– Почему это?

– Вот скажите, чем проститутка отличается от шпалоукладчицы?

– Всем?

– Ответ неверный. Проститутка от шпалоукладчицы отличается исключительно прической и наличием маникюра. Ведь каждая делает, что умеет. Как вы говорите, торгует собой. Но исключительно с целью собственного выживания. Они заключают контракт с работодателем. Мол, за такие-то деньги, я сделаю для тебя то-то и то-то! Честно? Честно! А вот Мальвина с ангельским лицом и губками бантиком, которая насосом выкачивает из папика бабосики, и при этом спит со своим тренером по фитнесу, ни минуты не проститутка.

– А кто же?

– Это суровый воспитатель в этом самом папике его мужского начала. Контракт она не заключала, ничего ему не обещала. Она просто забирает его деньги, ничего не давая взамен. И будет делать это до тех пор, пока папик не перестанет бросаться на Мальвин, и не задумается, чего он хочет все-таки от женщины получить. То есть, я вам, Петр Васильевич, пытаюсь объяснить, что не все то плохо, что честно. Даже если это называется страшным словом проституция.

– Но папик-то бросается на Мальвин, потому что хочет получить красоту и молодость.

– А что Мальвина разве дает ему свою красоту? Красоту она дает тренеру по фитнесу. Так что по всему выходит, что никакая она не проститутка. Это вы ей комплимент сделали. Но с Мальвиной-то пример совсем простой. Вы поглядите кругом, сколько вполне приличных мужиков живут далеко не с Мальвинами, а со злобными и страшными мегерами, которые даже в молодом возрасте на колхозниц похожи. Они в лучшем случае кормят своего папика полуфабрикатами, да еще сверлят ему мозг какими-то бесконечными претензиями. Папик в большинстве случаев платит за пустоту. Понимаете? Они ему ничего не дают, кроме пустоты! И, тут мы с вами подходим к выводу, что причина не в плохих женщинах, а в самом папике! Это он себе таких выбирает. Не тех, которые хотят с ним строить семью и дом, а каких-то совсем других. Тех, которые просто хотят шубу, Мерседес и какаву с чаем. А с другой стороны сюжета находятся красивые, самодостаточные, добрые, работящие и несчастные женщины. Они тоже хотят шубу и Мерседес, только сами вынуждены на них зарабатывать. Опять же, потому что выбрали себе не того парня. Тоже пустоту себе отыскали. Он не хочет обеспечивать тот дом и семью, которую эти женщины ему предлагают. Просто зеркальная проблема. Одни платят за пустоту, а другие за пустоту отдаются!

– Хрень какая-то! – Сергеев почесал затылок и слез с подоконника. – Но теория очень интересная. Вы меня, Людмила Владимировна, простите, пожалуйста. И за Люсьен, и за Люсинду. Я как блондинку вижу – сам не свой делаюсь.

– Между нами можно меня Люся называть, так и быть. Но если у вас такая реакция на блондинок, то самое время вам о контракте задуматься, чтобы больше пустоту не оплачивать. Согласитесь, что одного только факта наличия у женщины обесцвеченных перекисью волос для счастливой совместной жизни недостаточно.

– Наверное.

– Не наверное, а точно!

– А как же любовь? Вот увидел, допустим, и влюбился?

– А что такое любовь?

– А что такое любовь?

– Хорошо. Сейчас прямо на этом месте у нашей вонючей пепельницы мы с вами и выясним, что такое любовь. Я вот думаю, что любовь – это, когда вам очень хорошо с каким-то определенным человеком. И не только в кровати. Так?

– Похоже.

– Вдумайтесь в слова. Любовь – это, когда вам хорошо…ВАМ! То есть, любовь к кому-то, это на самом деле любовь к себе. И если вы мне скажете, что вам хорошо с любой блондинкой, то я не поверю и отвечу вам, что вы совсем не любите себя, и как следствие инвестируете пустоту. Понимаете, когда вы тратите свои деньги на любимого человека, то есть на того, с которым вам хорошо, вы их тратите на себя. И это самое правильное вложение денежных средств. Или вы просто жадина, и в магазине ждете, когда женщина быстрее вас выхватит кошелек?

Сергеев рассмеялся и уже не казался Люське таким отвратительным.

– Поужинаете со мной? – спросил он, откидывая волосы назад. – Обещаю выхватить кошелек быстрее вас.

Люське стало весело. Ситуация, однако, принимает интересный оборот.

– Я бы с удовольствием, – ответила она. – Но для меня неформальные отношения между коллегами по работе недопустимы. Мы же с вами в некотором роде пока коллеги.

– А как же ваш друг Миша Кразман? Я тоже навел справки.

