— Приступим? — спросила нас мисс Милз.

Мы оба кивнули, поворачиваясь лицом к студентам.

— Прошу вас не забывать, что все вопросы должны быть заданы в вежливой форме. Мы планируем осветить тему со всех сторон, и начнем с вопросов научного отделения.

В ответ раздались тихие возгласы недовольства, полагаю, со стороны «креативных».

Первой со своего места встала студентка с тугим хвостиком, консервативно одетая в черные брюки и наглухо застегнутую рубашку.

— Мой вопрос мистеру Дэвенпорту. — Она внимательно посмотрела на него. — Верите ли вы в то, что благодаря масс-медиа наше поколение особенно заблуждается в вопросах, касающихся жизни артистов?

Раздался гул голосов недовольных вопросом, но все ждали ответа. Доктор расслабленно сидел в своем кресле с еле уловимой усмешкой на губах.

— Конечно, — сказал он.

Примерно представляя, какой бред он сейчас будет нести, мне захотелось прикрыть свои уши.

— Я хочу спросить, действительно ли каждому из вас в этой аудитории в будущем представится возможность стать следующей Леди Гагой или Ансельмом Кифером? Конечно же, нет. Проблема любого вида искусства заключается в том, что его невозможно контролировать. Какими бы талантами вы ни обладали, ваш заработок будет зависеть от множества факторов: во-первых — заметят ли вас, во-вторых — от вашей популярности. Уверен, что на свете существует великое множество таких же талантливых художников как Мисс По, если даже не лучше. Но ни один из них просто не был замечен. В отличие, например, от мира науки, в котором вы получаете признание, которого достойны, только если станете лучшим в своем деле.

Услышав, что высказанные им бредовые рассуждения заслужили аплодисменты студентов, я задумалась о будущем нашей страны.

— Могу ли я ответить? — спросила я у ведущей.

— Пожалуйста.

Я вздохнула и засучила рукава.

— Я обещала себе попробовать сдержаться, так как очень часто, когда я говорю людям правду, им становится больно.

Зал рассмеялся, и я улыбнулась им.

— В любое время, мисс По, — сказал он, отпив воды из стакана.

— Что ж, доктор Дэвенпорт, ваше высказывание лишь в очередной раз подчеркнуло фундаментальную разницу между нами. Вы ищете признания в своей работе. И, не поймите меня правильно, я ни секунды не сомневаюсь, вы любите свое дело, но также я уверена в том, что вы не идете на работу каждый день в надежде спасти как можно больше жизней. Для вас это лишь способ сделать себе имя в своей профессии. Для таких как я не имеет значения, знают ли люди о моих достоинствах. Мое искусство существует не для кого-то, а для меня самой. Так я выражаю свой внутренний мир, когда рисую или фотографирую. Именно это дает мне истинное удовлетворение от работы. Это может показаться пугающим для людей, которым нужен заведомо определенный путь в жизни, так называемый набор из десяти конкретных шагов в карьере, но мы, творческие натуры, сами создаем свой путь и ставим перед собой цели и ограничения. Мы живем в разноцветном мире, мой друг!

— Да! — прокричал кто-то из моего сектора, и я подмигнула им.

— Следующий вопрос.

Ведущая указала на кого-то из артистического сектора. Встал студент.

— Мой вопрос адресован мисс По, — произнес он в микрофон.

Я вспомнила, что недавно фотографировалась с ним. Его дико-розовый ирокез было трудно не заметить.

— Что вы думаете по поводу нашей системы образования, которая поощряет развитие науки и вместе с тем уже в который раз сокращает бюджет на развитие искусства?

— Мне стыдно. Я живу в обществе, которое обманывает себя, веря в то, что оно не нуждается в искусстве. Дизайн университетской рубашки, которая сейчас надета на вас, создан художником. Расположение этого холла, в котором мы собрались, придумано художником, который потратил на это свое время. Искусство повсюду, и, не понимая этого, система образования сама лишает себя своей сердцевины.

— Отчасти я согласен с вами, — Илай обратился к студентам. — Развитие науки крайне важно не только для нашей экономики, но и для поддержания статуса развитого общества. На сегодняшний день Америка занимает тридцать первое место в мире по математике и двадцать третье в науках. Как же можно не обращать на это внимание? Если вы хотите стать вольными художниками, прекрасно, но почему бы вам параллельно не заняться изучением, например, химии? Многие студенты не хотят этого, говоря: «У меня гуманитарный склад ума, мне не нужно это изучать».

