Ему семь лет! Семь, вдумайтесь!

Что может мальчик самостоятельно сотворить со своей жизнью в этом возрасте и какие такие жизненно важные решения принимать?!

Тим смог. Подумал и составил план. Позвонил из автомата дедушке, маминому папе, и сказал, что ему нужна помощь. Дедушка перепугался поначалу такой заявке, но когда ребенок объяснил, что помощь эта состоит в том, чтобы собрать его в школу и оформить все документы, потому что родители не могут по известной причине, у деда отлегло от сердца.

И они с бабушкой, только чтобы внук не надумал приехать к ним и проситься жить, так расстарались, что даже переборщили – купили много вещей на полный год: одежду на все сезоны и обувь, белье, подштанники и носки, спортивную форму и несколько комплектов школьной формы. Ну и портфель, учебники-тетрадки и всю канцелярскую необходимую мелочь. Снарядили, одним словом. Тимофей выловил момент, когда мама была относительно трезвая, и продрался до ее сознания, попросив дать ему все его документы для поступления в школу. Она собрала и дала, а он подсмотрел и запомнил, где она держит документы, и где-то через месяц все их и прибрал в свой тайник. На всякий случай – с этих что угодно станется, а у него сохранней будет.

Хватило одного звонка деда, чтобы директор школы приняла документы из рук семилетнего мальчика и оформила его в учреждение. Свои документы отныне Тимофей всегда держал только у себя.

Он пошел в школу, как все ученики, первого сентября. С букетом.

А провожал его бомж Петр Антонович, изображая из себя дедушку.

Так началась совсем другая, самостоятельная жизнь Тимофея Саргина. Вот с этого первого своего продуманного дела – стать как все дети, чтобы не попасть в страшный интернат.

Дома он появлялся крайне редко. Его день делился на несколько частей: учеба в школе, работа над уроками и заданиями в одной из «берлог» его старших наставников, общение с дворовой шпаной уголовного уклона и школа выживания в условиях улицы и жесткого прессинга – когда приходится драться за жизнь, воровать, обманывать, изворачиваться как угодно, чтобы не попасться милиции или слишком бдительным гражданам.

Иногда Тим спал в своей постели и держал дома кое-какие вещи, основное богатство пряча по разным схронам, устроенным как в подвале родного дома, так и по всей округе района.

Часть купленного дедом с бабкой к школе Тимофей продал. Не в смысле торговал или кому-то предлагал купить, а вернул в магазин как добросовестный покупатель по чеку в компании Иван Кузьмича, в этом походе взявшего на себя роль его дедушки. Дядьки вообще с удовольствием принимали участие в подобных акциях и скоро решили, что правильней будет, если он станет их называть дедушками. Удобней всем.

Так вот, с этих самых вернувшихся за покупки денег и начался первый в жизни Тимофея его личный капитал. Деды и в этом непростом вопросе помогали ему и учили – что почем, сколько стоит и где дешевле и лучше.

Он учился в школе и учился жизни, то, что Тим не попал под какого-нибудь урку, – не просто везение, избегал этого как мог. А мог он к своим десяти годам уже очень многое. Очень. Например, Тим развил в себе особые способности – стоило ему только глянуть на что-нибудь, как он запоминал увиденное в мельчайших деталях и мог с закрытыми глазами повторить, что, где и как лежало, в каком количестве и на каких местах – вынужденная способность, относящаяся к возможности выжить на улице.

Еще он чувствовал людей. На это его деды натаскивали специально: учись видеть, что за человек перед тобой, анализируй все: его поведение, внешность, одежду, манеру держаться, выражение лица, походку – все. И тогда ты будешь знать, кто лох педальный и его влегкую можно развести на любые деньги и втянуть в нужную тебе аферу, кто трусливый – тоже развести легко, кто, наоборот, сильный и смелый, кто борзый, кто опасный, кто герой, кто дурак и так далее.

Самая первая возможность к выживанию – уметь считывать людей и разбираться в их сути. Вторая – внимательность к любым мелочам. Третья – актерство, умение изображать абсолютно достоверно то, что хотят увидеть в тебе люди в данный момент. Четвертое – гибкое мышление, способность не паниковать в любой ситуации, даже в самой аховой, быстро принимать решения и искать выход.

Вот четвертому они его специально учили-тренировали, создавая такие ситуации, когда Тим должен был в секунды что-то сообразить и сделать.

И главное! Ничего не бояться! Страх – это то, что парализует человека и его волю.

