Докурив сигарету, он выщелкнул окурок в окно, достал заверещавший мобильник, ответил нехотя:

– Да, Оль… Где, где, в пути! На работу еду. А что голос? Нормальный голос… Чего звонишь-то, проверяешь, что ли? Скажи-ка мне лучше, у тебя номер телефона Ани есть? Ну, жены сукиного сына, коровы этой, с которой тебя вчера жена Командора познакомила… Надо! Для дела надо! Ага, и хорошо, что есть… Вечером позвонишь ей, почирикаешь по-бабски. А я тебе все расскажу, как и для чего. А там сама сообразишь. Ну все, дома встретимся, обсудим…

* * *

Не любила она походов в местную поликлинику, хоть убей. Чувствовала себя полным ничтожеством, когда важные медицинские тетки в кабинетах разглядывали ее паспорт без прописки да приставали с вопросами, кем ей приходится Илья. Как будто без их вопросов не ясно, что парню надо рентген сделать – вдруг ребро сломано? Пока до того рентгена добрались, все нервы измотали. Хорошо, хоть результат положительный – оказалось, нет перелома. Просто сильный ушиб. Сказали, само пройдет.

– Лесь, смотри… – тихо потянул ее Илька за рукав куртки, показывая куда-то вверх, в снежное стелющееся пространство.

– Чего? Куда смотреть-то? – обернулась она к нему с досадой, нехотя останавливаясь.

– Смотри, как снег наверху завивается… Будто его спиралью крутит. Видишь? Если подпрыгнуть, то тебя вверх по этой спирали унести может. Красиво, правда? И страшно немного…

Она долго всматривалась в серое низкое небо, сыплющее обильные хлопья, но ничего там не увидела, никакой особенной красоты. Ну, снег. Мокрый, холодный. Обернувшись к племяннику, долго смотрела в его бледное разбитое личико, обращенное вверх, и чуть не расплакалась от жалости – сине-фиолетовый фингал под глазом и разбухшая ссадиной губа никак не вязались с выражением наивного и тихого на нем восхищения. Сглотнув спазм, она проговорила, поеживаясь:

– Пойдем, Илька… Холодно.

– Нет, ты посмотри, как здорово! Неужели ты не видишь? Вот бы это нарисовать… Представляешь, мы с тобой взялись за руки и летим вверх по снежной спирали…

– Это как на картине у художника Любарова?

Илья повернул к ней голову, посмотрел с рассеянным интересом, будто с трудом вытянул взгляд из снежного пространства. Странный был у него взгляд, расплывчатый, будто у слепого. И снова прошлась иголками по душе тревога за мальчишку – интересно, что она с ним дальше делать будет? Он же вообще… как неземной весь. А вдруг он особо одаренный или талантливый? В изостудии преподаватель аж дыханием пресекается, когда его хвалить начинает. А она? Что она может ему дать, кроме душевной тревоги? Его ж учить надо, в него материально вкладываться надо. Потому что все разговоры про то, что настоящий талант сам по себе пробьется, – сущая ерунда. И о чем только его мать там, в Америке, думает…

– Леськ, а ты откуда про Любарова знаешь? – сфокусировался он таки взглядом на ее лице. – Тебе такие картины нравятся, да?

– Не-а. Я, Илька, их не понимаю. А ты, по всему видно, породой в дедушку с бабушкой пошел. Они вот так же умели видеть особую красоту да замирать перед ней. А я не умею.

– Ничего, научишься. Честное слово, научишь ся!

– Слушай, а как у тебя с английским? Ты обещал, что сам будешь заниматься.

– Это ты к чему, Лесь? Думаешь, мама за мной приедет?

– Конечно приедет! Не век же тебе со мной в нищете плюхаться. Конечно, мне будет очень трудно без тебя, но…

– Лесь, я не плюхаюсь! С чего это ты взяла? Живем и живем… Давай не будем об этом, ладно?

– Обижаешься на маму, да?

– Нет. Я не обижаюсь. Я просто не помню ее совсем… Я ж не виноват, что не помню! И вообще, отвяжись от меня с этими дурацкими разговорами!

– Ладно… Ладно, отвязываюсь. Пойдем. Холодно. Надо еще в магазин заскочить, на ужин чего-нибудь сообразить. Может, по макаронам вдарим? В холодильнике кусочек сыра есть, я утром от завтрака заныкала, сделаем макароны с сыром и чесноком. Вкусно-о-о…

– Ага. Давай…

Ритка быстро открыла им дверь, будто ждала в прихожей, поглядывая в глазок. Вид у нее был абсолютно загадочный. Подняв над головой кусочек картона и повертев им в воздухе для пущей заинтересованности, пропела весело:

– Пляшите, пляшите! Иначе не отдам! Тут вам послание принесли с гостинцами!