— Интересная мысль! Тогда позвольте спросить вас, доктор Дэвенпорт, когда в последний раз вы что-то рисовали или как-то еще проявляли себя в искусстве? — перебила я, заставляя его посмотреть на меня. — Вы утверждаете, что артист должен быть всесторонне образован, и я не вижу в этом ничего плохого. Но что в таком случае вы можете сказать о людях науки? Сколько студентов выбирают уроки искусства для легкого получения высоких баллов, а на деле даже не умеют рисовать? Когда лично вы в последний раз что-либо рисовали?

Он кивнул.

— Туше.

— Следующий вопрос.

Встал другой парень, одетый в жилетку, бабочку и очки.

— Мой вопрос доктору Дэвенпорту. Я тоже хочу стать доктором, но пока не уверен, в какой области буду специализироваться. Знаю, что следующие четыре года моей жизни пройдут в медицинской школе, после этого будет интернатура или что-то еще. Скажите, когда же вы находите время для свиданий? Или об этом можно забыть до окончания медицинской школы?

Услышав этот вопрос, я тут же повернулась к Илаю. Несмотря на его смех, я видела, насколько ему было некомфортно.

— Простите, глупый вопрос.

— Нет, все в порядке. Просто… — Илай замолчал, выпав на секунду из реальности.

— Свидания возможны, — ответила я вместо него, обведя взглядом студентов. — В конце концов, ему до сих пор удается быть со мной.

Помещение заполнили оглушительные охи, свист и смех.

Илай смерил меня таким взглядом, будто бы я лишилась рассудка.

— Вы встречаетесь? — мисс Милз наклонилась ко мне, ожидая услышать большую тайну.

Я еще раз взглянула на него, втайне надеясь, что он прочтет мой замысел по глазам.

— Да! Даже и не знаю, как это произошло. Сначала мы были просто соседями, а потом вдруг оказались в отношениях.

Он засмеялся, но внутри, я точно это видела, он орал на меня. Сарказм в его голосе был слышен только мне.

— Вот вам и пожалуйста, слияние правого и левого полушарий, — проговорила ведущая.

— По-це-луй! По-це-луй! — принялась скандировать толпа студентов к моему собственному ужасу. Это было похоже на дыру, в которую мы случайно попали, и она затягивала нас все сильнее и сильнее.

Когда я повернулась к Илаю, он одним быстрым движением мягко поцеловал меня в губы и сел обратно в кресло, принимая аплодисменты.

Что это сейчас было, черт возьми?

Илай

— Что это было, черт возьми? — Я орал на нее, когда мероприятие закончилось, и студенты покинули аудиторию.

— Не знаю! Ты же не ответил на вопрос, и мне стало жаль…

— Кто просил тебя жалеть меня? Я выгляжу жалким?!

— Значит, встречаться со мной, по-твоему, недостойно? — заорала я в ответ.

— Да! Особенно, если сравнивать, с кем я встречался до этого! Она была не только красива, но еще и чрезвычайно умна. Одним словом, девушка высокого класса. Как ты можешь сравнивать себя с ней?

Слова слетели с моих уст прежде, чем я успел заткнуться.

Она посмотрела в сторону, на мгновение сомкнув губы, затем высоко подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза.

— Я поняла тебя. Я жалкая и недостойная... Но что ты можешь сказать о себе? Кажется, и ты не оказался удостоенным ее любви. Должно быть, именно чрезвычайный ум заставил ее бежать от тебя так быстро, да не оглядываясь, — прошептала она и прошла мимо меня к выходу.

Идиот! Я нанес ей удар ниже пояса, и она ответила мне тем же.

Глава 4

Бракованные игрушки

Гвиневра

— Гвен?

Катрина щелкнула пальцами у меня перед глазами. Быстро моргнув, я увидела небольшую чашку чая перед собой.

— Спасибо.

Катрина сидела за столом, сложив руки на документах. Ее офис, выполненный в черно-белой гамме, выглядел весьма стильно.

— У тебя все в порядке? — спросила она, переключая мое внимание на себя.

— Да, в полном. Просто утром я беседовала со студентами и рассказывала им, как здорово быть мной. — Я попыталась заставить себя улыбнуться.

— Может быть, это сделает твой день чуточку лучше.

Катрина пододвинула ко мне документы.