– А что в отчете, который вам представили, есть неоспоримые доказательства моего прелюбодеяния? Генерал Каемкин, однако, фантазер, ему бы в писатели. То в проститутки меня определил, то в койку к Кразману засунул! Небось, еще и Федорова с Каменецким ко мне в полюбовники зачислил?

– Это он себя аналитиком мнит. А почему вы сказали, что мы пока коллеги? Увольняться собрались? – Сергеев явно попытался увести разговор в сторону.

– Пока нет. Вот Федоров на работу выйдет, помогу ему, пока он окончательно придет в себя, и тогда уже на выход пойду.

– Это из-за меня?

– Конечно, вы иногда ведете себя, как полный придурок.

– Люся! Не бросайте меня. Пожалуйста. Я вот сейчас только понял, что мне с вами очень хорошо. Ну, в смысле, когда вы у руля моего отеля.

– Я подумаю. Это, в конце концов, вопрос контракта! Чтобы и мне тоже стало с вами хорошо, когда я у руля вашего отеля. Вот она как складывается любовь-то взаимная. Смотрите, Каемкин нас с вами быстро в прелюбодеянии заподозрит.

– Я не против, – ухмыльнулся Сергеев. – Я готов, так сказать, на деле оправдать любые подозрения!

Люська рассмеялась. Надо же! Петюнечка Сергеев ей начинал нравиться. За словом в карман не лезет, прямо как Закревская Людмила Владимировна!

– Чуть не забыла, мне надо отъехать на недельку. У моего американского друга юбилей. Он на Канарах отмечает. Вы, как? Говняться по этому поводу сильно не будете?

– Ни разу!

– Даже если в парке фонарь перегорит?

– Сам полезу и заменю, обещаю!

– Вот самому как раз и не надо, для этого у вас целый главный инженер есть, только орать на него тоже ни к чему, он по-человечески вполне даже понимает. Просто затурканный и измученный стройкой нашей, да ремонтами бесконечными, вот за всем следить и не успевает. А за меня пусть Толик Андреев пока побегает. Ему полезно, уж очень в директора стремится. Молодой еще, не понимает, что это за маета!


На Канары Люська решила лететь через Амстердам. И непременно бизнес-классом. Конечно, имелся прямой чартерный рейс из Питера до Тенерифе, но, во-первых, Люське не хотелось встречаться с кем-либо из своих бывших сотрудников, а, во-вторых, она посчитала себя уже женщиной достаточно богатой, которая может себе позволить путешествовать с комфортом. Заодно и на Амстердам не мешало бы взглянуть. А то только и слышишь со всех сторон «в Амстердаме то, да в Амстердаме се». Посмотрим, посмотрим на эту голландскую вседозволенность и демократию. Самолет в Амстердам прилетал в районе пяти часов вечера, а на следующий день рейс на Тенерифе стартовал в два часа дня. Так что времени на осмотр достопримечательностей у Люськи было предостаточно, тем более, что гостиницу она забронировала себе в центре. Так как ее багаж, сданный в аэропорту Пулково, следовал транзитом до самого Тенерифе, предусмотрительная Люська запихнула в свою необъятную дамскую сумочку все самое необходимое, включая купальник. Вон сколько разных случаев, когда человек прилетал на юга, а багаж его транзитом отправлялся в другую сторону. Чемоданы же с самолета в самолет люди перегружают, а людям, как известно, свойственно ошибаться.

Самолет компании КЛМ прибыл в Амстердам без опоздания, Люська взяла такси и по дороге в отель даже успела полюбоваться некоторыми голландскими красотами. Хотя, особых красот она не приметила. Погода стояла практически Питерская, зябкая с легким моросящим дождиком. Вот только в отличие от родного города под ногами не было месива из грязи, воды и снега. Люська порадовалась, что не послушалась Панкратьеву, и надела свою любимую кожаную куртку на норковом меху. Голубая норка, выглядывающая из-под черной кожи, замечательным образом подчеркивала Люськины голубые глаза. Панкратьева говорила, что Люську в таком виде побьют голландские защитники животных. Панкратьева вообще советовала ей надеть скромный пуховик и джинсы с кроссовками, чтобы удобно было передвигаться по брусчатке. Но Люська решила, что пусть уж лучше падет избитой любителями меховых зверюшек, чем отправится в вояж в таком туристическом виде. Она еще пока не пенсионерка какая-нибудь, чтобы по Европам в кроссовках бегать. К любимой меховушке Люська нацепила замечательные кожаные штаны с металлическими молниями сбоку. Эти штаны можно было расстегивать сверху до низу и это Люське казалось очень крутым и сексуальным. А еще Люська надела свои любимые роскошные сапоги на огромной платформе со шпилькой. Панкратьева, отвозившая Люську в аэропорт, буквально ядовито шипела, осуждая такой замечательный гардеробчик.