– Послание? Какое послание? – удивленно переспросила Леся, стаскивая с ног мокрые ботинки. – Мы ни от кого посланий не ждем…

– Ты, может, и не ждешь, а Илька ждет! Да, Илька?

– Я? Нет, я тоже не жду… А кто приходил?

– Ой! Такой мужик приходил – отпад! Высокий, красивый, молодой, пальто на нем шикарное, шарф шелковый. Вот, визитку свою оставил. Для тебя, Илька. Там записка на обратной стороне.

– Дай сюда, Рит! – решительно протянула руку к визитке Леся. Выхватив ее из Риткиных рук, прочитала медленно: – Андрей Андреевич Комиссаров, начальник службы охраны…

Она вздрогнула, проговорив вслух эту проклятую, но упорно хранящуюся в памяти фамилию, но потом быстро опомнилась, произнесла тихо, скорее для самой себя:

– Странно, что меня эта фамилия до сих пор по мозгам царапает, столько лет прошло… Интересно, что это за Комиссаров такой выискался? Кто он, Илька?

– Не знаю… – пожал тот удивленно плечами.

– Хм… Прямо мистика какая-то…

– Да ты на обороте, на обороте читай! Там записка! – нетерпеливо проговорила Ритка, выхватывая визитку из Лесиных рук и читая с придыханием: – «Илья, полный порядок. Я твою проблему порешал. Не бойся, они тебя больше не тронут…»

– А! Я понял, понял, кто это! Это дядька с улицы, которому я жвачку дал! Он еще со мной до школы прошел, хотел с пацанами разобраться…

– Это с теми, которые тебя побили?

– Ну да! Значит, разобрался все-таки… Молодец…

– Так. Давай все сначала, – строго произнесла Леся, проходя на кухню и увлекая за собой племянника. Ритка конечно же притащилась за ними, стояла в дверях символом крайнего любопытства. – Откуда он взялся, этот дядька? Что, прямо-таки сам на улице к тебе подошел?

– Ну да… Он из машины вылез спросить, где аптека. А чего ты так испугалась, Лесь?

– А ты сам не понимаешь чего? Маленький, да? Ты хоть знаешь, для чего такие дядьки к мальчикам на улице просто так подходят?

– Ты что, думаешь, он педик? Не… На педика он не похож. Он нормальный мужик!

– Да все они с виду нормальные мужики!

– А я тебе говорю, что нормальный!

– Тогда с какого перепугу он ринулся твои проблемы решать? Ты об этом подумал?

– Он еще и гостинцы принес! – тут же вставила свою реплику Ритка, явно вставая на Лесину сторону. – Вон какой пакет огромный!

– Так. Так… – грозно уставилась Леся на пакет, откуда торчала глянцевым углом огромная коробка с конфетами. – Илья, немедленно бери пакет и неси все это на помойку! И визитку туда же! Слышишь? Немедленно! А лучше дай сюда, я ее порву…

– Леськ, ты чего взбеленилась-то? – обиженно поднял на тетку ровные, аккуратные бровки Илья. – Совсем, что ли, рехнулась? Говорю же тебе, нормальный дядька… Не видела его, а уже выводы делаешь!

– Дай сюда визитку, я сказала!

– Не дам! – сделал большой шаг назад Илька, пряча картонную полоску за спину. – Успокойся немедленно, куда тебя понесло? Аж трясешься вся!

Ее и в самом деле трясло. Внутри организма все ходило ходуном, булькало и переливалось знобкою сердитостью, и трудно было дышать – тут же схватывалась болью яркая точка под левой лопаткой, исходила лучами, горячо била в голову, изгоняя из нее последние здравые мысли. Даже вдруг захотелось размахнуться и… Ударить, что ли? Вдруг ужаснувшись мерзости собственного порыва, она тут же обмякла, давая дорогу слезам – простым, горячим, обычно-привычным, всегда приходящим на помощь в такие минуты. Действительно, лучше уж поплакать, чем руки распускать.

– Лесечка… Лесечка, да что ты! Успокойся, не надо! – кинулся к ней Илька, обхватил руками, ткнулся носом в изгиб меж плечом и шеей. – Не надо, не надо плакать! Это ты не на меня сердишься, я знаю, это из-за того, что работу потеряла… Ничего, Лесь, прорвемся! Мы справимся, Лесь! Мы прорвемся, честное слово, прорвемся…

Какие хорошие слова – прорвемся да справимся. Бодрые, оптимистические. Сколько раз они в такие именно минуты повторяли их друг другу, как молитву, как «Господи, помилуй», как «Отче наш, иже еси на небеси…». А если в них вдуматься хорошенько – куда они прорвутся-то? Через что прорвутся? Ерунда какая…

– Да ладно. Ладно, все! Я больше не буду, Илька, – с трудом оторвала она его от себя. – И правда, чего это меня понесло… Ты дай мне визитку, я потом этому мужику сама позвоню, поблагодарю за участие.