А у шпаны бандитской Тимофей учился карманным кражам, карточному шулерству, вымогательству и мошенничеству, умению дико, по-звериному драться за свою жизнь и не щадить в драке ни врага, ни себя.

А дома он ничему не учился – там он выживал.

И зарок себе дал в восемь лет, что никогда не станет таким, как родители, – никогда! И пить до скотского состояния никогда не будет!

К двенадцати годам из Тимофея сформировался совершенно беззастенчивый циник, который мог обдурить и обобрать любого взрослого и оставить его в уверенности, что он сделал благородное дело и помог… скажем, детскому дому «Солнышко» на покупку инвалидной коляски, или ветерану войны на новую вставную челюсть, или поисковому отряду «Зарница», разыскивающему пропавших людей. На любую байду разводил на раз-два и просто абсолютно гениально умел смотреть невинным «васильковым взором» чистого ребенка.

Но все-таки Тимофею было только двенадцать лет, и при всех его знаниях и талантах он еще подставлялся, не всегда умея переиграть жестокость взрослых. Так, его выловил один авторитетный вор, узнав о способностях парнишки от своих блатных пацанчиков, уже ходивших в его банде, и, классически повязав Тимку долгом, вынудил стать его подручным и сдавать мзду в общаг.

И мзда та оказалась чудовищной, как, посмеиваясь, объяснил ему авторитет: за борзоту, таланты и за то, что так долго бегал от его руки в одиночестве.

Посоветовавшись с дедами, Тимофей понял, что из этого ярма ему не вылезти и он прямиком направляется в глухой криминал и тюремное будущее – для того, чтобы выплачивать назначенную сумму, Тимофею пришлось бы бросить и школу, и учебу и заниматься только воровством каждый день.

И больше никакой иной жизни ему не светило.

От такой безнадеги мальчишка озверел и задумал любыми путями избавиться от этого ярма и отомстить тем пацанчикам, что сдали его своему бригадиру. Деды пожали плечами, выслушав его план, и повздыхали – очень опасно. Если воровским станет понятно, что он что-то против них сделал, то его если не убьют, в лучшем случае сделают вечным воровским должником, а в худшем… Тиму и знать не надо, мал еще для таких знаний.

Но обещали помочь чем смогут, не отказались.

И вот тогда-то Тимофей получил еще один важнейший урок своей жизни! Оказалось, что самое дорогое и важное, что есть на свете, – это ин-фор-ма-ция!! Она дороже денег и золота!!

А получилось так, что один из воров, что корешились с Гардой, как было погоняло у подловившего Тима авторитета, бухал как-то с родителями Тимофея на их кухне. Дома Тимофей появлялся редко, но приходил, здесь можно было помыться и постирать, когда родичи уходили на заработки или, напившись, засыпали. Спал он дома вполглаза – больше подремывал, готовый в любой момент вскочить и спасаться от озверевшего пьяного отца, решившего подраться.

Вот так Тима и дремал, когда к ним в дом пришел тот мужик с бутылкой и разбудил родителей. Деваться некуда – компания села за стол продолжать выпивон до очередного бессознательного состояния. Тимофей встал, тихо оделся, не зажигая света, давно уже научившись видеть в темноте, сложил в сумку свои мокрые постиранные вещи, что развесил в комнате, и собрался было тихо выскользнуть из квартиры, когда услышал, о чем говорит тот мужик. Тим даже подошел поближе и заглянул на кухню.

Гость уже был хорошо так поддатый и отчего-то вдруг разоткровенничался.

– А я говорю, – рассказывал он заплетающимся языком и махал сигаретой, зажатой между пальцами, пересыпая речь матом и блатными словами. – Ты ох… Гарда, как это валить? Мы ж не мокрушники? Ты совсем… он же мент, нас же на лоскуты порвут легавые!.. А Гарда засадил ему прямо в сердце жало…выдернул, вытер о форму… и базарит мне, мол, никто не просечет, мы с тобой тут вдвоем, не отдавать же свое…

– И что? – икнул Вася.

– А то, что ни хрена у того мента не оказалось с собой, перепутали мы его с тем, на кого навелись… – расстроился гость, затянулся от сигареты, налил себе еще водки, выпил одним махом и с силой поставил на стол пустую рюмку. – Прикинь, он шел в гости к кому-то по той дороге и в то же время, когда должен был идти тот, кого мы пасли, с бабками и рыжьем.

– И что? – тупо повторил свой вопрос хозяин.