– Ты, Люсенька, меня не раз вспомнишь, когда будешь в своих каблуках по брусчатке от партии «Зеленых» убегать! Они тебя из баллончиков краской поливать будут и кричать «Позор!»

– Да пусть их обкричатся, я все равно на ихнем иностранном языке ничего не понимаю. А за куртку свою замечательную я любому морду расквашу и горло перегрызу, ты меня знаешь! Так что еще неизвестно, кто от кого убегать по брусчатке будет! У меня сумка, вон, гляди какая! Если ей по башке кому-нибудь шандарахнуть, он икать потом всю жизнь будет.

С этим Панкратьева спорить не стала и, закатив глаза, спровадила Люську за границу.

За границей в самолете к Люське сразу же пристал какой-то подвыпивший тип, который стал утверждать, что она известная эстрадная певица. Он даже недавно видел ее фото в журналах, вот только имя никак вспомнить не мог. Люське пришлось согласиться и даже выпить с ним за свое здоровье.

Хорошо, что ей не надо было получать багаж, это позволило Люське вовремя затеряться в толпе и отвязаться от почитателя эстрадных певиц.

Отель, в который ее привез таксист, оказался, действительно, в центре, выглядел солидно, и Люська порадовалась обилию вокруг него разных ресторанов. Однако когда Люська вошла в дверь, на нее никто не обратил никакого внимания. В холле этого четырехзвездочного отеля все были полностью поглощены футбольным матчем, который транслировался на огромном плазменном телевизоре, размещенном сбоку от стойки рецепции практически под потолком. И швейцар, и несколько посетителей, и паренек за стойкой рецепции Люську в упор не видели. Рядом с этим пареньком, облокотясь о стойку, спиной к вошедшей Люське стоял еще один здоровенный мужик. Он громко что-то обсуждал с администратором рецепции и еще с одним посетителем, все не отрывались от телевизора и периодически вскрикивали или охали. Люську никто не замечал, как будто ее и не было вовсе, как будто она в своих кожаных штанах с молниями и роскошной куртке не была похожа на эстрадную звезду, как ее только что убеждали в самолете! Люська было пискнула что-то некоторым подобием иностранного «Хелло!», но ее писк утонул в шуме телевизора и увлекательном обсуждении происходящего на экране. В конце концов Люська уловила момент, когда шум несколько затих, и гаркнула на чистом русском языке:

– Эй! Дядьки, посмотрите на меня!

Ничего другого ей в голову просто не пришло. Однако дядьки хором повернулись и уставились на Люську. У Люськи от изумления открылся рот и она так и замерла, стоя столбом. Перед ней во всей красе возвышался Гвоздев. Только этот Гвоздев был какой-то другой, совсем не тот, которого она знала. Этот Гвоздев был матерый, что ли. Другого слова при взгляде на него ей на ум никак не приходило. У этого Гвоздева совершенно исчезла худоба и нескладность, виски его были абсолютно седые, вокруг глаз на загорелом лице лучились морщинки. Этот Гвоздев выглядел старше нынешней Люськи лет на десять. Но какой же он был красавец!

Администратор рецепции чего-то залопотал по-иностранному, и Люська не отрывая глаз от Гвоздева, сунула ему свой паспорт.

– Люсь! Это ты? – поинтересовался у нее Гвоздев.

– Нет, это не я, – проворчала Люська.

Она вдруг вспомнила, как он ушел от нее, ничего толком не объяснив, и как она лежала на полу, напившись водки, а Панкратьева поливала ее из чайника. Захотелось тут же шарахнуть ему по башке своей замечательной сумкой.

– Какая ты красивая! – со вздохом произнес Гвоздев. Это его и спасло, иначе точно, уже икал бы с шишкой на голове.

– Это точно! – согласилась Люська.

«Так-то вот. Смотри теперь и любуйся!» – подумала она. Паренек за стойкой рецепции опять чего-то залопотал.

– Чего ему надо? – спросила Люська.

– Он твою кредитку хочет.

– Еще чего! А ключ от квартиры, где деньги лежат, ему не надо? – возмутилась Люська.

– Нет, он просто зарезервирует депозит, чтобы ты у них полотенце не сперла, или халат, ну, или не выпила все в мини-баре, а потом соскочила и ищи ветра в поле. Погоди, сейчас! – с этими словами Гвоздев достал бумажник и протянул парню свою кредитку. Парень заулыбался, закланялся и опять чего-то залопотал.