своего ребенка и собираешься сбежать, я поняла. Так вот, послушай меня внимательно! Если я узнаю или увижу, что ты как-то вредишь своей дочке, если ты не будешь ее правильно кормить, ухаживать и заботиться о ней, обещаю… Нет-нет, и не надейся: не побью и даже не убью – нет! Я сделаю тебя инвалидом. Да таким, что ты на себя сама руки наложишь – оболью твое милое личико и сиськи кислотой, и станешь страшнее Квазимодо. А еще ноги-руки переломаю! – и после тихого, почти ласкового тона, которым она это все произнесла, вдруг гаркнула: – Поняла?!

– Д-да, да! – перепугалась страшно, прямо обмочилась чуть-чуть Аля.

Потому что она поняла совершенно четко – эта тетка не шутит и сделает то, о чем говорит! И вдруг представила себя обезображенной! Точно повесится!

– Будешь кормить ребенка грудью, холить, лелеять и заботиться, как и положено любящей матери, я внимательно за тобой слежу. И даже мысли не допускай как-то навредить девочке и не пытайся сбежать. И не переживай особенно, через год можешь валить куда хочешь, главное, чтобы ребенок год на материнском молоке вырос, – и отшвырнула ее от себя брезгливо. – Все, пошла отсюда!

Возможно, это вмешательство прапорщиковой жены спасло Стешке жизнь в самом что ни есть прямом смысле – мало ли до чего могла додуматься Алечка в своем стремлении вырваться из этого общежития и из такой жизни.

А Геннадий Варсавин в то время даже ни сном ни духом и не подозревал, какие бури происходят в его семье. Женщины ему, понятное дело, сказали о своих подозрениях насчет психического состояния жены, но он особых изменений в ее поведении не заметил, разве что кроме одного – она вдруг стала совершенно ненасытна в сексе. Стоило ему прийти домой, Алевтина кормила мужа ужином и, еле дождавшись, когда он доест, словно тигрица, бросалась на него, тащила в кровать и требовала немедленно удовлетворить ее. А он так упахивался на службе, что ни спорить, ни отказываться у него просто сил не было, и, быстро взяв жену, проваливался в сон.

Мужчины и их «прозорливость» в бытовой жизни – Гена искренне удивлялся предположениям соседок о каком-то неадекватном состоянии его жены, он же, ровно наоборот, наблюдал явный прогресс: в доме теперь было идеально чисто убрано, обед или ужин всегда есть и хорошо приготовлен, ребенок спокоен и здоров. И он решил, что Аля смогла-таки привыкнуть и адаптироваться к своей новой жизни и роли жены военнослужащего, даже не подозревая, насколько он ошибается и все эти домашние благости – результат помощи общежитских женщин и той самой уборщицы, которой он платил.

Он настолько находился весь в службе, что на все остальное не оставалось ни сил, ни эмоций, ни мыслей.

Хотя не совсем правильно – было одно! Он просто обожал свою новорожденную дочку! Когда он первый раз взял ее на руки и девочка ухватила его своими малипусенькими розовыми пальчиками за большой палец руки и улыбнулась ему беззубым ротиком, он отдал свое сердце дочурке навсегда и чуть не заплакал от того тепла и нежности, что разлились у него в груди, аж сердце защемило.

Это была его, папина любимая доченька-дочуленька! Маленькое солнышко!

И во сколько бы он ни пришел и как бы себя ни чувствовал после службы, первым делом мыл руки и осторожно гладил дочурку по головке и целовал, потому что, как правило, приходил он ближе к ночи, когда она уже мирно спала своим детским сном. А то и вовсе не приходил, оставаясь на службе.

Год.

Алевтина продержалась ровно год и сбежала на следующий день по его истечении. Степаниде в тот день исполнился годик и два месяца.

Ее мать с утра собрала все свои вещи и сумку с ними спустила из окна на бельевой веревке, чтобы никто не остановил, когда она будет уходить из общаги, отнесла Стешку соседке и попросила присмотреть, пока она якобы сходит в поликлинику на прием к врачу. И, подобрав сумку под окном, пооглядывалась по сторонам и шмыгнула по тропинке через парк, чтобы ни с кем не встретиться.

В центре стола, на самом видном месте, оставила записку Варсавину:

«Наконец я могу уехать! Какое счастье! Я возвращаюсь к маме, и даже не вздумай за мной ехать! Я сломала себе жизнь, выйдя за тебя замуж! Но, слава богу, теперь я свободна! Видеть тебя и слышать не могу!

