Барбара Мецгер - Трефовый валет

– Что заставит всех вспомнить еще об одном скандале. Вот уж ненасытная публика повеселится. Кстати, о ненасытных аппетитах. – Элли указала жестом на Харриет, которая облизывала пальцы, съев пирожное с заварным кремом.

Этот ребенок мог одновременно есть и слушать.

– Это о том, что мой дядя – убийца? А мне до этого нет дела, мисс Силвер, честное слово. Все равно рано или поздно все об этом узнают.

Джек кивнул, одобряя здравые рассуждения Харриет.

– И люди будут сочувствовать этой малолетке. Я имею в виду девочку, – поправился он. – Они поймут, что Харриет больше некуда деваться.

– Что снимет с вас обвинение в отцовстве; но никак не улучшит мою репутацию.

– Да никто не подумает, что вы – мать Харриет, потому что, если люди вспомнят об убийстве, они также вспомнят, что мать девочки была его жертвой. А это уже кое-что.

Но Элли понимала, что, когда людям хочется думать дурное, «кое-что» – для них недостаточно.

Джек налил ей еще чаю и пододвинул ободряющим жестом почти пустую тарелку с пирожными.

– Мы сходим в контору этого скандального листка и заставим их напечатать опровержение. Они сразу же увидят, что вы – всего-навсего школьная учительница. – Никто не примет эту безвкусно одетую женщину за легкомысленную особу, в этом Джек был совершенно уверен, особенно если она будет одета в это темное платье, поношенный плащ, мятую шляпку и драные перчатки. Никто не поверит, что мисс Силвер – одна из любовниц Безумного Джека. Хоть раз его репутация поклонника красивых женщин сослужит ему добрую службу. Естественно, капитан не мог успокоить тревогу Элли, объяснив ей, что она слишком некрасива. И единственное, что он мог сказать, это то, что ее язык и манера держаться – все выдает в ней образованную и умную леди.

Однако Элли это не убедило. Никто в конторах по найму не признал ее достойных качеств.

– Мы покажем им ваши рекомендации из школы миссис Семпл и расскажем, что ваш отец был известным ученым и деятелем в области просвещения. Репортеру придется напечатать опровержение, либо я пригрожу газетке судебным преследованием. Это, – Джек постучал по газете, – из ряда вон выходящая клевета, неправда.

– А что, если репортер заявит, что у него есть факты из надежного источника?

– Поверьте мне, издателям не захочется оскорблять графа Карда, а Туз серьезно оскорбится. Мой брат не любит, когда наше имя валяют в грязи вот таким образом.

– Но ваш брат живет в деревне. С какой стати этот писака станет беспокоиться о правде, когда его измышления повышают продажу его газеты.

– Не бойтесь, он напишет другую историю. Это, в сущности, просто. Если он этого не сделает, я ему все кости переломаю.

Если говорить честно, Элли не могла винить одного капитана Эндикотта в своих неприятностях. Именно ее гордость и нрав виноваты в том, что она вздумала похваляться своими родными, и именно она настояла, чтобы мисс Пуатье изгнали из воспитанного общества, если только Харриет можно назвать воспитанной, – в данный момент девочка вытирала губы скатертью. Присутствие Рашели не соответствовало представлениям Элли о тонкой чувствительности, поэтому мисс Пуатье лишили ее прибыльного места по ее, Элли, распоряжению.

Но все-таки она не из тех, кто может позволить трепать свое имя в колонках сплетен, и не из тех, кто спокойно будет терпеть, как ревнивые, с дурным характером женщины мстят ей.

Что ж, ей придется остаться в «Красном и черном». Выбора у нее не было.

Но почему ей так не повезло! Почему капитан оказался владельцем этого нехорошего заведения? Почему он не был настоящим отпрыском благородного семейства, живущим в великолепном доме с бесчисленными старыми тетушками и жениной родней! Он мог бы тратить свой доход на пари, а не зарабатывать на жизнь карточной игрой. Он мог бы быть респектабельным человеком.

Да, но в таком случае он мог бы быть женат.