– А то, что теперь вся ментовка… на ушах стоит и ищет того, кто этого почетного легавого завалил…

– Не най… ик… дут! – махнул рукой хозяин и потянулся за бутылкой.

– А… их знает! – задумчиво протянул гость, перехватывая бутылку и наливая себе и Васе в рюмки. – Свидетелей вроде не было… и мы не наследили точно… но Гарда с него часы снял… какие-то эдакие, понравились они… ему. Себе… говорит, оставлю, на память… первый мой жмурик. А я ему говорю: скинь… на таком и палятся.

– Давай, – поднял рюмку хозяин.

– Давай, – поддержал гость.

– И чего ты хочешь? – спросил Вася.

– Да перекантуюсь у тебя тут пару дней.

– Не-а, – покрутил пьяной головой Василий. – К нам участковый заходит… эти, как их… смотрит… о! – поднял он палец. – Условия проживания пацана… Мы с Ленкой в его комнату никого не пускаем, чтобы эти, значит, условия были… Она там и убирает… Учится он у нас в школе. Но у Данилыча можно отсидеться, – и, подумав тяжело и мутно, добавил: – Только пузырь купи, и пойдем, я тебя к нему отведу.

Тимофей тихо вернулся в комнату, дождался, когда собутыльники, поддерживая друг друга, вывалились из дома, и сел на кровать подумать. То, что он услышал, могло спасти его от ярма, завязанного жестким узлом на его шее. Правда, у воров принято пацанчиков, что «подцепили» на криминале, передавать тем, кто на воле, чтобы из обоймы кукушата уже никогда не выпадали. Да и если бандита посадят, то остаются пацаны, которые и сдали Тимофея бандиту.

Ну, с пацанами он разберется как-нибудь, а вот с Гардой…

И Тимофей, выскользнув из квартиры тихо-тихо, отправился к дедам советоваться.

Деды, выслушав Тима, пришли к выводу, что этот ворюга, что приходил сегодня к ним, если попадет к ментам, расколется как миленький. Если он почти незнакомому человеку такие вещи рассказывает, это от страха. Значит, так сильно боится, что его найдут, что уже управлять собой не может. И если в милиции на него насядут грамотно, то он заложит своего подельника с потрохами.

И Тимофей придумал, как сдать милиции Гарду, при этом отведя от себя любое подозрение. Деды с помощью своих связей и наводок узнали, кто ведет следствие по этому делу и где живет нужный человек. Поздно вечером Тимофей спрятался в подъезде и, дождавшись следователя, заговорил с ним из темного закутка, изменив голос, а для верности еще и замотав рот шарфом.

– Если вы не обернетесь, я скажу вам, кто убил милиционера и как найти убийцу, – начал свою речь низким голосом Тим.

И напрягся, ожидая решения следака. Тот не обернулся, стоял напряженный всем телом и ждал.

– Было их двое, но ждали он совсем другого клиента, перепутали. Один убил, второй отговаривал, но присутствовал, – говорил резаными фразами Тимофей. – Тот, кто отговаривал, отсиживается у алкаша Данилыча. – Тим назвал адрес. – У него кишка тонка, и он сильно напуган. Если на него нажать грамотно, сдаст дружка. Тот, кто убил, нож свой не скинул. Оставил. И снял с трупа часы необычные. Если правильно его возьмете по-тихому, то и улики прихватите.

– Ты кто? – произнес наконец следователь.

Но Тимофея уже не было. К этому разговору он готовился всерьез и тщательно, предварительно смазав петли подъездной двери и выкрутив одну из лампочек. Договаривая последние слова, он уже открывал дверь – и растворился в темноте.

Гарду взяли, и улики при нем тоже.

А пацанов, сдавших Тимофея этому ворюге, парень отловил по одному и избил каждого – без сантиментов, жестоко, не соблюдая никаких правил, хотя все трое были на несколько лет его старше. Поджидал, бил сзади бутылкой по голове и, когда они падали, мутузил ногами так, что никто и не понял, кто и за что их отделал. Все в больничке отлеживались.

Может, и не поняли, но Тима больше никто из них не тревожил – бояться стали.

А потому что он практически перешел точку невозврата! В свои двенадцать лет он был уже почти беспредельщик – жестокий, отвергающий любые общественные и социальные правила и мораль, по-звериному быстрый, опасный, он не боялся смерти и не щадил ни людей, ни себя. И если ввязывался в драку, ему было пофигу, сколько противников против него и каков будет итог, – теперь он всегда бился насмерть. И от этой его одержимости противник неизменно отступал – пугался ужасно!