— Ты так сильно стараешься не сделать мне комплимент, да?

— Точно. Но еда просто восхитительна, — рассмеялась я, отрезая себе еще.

Илай

Так как я занимался готовкой, она отказалась позволить мне самому убрать со стола. Вместо этого Гвиневра усадила меня на место, где только что сидела, надела перчатки и принялась за работу.

— Гвиневра, не надо…

— Сегодня был чудесный вечер. Ты и так не позволил мне ничем тебе помочь, так уж разреши хотя бы убрать со стола.

Подняв руки в свою защиту, я откинулся на стуле, заметив книгу, которая торчала из ее сумки.

— Что читаешь? — поинтересовался я.

— Сборник стихотворений Уистена Хью Одена8.

— Можно взглянуть? — Я уже взял книгу в руки.

Она кивнула.

Я раскрыл книгу на загнутой ею странице и отметил, насколько зачитанной та выглядела, потому что, если захлопнуть книгу, она снова открывалась на этом же месте. Видимо, она действительно обожает ее. Усмехнувшись, я прочистил горло, краем глаза замечая, что она смотрит на меня, и едва слышно, шепотом приступил к чтению:

«…я к пристани спустился,

там пел влюбленный

под аркой железнодорожной:

«Любовь бессмертна и бездонна.

Я буду любить тебя, я буду любить тебя,

пока Китай и Африка не столкнутся,

пока река не перепрыгнет через гору,

пока лососи не запоют на блюдце.

Я буду любить тебя, пока океан

не повесят, развернув, сушиться,

пока немые звезды не заорут,

как пациенты психбольницы…9»

  Даже со всеми драматическими паузами, которые я старательно делал, чтение заняло не более двух минут. Когда я снова посмотрел на нее, она прекратила мыть посуду. Ее карий взгляд потеплел, и губы слегка приоткрылись.

—Ты выиграл!

— Что?

— Это свидание. Ты выиграл! Заявляю официально, это лучшее свидание за всю мою жизнь. Я признаюсь в том, что ты, Илай Филип Дэвенпорт, необыкновенный! — прошептала она и отвернулась, продолжив мытье.

  Еще в начале вечера она сняла с себя жакет, тем самым вынуждая меня весь вечер любоваться ее плечами и грудью. Теперь же я подошел к ней сзади. Взяв ее руки в свои, я снял с нее перчатки, и она не стала сопротивляться. Откинув ее волосы в сторону, я прикоснулся губами к основанию ее шеи и спустил бретельки платья и бюстгальтера с плеч. Платье с легкостью соскользнуло на пол.

— Идём в кровать…

Глава 18

Чудеса и Трагедии

Гвиневра

С момента нашего первого официального свидания прошла неделя, а оно до сих пор не выходило из моей головы. В ту ночь он мог получить от меня все, что захотел бы, но вместо этого мы просто целовались. Да, конечно, страсть и вожделение переполняли нас, но, раздевшись до белья, мы… просто целовались, потом болтали о разных вещах: о детстве, о доме, о том, что ему нравилось делать, когда он был ребенком. И оказалось, что он, как и я, любил плавать. Мы болтали, пока я не уснула в его объятиях. Причиной не заниматься любовью со мной послужило то, что сегодня состоялось наше первое официальное свидание. Он сказал, что на первом свидании пары не занимаются сексом, по крайней мере, таковым было его мнение. Люди часто говорят, что свидания — это своего рода психологические игры, и если это действительно так, то Илай достиг высшей степени мастерства. Хотя, это было забавно, во всяком случае, для меня: ночь, проведенная с ним без секса, запомнится мне надолго.

— Доктор Дэвенпорт, пожалуйста, проведите эту операцию!

Выглянув из-за угла, я услышала рыдания Тоби Уэсли, вцепившегося в белый халат Илая. Три интерна разом примчались ему на помощь, но Илай лишь отмахнулся от них, не желая, чтобы они приближались.

— Тоби…

— Она — все, что у меня осталось. Она — моя маленькая девочка! Наверняка существует что-то, что может помочь ей. Мы пронзали ее иголками и катетерами, ее вены вздуты от ядовитых лекарств! Проведите операцию!

— Опухоль…

— К чертям опухоль! — заорал он, отпуская халат Илая и отталкивая его в сторону. — Ко всем чертям! Я хочу, чтобы вы вырезали эту дрянь из моей девочки. Если не можете вы, я найду того, кто сможет! — Тоби вошел обратно в палату, хлопнув за собой дверью.

Илай глубоко вздохнул, что-то сказал интернам, окружившим его, и направился к лестнице.