Почему-то эта мысль казалась Элли отвратительной, невыносимой. Если бы у капитана была жена, у нее, Элли, была бы репутация, работа и будущее. Однако слово «жена» извивалось у нее в голове, как червяк, и вызывало тошнотворное чувство. Нет, эти желудочные спазмы начались у нее из-за душевного расстройства. Настроение было настолько испорчено, что она даже не могла смотреть на пирожные. Судя по всему, обедать она тоже не сможет. Но по иной причине. Как она встретится с другими женщинами в столовой? Ведь все они знали правду и думали, что статья в газете – просто шутка по адресу кэпа Джека, на которого спихнули чужую дочку и женщину, не являющуюся его любовницей. Конечно, они смеялись, эти девушки, сдающие карты, и дамы полусвета, служащие в клубе, потому что у них не было доброго имени, которое можно было потерять. Но у нее, Элли, украли нечто ценное, и она была подавлена этим, как если бы потеряла отцовские часы или обручальное кольцо матери. Она не могла бы сидеть за столом и слушать, как дамы из клуба капитана Эндикотта болтают о своих друзьях-мужчинах и обсуждают то, сколько надеются заработать сегодня ночью.

Она не хотела видеть также и озабоченного лица капитана. Он сказал, что может заставить газету публично отказаться от своих утверждений, но сказал он это как-то неуверенно, поскольку, как и она, понимал, что гвоздь, вбитый в стол, оставляет след, даже если его вынуть.

И что же теперь делать?

Она, конечно, может уехать. И ей даже следует уехать – взять все свои деньги, заказать место в карете, выезжающей из Лондона… Уехать как можно быстрее от сплетен и как можно дальше от повес с обаятельными манерами – но куда?

В Бат? Тем много старых больных женщин, а им иногда требуются компаньонки и сиделки, или в Манчестер, где фабриканты-магнаты хотят, чтобы их дочери обучались благородным манерам. Но ни в одном из этих мест она никого не знает – да и вообще ни в каком другом месте, – кто мог бы предложить ей жилье или работу. Если жители отдаленных районов получают лондонские журналы, имя Элли может добраться туда гораздо раньше, чем доберется она сама. Она может потратить деньги на поездку и питание, остальное – на жилье, но при этом не найти работы.

Этой мысли было достаточно, чтобы кому угодно стало не по себе, особенно женщине, которую выставили из родительского дома после смерти отца. Лишенная всего, сбитая с толку тем, что ее любимые родители не обеспечили ее, Элли была тогда в ужасе. И теперь она опять была в ужасе.

А Харриет? Разве она может бросить бедную малышку?

С легкостью, как ей по большей части казалось, и с чистой совестью. Но иногда, вот как теперь, этот ребенок был приятен, словно леденец на палочке. Девочка пообедала и поднялась наверх, прихватив про запас тарелку с пудингом. Она очень старалась вести себя тихо, потому что понимала – Элли неважно себя чувствует и расстроена. Теперь Харриет была просто ангелом. Сидела за туалетным столиком и рисовала.

Она рисует? Элли сняла со лба салфетку, смоченную в лавандовой воде, спрыгнула с кровати, чуть не споткнувшись по дороге о собаку, и выхватила из рук подопечной румяна, губную помаду, пудру и маленькую баночку с чем-то темным.

– Немедленно вымойте лицо, юная леди! – приказала Элли, протягивая руку за снятой салфеткой. – Сию же минуту!

И не дожидаясь, когда девочка возьмет салфетку, Элли принялась оттирать ее щеки; она не жалела сил, стараясь удалить грим, а если удастся, то и веснушки с лица Харриет.

– Где ты взяла эти… эти мерзкие краски? – воскликнула Элли, перекрикивая завывания девочки.

Собака тоже начала подвывать, но затихла, когда Элли пригрозила ей мокрой салфеткой.

– Я выиграла, их у мисс Соланж. Это та хорошенькая черноволосая леди.

Многие женщины, работающие у капитана Эндикотта, были черноволосыми и хорошенькими, так что объяснение Харриет ничего не дало Элли, да это и не имело значения. Харриет не следовало разговаривать с женщинами, которые красят себе лица, тем более заключать с ними пари. Миссис Семпл хватил бы удар… по дороге на ее новую родину с деньгами Харриет. Одно дело – воровство, другое – заключение пари.

– Выиграла? Что ты хочешь этим сказать? Ты играла с ней в кости?

– Нет. Она поспорила, что я не смогу съесть за обедом пять порций заливного угря. И я смогла.

– Ох. – Говорить девочке, что нельзя заключать пари, тогда как ее опекун владеет игорным домом, – пустая трата времени. Равно как и запретить ей разговаривать с женщинами, с которыми они обедают. Кажется, в этом доме крашеные женщины будут единственным обществом Харриет.

– Ты слишком мала для того, чтобы краситься. Тебе не нужно этого делать, ты и так хорошенькая.

– Тогда возьмите их себе, если хотите.

Это потому что она старая и некрасивая? Элли принялась тереть щеки Харриет еще усерднее.

