Алина НеКабаева - Требуется няня

Подойдя к подопечному, проверила пульс и заодно подгузник. Пора заняться своими прямыми обязанностями. И пусть фактически я уволена, но принципов ухода за пациентом никто не отменял. Привычные процедуры – переодеть, сделать лечебный массаж, влить лекарства, накормить… К концу я напоминала выжатый лимон – столько приходилось отдавать энергии на уход за ним. Но на лежание в ванной пока нет времени, схожу перед сном, поваляюсь в пенке.

Только я выползла из душа, вернулся Костя с покупками. Пришлось кормить и его. В этот раз он не остался ночевать с нами и ближе к ночи уехал домой. Я была только рада, не хотелось бы снова пережить его приставания. Не то чтобы мне так не понравилось вчера, но было как-то грубо с его стороны даже не поинтересоваться моим мнением. А в тот, в свой первый раз я вообще не слишком отдавала себе отчёт в действиях. Помню только обрывочно, как в тумане, ничего конкретного. Я была слишком пьяна для твёрдой работы памяти.

Мы, кажется, отмечали тогда успешное окончание учебного года и перебрали с выпивкой. Бабушка не запрещала общение с однокурсниками, желая, чтобы я не отрывалась от коллектива. Мне с ними было не слишком интересно, я жила совершенно в другом мире, но бабушку в тот день послушалась. Алкоголь лился рекой, парни притащили канистру с каким-то самопальным коньяком и угощали всю общагу. Новоприбывшие приносили своё, и грандиозная попойка всё больше набирала обороты. Когда я с непривычки быстро опьянела, Костя увёл меня к себе. Дабы никто не воспользовался моим беспомощным состоянием. Мне кажется, я первая к нему полезла с поцелуями… А на утро было – жуткое похмелье, неприятная резь в промежности, испачканные простыни и ощущение жгучего стыда. Я сбежала.

Потом я полностью отдалась учёбе, работе, только бы не столкнуться случайно со своим первым мужчиной, но в то же время неистово желая встречи с ним. Мне даже порой казалось, что я влюблена в Костю и, боясь этих чувств, загружала себя дополнительными сменами в больнице. Потом, смерть бабушки, депрессия, мне стало совсем не до глупых чувств к моему приятелю.

Вынув пробку из ванной, натянула на голые плечи халат и поплелась в единственную комнату. Можно лечь на кожаный диван, но спать на таком – наименьшее из удовольствий. Никакой поддержки спины, нормального постельного белья и комфорта обычной кровати. Поэтому я лягу рядом с подопечным. На краешек.

В контракте же указано «круглосуточное нахождение», вот я и буду исполнять требования договора. Осторожно откинув край одеяла, юркнула под него и замерла. И чего я так переживаю? Егор в бессознательном состоянии и ничего плохого со мной сделать не сможет всё равно. За время его болезни, мышцы ослабли и он сейчас не сильнее ребёнка. Глубоко вздохнув, удобней уложила голову на подушке и моментально провалилась в сон.

Среди ночи я проснулась от ощущения чужого взгляда. Тусклый свет луны проникал сквозь неплотно задёрнутые шторы, не позволяя разглядеть предметы в конце комнаты. Неприятный озноб пробежал по телу, подняв дыбом волоски на коже. Поёжившись, прогнала мурашки и обвела глазами комнату. Ощущение взгляда никуда не делось, и я повернула голову в сторону лежащего рядом Егора Егоровича.

Мой подопечный пришёл в себя.

– Егор Егорович, вы меня слышите? – почему-то шёпотом спросила я.

Мужчина лежал, повернув ко мне голову, и просто смотрел, не пытаясь что-либо сказать. Я очень обрадовалась тому, что он в сознании и к тому же в состоянии двигать головой. Значит, паралич если есть, то не полный. Можно будет утром проверить, как отзовутся его нервные окончания на ногах и руках.

– Меня зовут Надежда, меня наняла к вам сиделкой ваша супруга – Анджелла Олеговна… Вы понимаете, что я вам говорю? – попыталась достучаться до сознания подопечного. Егор бессмысленным взглядом обвёл комнату и закрыл глаза. Надеюсь, с ним всё в порядке и он просто уснул. На всякий случай проверила пульс.

Жив, просто спит. Да уже то, что он очнулся, огромный прогресс. И в том, что он ещё слишком слаб, нет ничего удивительного. Пусть спит и набирается сил, а я поставлю ему капельницу с витаминками. Организму после той отравы не помешает сторонняя поддержка.