Только когда они все разошлись, я подошла к палате, придерживая картину в своих руках. Неуверенная в том, стоит ли вообще туда заходить, я хотела оставить ее на полу у двери, но прежде, чем успела уйти, дверь палаты распахнулась.

— Простите! — От неожиданности я отпрянула назад.

Посмотрев на Тоби, я увидела, что он абсолютно раздавлен горем, глубокие черные круги под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах. Его взгляд переместился вниз, на картину.

— Ты принесла ее? — Молли, выглядывая из-за спины отца, помахала мне.

— Я же обещала, помнишь? — улыбнулась я и наклонилась за картиной. Тоби молча пропустил меня в палату.

Я подошла к ее кровати. Кожа Молли выглядела серой, она уже не могла подниматься сама, но платочек на ее голове был по-прежнему ярко-розовым и сверкающим. На руке, в том месте, где ей ставили капельницу, сейчас был приклеен бантик.

Придвинув стул к кровати, я села и положила картину на колени.

— Хочешь, я открою ее? — спросила я.

Девочка сделала усилие, чтобы кивнуть.

Развернув коричневую бумагу, я придвинула картину к ней поближе.

— Что ты думаешь?

— Папа! Это мамочка с ребенком! — Она прикоснулась к изображению и улыбнулась папе, который, прижав руки ко рту, смотрел на семейный портрет. Сглотнув ком в горле, он сел подле ее кровати и взял малышку за руку.

— Да… да, моя хорошая, это она, — прошептал он.

Глядя на них, я еле сдерживала слезы.

— Я могу забрать ее? — спросила Молли.

Улыбнувшись, я кивнула.

— Конечно. Я нарисовала ее для тебя… для вас с папой.

Тоби посмотрел на меня и встал на ноги.

— Молли, скажи «спасибо».

— Спасибо!

— От всей души — пожалуйста.  Пусть она тебя хранит!

Если бы все было так просто!

— Мне уже лучше, — Молли коснулась лица мамы.

— Я приду к тебе позже, ладно?

— Я провожу вас. — Тоби вышел со мной.

Как только мы переступили порог, он прикрыл за собой дверь. Тоби пытался держаться, но ему не удавалось, слезы текли из его глаз. Глубоко вздохнув, он улыбнулся мне.

— Я знаю, мы не очень близко знакомы, но можно мне обнять вас?

Кивнув, я обняла его в ответ. Он едва слышно плакал, все еще силясь держать себя в руках. Я боялась, что он упадет, таким слабым он выглядел. Наконец он отпустил меня, и вытер глаза.

— Как вы узнали о ребенке, который должен был родиться?

— Я слышала разговоры медсестер.  Это ничего, что?..

— Ничего. Даже больше. Спасибо. Спасибо вам огромное!

Он взял мои руки в свои и повернулся, оглядываясь на вход в палату.

— Мне страшно. Я в отчаянии, не знаю, что делать. Она так страдает, и я ничем не могу ей помочь, просто сижу здесь и наблюдаю. Этим утром Молли потеряла сознание. Она умирает, и ее доктора говорят, что не могут ее оперировать. Но я должен что-то попробовать, верно? Я должен перепробовать все возможные варианты, так?

Это не был риторический вопрос, Тоби ждал от меня ответа.

— Тоби, не знаю, я не врач...

— Но если бы это был ваш ребенок?!

— Тоби, я бы очень, очень хотела помочь. Но я правда не знаю, что тут можно посоветовать. Я не могу ответить…  Понимаю, вам очень больно, и я разделяю вашу боль. Мне очень жаль, Тоби… Доверьтесь себе, делайте то, что считаете для Молли правильным!

Он молчал, и это его молчание было таким же болезненным, как если бы он говорил.

— Спасибо еще раз, — прошептал он.

— Конечно.

Тоби зашел обратно в палату, я помахала Молли, и дверь за ним закрылась.

Я простояла под дверью дольше, чем положено, а потом медленно побрела к своему рабочему месту. Если уж мне было так тошно сейчас, даже не представляю, что постоянно чувствует Илай. Как он может работать? Как справляется с таким грузом страданий других людей? Когда он находится дома, кажется, что он полностью абстрагирован от работы и никогда не вдается в детали. Он старается отделаться парой слов о спасенных… А как быть с теми, кого он не смог спасти?

Может быть, он не делится этим со мной, поскольку считает, что я не смогу понять? Я знаю, что существует некая врачебная тайна, и совершенно не хочу, чтобы он нарушал ее. Но как ему удается сохранять хладнокровие?

— Гвен! — Ко мне подошел Логан, одетый в темные джинсы и симпатичную кожаную куртку.