Ненавижу тебя, ненавижу эту вашу вонючую общагу, вашу дерьмовую нищенскую жизнь и твою вонючую армию с тупыми солдафонами и их женами! Ненавижу это твое отродье, доченьку твою ненаглядную! Из-за нее я вытерпела столько боли и должна была жить тут целых полтора года! Ненавижу! И не смей мне звонить и что-то там говорить про дочь! Я выполнила свой материнский долг сполна – кормила твое отродье и заботилась о ней! Пошли вы теперь все на хрен из моей жизни!!»

И, прихватив все деньги, которые имелись в семье, Алевтина уехала к маме в Рязань, навсегда вычеркнув из своей жизни даже воспоминания о Варсавине.

Гена, вернувшись домой ближе к ночи, измотанный до предела, грязный и потный после марш-броска по пересеченной местности, обнаружил в их комнате делегацию из трех женщин и спящую спокойным младенческим сном Стешку.

Для начала соседки его накормили прекрасным горячим ужином и только после этого вручили записку от Алевтины и объяснили, что происходило в его семье последние полтора года, которые он не заметил за своей службой. А Заварзина растолковала обалдевшему Варсавину, что именно испытывала его жена к его дочери и что она за человек на самом деле.

Что делать, когда тебе двадцать четвертый год, ты весь с потрохами принадлежишь службе и сплошной казарме и вдруг обнаруживаешь, что твоя жена оказалась последней сукой и сбежала, а у тебя на руках остался годовалый младенец, домашнее хозяйство, и ты понятия не имеешь, как со всем этим справиться?

Первым делом Варсавин попросил соседок помочь какое-то время хотя бы со Степанидой, пока он придумает, как разгрести все это дерьмо, – заниматься ребенком он уж точно не имел никакой возможности, а обнаружив пропажу денег, понял, что засада только крепчает, и позвонил родителям просить помощи.

А куда деваться. И к кому же еще обращаться, как не к ним?

Родители испытали настоящий шок, когда сын посвятил их в то, что у него случилось, и попросили дать несколько часов подумать, как справиться с проблемой.

Как помочь?

Первым делом самое простое, казалось бы, в этой ситуации решение – отправить Степаниду к родителям в Крым. Единственное логичное решение – они-то справятся точно. Но Геннадий сказал – нет! Ребенок будет жить с ним, и никуда от себя он дочь не отпустит. Хватит с нее такого страшного предательства матери, он с девочкой не расстанется. Точка.

Ну, сильное решение, кто бы спорил, но остается насущный вопрос – что тогда? Какие варианты? Няню нанять, женщину какую-нибудь найти, хоть фиктивную жену, чтобы занималась домом и ребенком?

Ну что можно посоветовать и придумать?

Ехать к сыну Маргарита Антоновна не имела никакой возможности – у нее ответственная работа, и до пенсии еще пахать и пахать, да к тому же как вы это себе представляете – бросить работу, мужа, дом-хозяйство и уехать жить к Геннадию со Стешкой? Нереально.

Но в семье имелась одна «тяжелая артиллерия», старшее поколение в лице бабушки Геннадия и соответственно прабабушки Степаниды – мама Андрея Захаровича Елизавета Архиповна Варсавина, проживавшая в том же поселке, где и семья сына.

И было ей о ту пору шестьдесят пять лет. Бабушка своим единоличным волевым решением прекратила всякие истерические попытки что-то придумывать и заявила, что поедет жить к внуку поднимать правнучку. Здоровьем бог не обидел, и силы пока есть.

В шестьдесят пять вести домашнее хозяйство и заниматься младенцем – это не совсем легко. Но Елизавета Архиповна и на самом деле была тогда довольно бодрым и здоровым человеком для своего возраста, к тому же очень активным и энергичным.

Первым делом родители выслали Геннадию денег переводом. А через три недели, в срочном порядке оформив все документы – вызов и разрешение на проживание в закрытом военном городке – и все дела в паспортном столе своего поселка, оставив дом и хозяйство на детей, бабушка Лиза отправилась через всю страну к внуку на помощь.

Геннадий, естественно, требование сбежавшей жены – не звони, не приезжай и не ищи встречи – проигнорировал и позвонил через два дня после ее отъезда, прояснить для себя окончательно, на самом ли деле это ее трезвое и обдуманное решение или она все-таки с ума сошла и ее надо лечить. Нет, выяснилось, лечить не надо.

Трубку телефона сняла Инна и тут же наехала на зятя:

– Зачем вы звоните нам, Гена?! Алечка оставила вам записку, в которой все объяснила! Хватит с нас того, что вы на целых полтора года отлучили ее от меня и от ее истинного призвания! Она талантливая актриса и должна заниматься…