– Да не надо его благодарить. Он же не для благодарности. Он просто так, по-мужицки…

– Ну да… И мне он показался таким… порядочным, – тихо проговорила от двери Ритка и вздохнула и тут же вскрикнула испуганно, подскочив на месте: – Ой, чего я тут с вами стою! У меня ж свидание сегодня, в семь часов! А я и не одета, и не накрашена…

– А где свидание, Рит? Здесь, что ли? Дома? – осторожно спросила Леся, утирая остатки быстрых слез со щек.

– Ну прям… Нет, мы в городе договорились встретиться.

– А кто он?

– Да так… Вдовец один. Правда, он старый… Но по телефону голос очень, знаешь, звучал бодренько! Танька, которая мне его телефон у знакомых вызнала, говорит, что он шесть лет уже вдовствует. Порядочный срок-то. Плохо.

– Почему плохо?

– А представляешь, как он за эти шесть лет насобачился в невестах копаться? Сейчас же на одного вдовца – десять холостых баб, если не больше. Так что пойду красоту наводить, и вперед! И вечный бой, покой нам только снится…

– Ага. Давай. Успехов тебе. А я буду макароны варить.

– А мне надо к контрольной по математике готовиться… – печально вздохнул Илька. – Терпеть не могу эту математику! Лесь, когда будет готово, позовешь? А потом чаю с конфетами попьем, ладно? – скосил он глаз на пакет с гостинцами.

– Хорошо. Попьем. Иди. Я скоро…

Завязав за спиной тесемки фартука, она засуетилась по кухне, готовя незамысловатый ужин и перекатывая в голове такие же незамысловатые мысли о перспективах сегодняшнего вечера. Перспективы были ясны и просты – вечер она проведет листая кучу газет с объявлениями о работе, которые они прикупили с Илькой в киоске Центропечати, когда шли домой. Будет перелистывать страницы одну за одной, водить пальцем по строчкам, обводя карандашиком нужные варианты. Дай бог, чтоб они были, варианты эти. А завтра с утра будет звонить, блеять в трубку вежливым голоском – добрый день, я по объявлению насчет работы… Ничего, прорвется. Как-нибудь. Вздохнув, она усмехнулась про себя этому «прорвется» – вот же зараза какая это словечко! Уже и в мыслях проросло. Ну ничего, это, может, и хорошо, что оно там проросло. Это к добру.

– Лесь… Как я выгляжу? Только честно! – вздрогнула она от непривычно грустного Риткиного голоса, раздавшегося за спиной. Обернулась удивленно.

Ну что она могла сказать Ритке? Не песню же ей петь про «накрашенная страшная и ненакрашенная страшная». Ну да, не красавица. Но и не хуже других, тех, которые по улицам города ходят. Сейчас на улицах вообще редко красивую женщину можно встретить – у всех лица практически одинаковые, долгим сидением за компьютером попорченные. Даже, говорят, синдром такой новый для женской изнемогающей красоты изобрели – компьютерное лицо.

– Нормально выглядишь, Рит. Только помаду эту убери, она тебе не идет. Ты смуглая, тебе светлый тон нельзя. А так – вполне даже ничего…

– Правда? – чуть оживилась Ритка, с надеждой глядя ей в глаза. – А то я сейчас марафет наводила, и такие меня мысли посетили непривычные…

– Какие, Рит?

– Да как тебе объяснить… Знаешь, так грустно стало! Вдруг увиделось мне, как этот вдовец ко мне на свидание собирается. Как старательно бреется, мягким кремом лицо мажет, как освежителем рот полощет. И я, стало быть, дома тоже вовсю шею мою. И придем мы друг к другу с чистыми шеями, нарядно одетые, парфюмом пахнущие… А говорить нам не о чем. Грустно, правда? Пойдут два одиноких человека вдоль по улице с чистыми шеями, будут изо всех сил напрягаться вынужденным общением… Зачем?

– Ну почему сразу – по улице, Рит? Может, он тебя в кафе пригласит?

– Как же – пригласит! Танька сказала, он жадноватый насчет кафе. Сказал – приглашает на прогулку.

– Так и не ходи, если не хочешь! Ты ж не обязана!

– Нет, что ты… Я пойду. Обязательно пойду. А вдруг что-то и склеится? О, а я опаздываю уже! – бросила она испуганный взгляд на кухонные часы.

Развернувшись, Ритка промчалась в прихожую, пошуршала там, одеваясь, и через минуту хлопнула дверью. Макароны на сковороде успели окутаться в тонкие паутинки тертого сыра, запах чеснока аппетитно ударил в ноздри. Все, ужинать пора. Она собралась было кликнуть из комнаты Ильку, как дверной звонок разлился по коридору трелью. Странно, они никого не ждут… Ритка, что ль, вернулась? Но она бы сама открыла…