Я отметила, что после официального заявления об уходе из медшколы его стиль в одежде кардинально изменился. Он постепенно становился тем, кем был на самом деле. Он даже проколол себе ухо.

— Привет, разве ты не на гастролях? — удивилась я.

Он притворно нахмурился.

— Не можешь дождаться, когда я наконец исчезну, да?

— Вот и нет, — рассмеялась я.

— Шучу. Завтра уезжаю. Я пришел пообедать с мамой и просить тебя о малюсеньком одолжении. — Он указал на стену. — Я не успею вернуться к моменту открытия росписи, а желание узнать, что же ты там нарисовала, будет медленно убивать меня. Уверен, кто-то уже заглядывал за штору?

— Все такие нетерпеливые! Ты не ощутишь весь эффект, если…

— Пожалуйста, Гвен.

— Тебе это нужно, чтобы потом поддразнивать маму, да?

Он усмехнулся.

— Вот как ты знаешь меня так хорошо?

Покачав головой, я подняла занавес, разрешая ему пройти внутрь. Войдя, он посмотрел вниз, на краски, размазанные тут и там на полу, и на когда-то белую рубашку, которую я надевала во время работы, лежащую тут же, а потом перевел взгляд наверх. Отступив на шаг назад и наклонив голову, он внимательно разглядывал стену.

— Это…

— Ага. — Я не хотела, чтобы он вслух описывал увиденное.

— Им понравится. — Он посмотрел на меня. — Я по-настоящему впечатлен.

— Спасибо. Я каждый раз дико волнуюсь, но теперь ты меня успокоил, и дальше я буду рисовать уже без страха.

Мой телефон завибрировал. Пришло сообщение от Катрины: «У нас неприятности. Ты в больнице? Я сейчас приеду за тобой».

— Все в порядке?

Я утвердительно кивнула Логану, одновременно с этим отвечая Катрине.

— Не окажешь любезность? — спросила я, потянувшись за упакованной картиной, и передала ее ему.

— Конечно, что нужно? — Логан смотрел, не понимая.

— Ты помнишь картину, которую я нарисовала для тебя и Илая? Здесь оригинал. Я хотела сегодня передать его твоей маме, но у меня не получится встретиться с ней, и теперь я даже не уверена, когда вернусь обратно. Не мог бы ты передать ее вместо меня?

— Конечно, могу. Скорее всего, она расплачется и побежит вниз, чтобы обнять тебя.

— Все будет в порядке. — Я отступила назад и увидела Илая, направлявшегося к нам.

Он посмотрел на нас, и Логан немедленно обнял меня.

— Я признаю, что моя любовь к Гвен…

— Эй! — я ущипнула его за бок.

Логан зажмурился и отпустил меня.

Илай усмехнулся.

— Видишь? Она против.

Логан состроил рожицу нам обоим и удалился с картиной в руке.

Пришло новое сообщение: «Я уже здесь».

— Неужели ты показала ему роспись?

— Он очень просил, потому что пропустит церемонию открытия. Извини меня, ничего, если мы поговорим чуть позже? Мой адвокат хочет видеть меня прямо сейчас, а она никогда не беспокоит по пустякам. Она даже приехала за мной.

— Хорошо. Я уже получил то, что хотел.

— Что? Я ничего не давала?

— Я пришел просто увидеть тебя.

Улыбнувшись, я спиной попятилась к дверям.

— Ты такой привлекательный льстец, доктор Дэвенпорт.

— Разве? Удачи! — он помахал мне.

— Тебе тоже! — ответила я и толкнула стеклянную дверь.

Я увидела Катрину, стоявшую возле машины в кроваво-красном платье и жакете. В руках она держала письмо.

— Что это такое?

Она протянула мне бумагу.

— Твой бывший подал на тебя в суд.

— На каком основании?

— За разрыв контракта. Ты не отвечала на его звонки и, как следствие, не подготовила проекты, в которых он нуждался.

Я застонала, желая стукнуть себя.

— Я кусаю локти за то, что не разорвала этот контракт давным-давно.

— Все очевидно. Чтобы снова видеть тебя и общаться с тобой, этот сукин сын будет использовать любые методы, даже такие грязные. — Катрина вытащила другое письмо из своей белой сумки «Луи Вуиттон». — Во-первых, мы постараемся разорвать твой контракт, но поверь мне, эта будет та еще битва, и ты потеряешь на этом миллионы. Он не будет таким же щедрым как в начале процесса. Я не знаю, что произошло, но он превратился в отъявленного козла. У тебя не осталось никаких чувств к нему?