— Все, что нам нужно — это твоя подпись в документах, и ты будешь свободна от контракта. Они согласились на все наши условия и выплатят тебе выходное пособие, причем значительно превышающее сумму, которую мы обозначили… Ты не рада?

Глубоко вздохнув, я поставила чашку на стол и взялась за ручку.

— Все, что мне нужно сделать, — это поставить подпись, правильно?

— Да, они со своей стороны уже подписали.

Когда она сказала они, она имела в виду его.

Я взяла документ, воткнула ручку в его середину и провела до самого низа, разрывая бумагу.

— Что ты делаешь?

— А что? Я сделала что-то не то?

— Что?

— Я сделала что-то не то? Такое ощущение, что именно я виновата в сложившейся ситуации! Так почему же тогда я должна бежать? От меня хотят откупиться?! И все, что от меня требуется, — это по-тихому принять деньги, заткнуться и исчезнуть?

— Гвен…

— Сколько еще я должна отработать по контракту?

— Пять месяцев. Но, Гвен?..

— Я отработаю этот контракт до конца и только потом уйду, поэтому позвони ему и скажи, что я жду новый проект.

Я поднялась, схватив свои вещи.

— Гвен! Остановись на секунду! — Катрина подошла ко мне. — Я понимаю тебя, действительно понимаю. Но не стоит проходить через эмоциональное унижение во имя своей гордости. В том, что ты закрываешь эту страницу своей жизни, ничего неправильного нет. Это вовсе не значит, что ты убегаешь.

— А мне кажется, что все выглядит именно так, будто мне стыдно за что-то. Да, я закрываю страницу, но мне нужно это сделать с позиции силы. Пять месяцев… Я смогу это пережить, тем более мне не придется бывать там каждый день. Возможно, понадобится всего три или четыре съемки. Спасибо за твое участие, но, пожалуйста, сделай то, о чем я тебя попросила, сообщи им.

— Договорились, я им позвоню.

— Спасибо.

Я вышла из офиса. На выходе мне каким-то чудесным образом удавалось «держать лицо», но в лифте, наедине с собой, я без сил прислонилась лбом к стене.

«Она не только красива, но еще и чрезвычайно умна. Словом, девушка высокого класса! Как ты можешь себя с ней сравнивать?»

Его слова разъедали мне душу, как соль разъедает рану. Хуже всего было не то, как глубоко он ранил меня, а то, что я не могла злиться на него. С чего бы это? Ну и что, что он невысокого мнения обо мне? Ведь он для меня никто, и я для него пустое место. Похвально, что он так уважительно отзывался о своей бывшей. В конце концов, он ведь хотел жениться на ней, поэтому именно так и должен был думать.

Разве муж или жена — это не те люди, которым мы должны быть преданы до конца жизни? Не должны ли они стать идеалом для нас? Вот и она показалась ему идеальным человеком. Самым мучительным в этой ситуации было то, что мой идеальный человек, мой Бэш тоже решил, что я недостаточно хороша, хотя я стала для него самым близким человеком. Он видел меня в лучших и худших жизненных обстоятельствах, и все-таки в его глазах я не стала самой красивой и умной. Это просто убивало меня.

Идя к велосипеду, я вглядывалась в лица людей, проходящих мимо, стараясь отвлечься от тяжелых мыслей. Вытащив камеру, я сделала несколько снимков. Через объектив мир казался куда привлекательнее. Может быть, это потому, что у меня получалось увековечивать прекрасное мгновение? Нью-Йорк чрезмерно заселён, люди все время куда-то спешат, толкаясь, но на самом деле не видят друг друга.

Передвигаясь на велосипеде, я наслаждалась легким бризом. Мне не терпелось скорее сесть за рисование. К счастью, путь домой не был долог.

Подъехав к дому, я подкатила велосипед к входу в здание, и вдруг мимо меня словно ураган пронеслась маленькая девочка, бросившая своего медведя и едва не сбившая меня с ног. Лапа медведя была оторвана, ему не хватало одного глаза, и из его спины торчал наполнитель.

— О, извините, пожалуйста. Она просто слишком возбуждена, — светловолосый мужчина с легкой щетиной на лице посмотрел на меня сквозь толстые стекла черных очков, сидящих у него на носу. Он был похож на «ботаника», но весьма симпатичного.

— Все в порядке. Возьмите, она уронила. — Я отдала ему медведя.