Настроив ползунок на капельнице, подала через назальный катетер воды во избежание обезвоживания и, поправив Егору подушку, пошла на кухню. Радость от осознания, что я справилась, прогнала сонливость и, из-за гуляющего в крови адреналина хотелось действовать.

Чашка свежезаваренного кофе сиротливо стояла на идеально чистом столе, а я, закопавшись в кухонный шкаф по самые плечи, драила его внутренние стены. Холодильник был вымыт в первую очередь, затем все доступные поверхности кухни, а полки в навесных шкафчиках – это так, последний всплеск практически исчерпанного запаса адреналина.

Выставив продукты на свежевымытые полки, с удовлетворением оглядела фронт исполненных работ. Кухня буквально сияла чистотой. Нет, конечно, она и до этого не была особо грязной, но когда сама сделала уборку, то как-то больше уверена в качестве чистоты дома.

Глотнув холодного кофе, проверила пациента. Егор Егорович спокойно спал, раствор в капельнице закончился, подгузник мне пришлось поменять. Вот и славно, вот и хорошо. Организм работает нормально, значит, в скором времени из него выйдет вся гадость, которой его угостили. Знать бы ещё, кто такой «добрый» оказался…

Ну да пусть, мне всё равно кто с ним так поступил – он не мальчик, сам разберётся. Не мне в этой клоаке копаться. Ни связей, ни денег – ничего. Одна квартира да кошка… Даже работы, и той больше нет. Не думаю, что меня оставят и дальше присматривать за Егором Егоровичем, ведь я фактически его похитила. И даже никого не заинтересует тот факт, что я, может быть, спасла ему жизнь. Когда я его перевозила, он был без сознания и в любом случае никак не мог воспротивиться творимому над ним произволу.

Я потихоньку работала, абсолютно не задумываясь над тем, в какой последовательности что делать, и никак не могла отогнать от себя не слишком приятные мысли. Порой я начинала сожалеть о своём столь необдуманном поступке. Ведь можно было бы вызвать полицию, скорую, МЧС, хоть кого-нибудь, кто отвезёт Егора Егоровича в больницу и проведёт нормальное обследование. Не то, что тот доктор-недоучка… Жаль, я не захватила его медкарту, могла бы показать пациенту, как его лечили. Хотя, кто я такая, чтобы Егор поверил именно мне, а не доку, нанятому своей женой…

Закончив процедуры, сходила за кашкой для болезного – жидкая-жидкая размазня, идеально чтобы заливать её через тонкую трубку, пропущенную в желудок через нос. Жуткое зрелище… но ничего не поделаешь. Пациент ещё не способен глотать пищу. Вот добьюсь его пробуждения, тогда и начнём, пробовать есть с ложечки…

Дни проходили практически так же, как и предыдущие – Егор по большей части спал, лишь изредка приходя в сознание. В свободное от занятий с пациентом время, я развлекала себя… зарядкой. Да, да, я твёрдо решила бороться за свою стройность и по утрам качала мышцы! Ну, качала – громко сказано – просто несколько приседаний и наклонов из стороны в сторону, да вперёд-назад. Пробовала отжиматься, но вскоре забросила это дурное дело, пару раз уткнувшись в паркет носом. А пресс… хватило пару подъёмов, и один раз сорвать себе спину, чтобы надолго забыть, что такой вид упражнений вообще существует.

Костик приезжал пару раз в неделю, стараясь особо не светиться около дома, где я скрывалась от правосудия. Каждый раз привозил продукты и новости. Полицейские, прочесав местные вокзалы и аэропорты, раскинули сети по городу и области. Первую неделю, когда мою фотографию крутили по всем новостным каналам по нескольку раз в день, я с замиранием сердца ждала требовательного звонка в двери съёмной квартиры.

Откровенно говоря, фоторобот был сделан из рук вон плохо, но я себя узнала. Этого для моей паранойи оказалось достаточно. Теперь, мы с ней тряслись на пару, стараясь по возможности даже не крутиться у окон – мало ли, заметит кто. И на улицу я не выходила – а если бабульки опознают?.. В общем, я ужасалась, как только могла, невольно накручивая себя ещё больше.

Так прошла одна неделя, вторая. В двери среди ночи никто не стучал, не звонил требовательно и постепенно я начала успокаиваться. На улице я появилась от силы пару раз, и то в таком виде – родная мать не узнает, не то, что посторонний человек, загруженный собственными проблемами, чтобы ещё и по сторонам глазеть, да примерять на окружающих виденный неделю назад фоторобот плохого качества.

* * *

Я медленно надавливала на поршень специального шприца для кормления, держа миску с кашей на коленях Егора. И даже не заметила, что он снова пришёл в себя и следит за моими действиями.

– Что, – попытался сказать он, но из-за трубки, говорить было весьма проблематично. Потому, у него вышел только невнятный хрип, который я всё же разобрала.

– Здравствуйте, Егор. Я, ваша сиделка. Если позволите, я закончу ваше кормление, и мы сможем с вами поговорить, – как можно спокойнее постаралась проговорить я. Если он в состоянии говорить, значит, мозг не повредился. Что странно, учитывая, его овощное состояние, когда я только увидела его.

Мужчина медленно кивнул и скосил глаза на выходящую из его ноздри трубочку. Согласна, стремно увидеть такое у себя.

– Это назальный катетер. Применяется для кормления больных без сознания. К примеру, для тех, кто находится в коме… – менторским тоном провела мини-ликбез и постаралась поскорее закончить не слишком приятную процедуру.

– Попробуйте покашлять, пока я буду выводить катетер. Так вам будет менее дискомфортно.

Егор Егорович послушно кашлял, а я осторожно тянула из его носа трубочку. Его едва не стошнило. Понимаю, не слишком приятное ощущение. На пробу, дала ему стакан с водой, приготовленной, чтобы промыть трубочку. Правда, пришлось помочь ему, но воду он пил вполне сносно, что не могло не радовать.

– Около трёх недель назад, меня наняла ваша супруга сиделкой. Ваше состояние было весьма печально – вы не реагировали на внешние раздражители и, насколько я понимаю, не отвечали на лечение. Записи в вашей карте, не соответствовали вашему состоянию… На свой страх и риск, я взяла у вас кровь и проверила её. Результаты анализов были подозрительны и, опять-таки, на свой страх и риск, я вас увезла, – несколько неуверенно закончила я, понимая, как это бредово звучит со стороны.

– Что…случилось? – с большими паузами между словами спросил Егор Егорович.

– Я точно не знаю. В вашей карте записано, что у вас был инфаркт, впоследствии перешедший в паралич. Анализ, который я просила сделать, показал наличие в вашей крови…эм, яда.

– И вы…

– Да. Простите, я не должна была так поступать с вами, не спросив прежде разрешения… Но, вы почти месяц находились в таком состоянии, а анализы…

– Отвезите…домой… – уже едва слышно попросил он и, обессилев, заснул.

– Я не могу, – прошептала в ответ я.

– Я хочу домой! – словно капризный ребёнок, повторял одно и то же мой пациент.

– Вы понимаете, что вас кто-то травил?! По-тихому, исподтишка подсыпал, подливал или вкалывал препарат, от которого вы с большей долей вероятности могли скончаться?!

– Да. Отвезите меня назад. Домой.

– Это опасно!

– Для вас? – он ехидно скривил уголок рта.

– Для вас! Я полностью отдаю отчёт в своих действиях и понимаю, какая кара последует за них. Стоит нам только появиться, как меня заберут в полицию, а вас накачают чем-нибудь, отчего вы, скорей всего, умрёте.

– Вас так страшит тюрьма? – усмешка.

«Нет, с ним совершенно невозможно разговаривать! Он думает, что я забочусь только о своей заднице!»

– И это тоже! Но в первую очередь ваша жизнь. Я бы не стала ввязываться в неприятности.

– И с чего это вдруг вы решились влезть? – прищурив глаз, спросил он.

– Вы исполняете свои клятвы? – устала с ним спорить я.

– Я никогда не клянусь.

– А я дала клятву. И не могу её нарушить. Не имею права.

– Дура, – веско припечатал Егор и отвернулся от меня.

К слову, этот разговор произошёл через несколько дней после его пробуждения. И уже не в первый раз обсуждалась эта тема. Мой подопечный радовал быстрой поправкой, восстанавливаясь просто с немыслимой скоростью. Я со страхом ожидала того момента, когда я смогу его отпустить, как вполне здорового человека. Который будет в состоянии постоять за себя хотя бы адекватной речью. Не хотелось, чтобы мои труды пропали, стоит ему появиться у себя в доме.

Егор Егорович категоричным тоном требовал отвезти его домой, я кое-как уговаривала повременить, и хоть немного восстановиться. До конца вечера подобных упрашиваний хватало, а с утра всё начиналось по новой. Он требовал, я уговаривала. И пока мы жили относительно мирно, не считая тех самых, утренних «переговоров».