– А знаете, что я сегодня еще делала? – спросила девочка, когда Элли закончила вытирать с нее румяна.

– Не знаю и знать не хочу, – сказала Элли, сама же подумала, что, возможно, выслушав рассказ девочки, она повеселеет.

В сущности, что Харриет могла ей рассказать? Жизнь ее была проста и незатейлива. Уроки, прогулка в парке, игра с собакой в саду позади дома. Все это нормальные, приличные занятия для девочки. Хотя, безусловно, Харриет нуждалась в распорядке дня, какой был в школе. Там девочка проводила дни с пользой. А здесь? Как она развлекалась в клубе Эндикотта? Сначала помогала повару готовить пироги с мясом, но при этом съела половину теста и скормила Джокеру половину мяса. Пока повар расставлял по полкам горшки и сковородки, Харриет съела почти все пирожные с клубникой, а те, что не смогла съесть, положила в карманы и убежала.

Потом она помогала Змею драить капитанские сапоги. Он пользовался для этого шампанским. Харриет попробовала немножко шампанского.

Мистер Даунз доставал из погреба вино, чтобы подать его вечером. Харриет и его попробовала.

Одна из девушек укладывала вещи, собираясь съехать. Харриет послали ей помогать и дали за это коробку конфет.

– Как вы думаете, птички устраивают любовные гнездышки на деревьях?

На этот вопрос Элли не ответила, но терпеливо кивнула:

– Продолжай, милочка. Что ты делала потом? Домашнее задание по арифметике?

В некотором смысле. Другая девушка дала Харриет монетку и послала ее в соседнюю лавочку за одеколоном, и аптекарь дал Харриет мешочек лакричных леденцов.

Потом папа Джек велел Дарле и мистеру Даунзу увести Харриет прочь после того, как она так хорошо смазала кремом колесо рулетки, и они купили ей лимонное мороженое. Мистер Даунз позволил ей съесть порцию мороженого, а пока Харриет ела, он держал под столом за руку Дарлу. Потом папа Джек купил ей в соседней лавке пакетик мятных леденцов, чтобы показать, что он больше не сердится. А миссис Крандалл вернулась домой с тазиком свиных ножек.

– Я не очень хорошо себя чувствую, мисс Силвер, – наконец сказала девочка.

– И я тоже, милочка, – вздохнула Элли.

Как можно было оставить ребенка одного в подобном месте?

Однако Харриет и на самом деле чувствовала себя неважно. Она долго стонала и тяжело вздыхала, а когда легла в постель, металась больше обычного. Потом ее стошнило прямо на постель, в которой они спали вместе…

Слава Богу, Элли знала, где находится буфет и ватерклозет. Ей никого не пришлось звать на помощь, а потом сидеть и ждать, придет ли кто-нибудь. Капитан Эндикотт и все его служащие были заняты внизу, они выполняли свои обязанности – обслуживали клиентов; обязанностью Элли было присматривать за Харриет.

В конце концов, девочка уснула, однако через час опять проснулась. На этот раз у Элли были наготове таз и чистое полотенце. Она не тревожилась, что Харриет подхватила какую-то серьезную или смертельную болезнь, она беспокоилась только о том, что ее и саму может стошнить.

Наконец Харриет задремала. Элли же не осмелилась уснуть; она сидела при свече в ночной рубашке и читала.

Иногда до нее доносились чьи-то огорченные возгласы или чьи-то шаги в коридоре. Она оставила дверь в гостиную открытой на тот случай, если капитан Эндикотт или кто-то еще пройдет по холлу, чтобы послать за чаем или лекарством для Харриет. Элли не хотела спускаться вниз сама, там можно было случайно встретиться с кем-нибудь из игроков. Она даже не хотела воспользоваться лестницей для слуг. Мужчины постоянно рыщут в темных лестничных пролетах, по крайней мере в романах. Даже если на нее не нападут, а просто заметят неподалеку от игорных залов, можно окончательно расстаться с надеждой восстановить пагубную репутацию. В гостевой комнате Элли хотя бы никто не видит и никто не видел.

Было уже двенадцать часов, а Элли по-прежнему не спала. Дверь спальни была приоткрыта, и из клуба доносились смех и голоса. Наверное, сегодня клиентов стало на порядок больше. Наверняка скандал привлек новых посетителей. Может быть, они надеялись хотя бы мельком увидеть незаконнорожденного ребенка Джека Эндикотта или его шлюху. Кажется, капитан не считал, что щеголять сомнительной связью и ее последствиями ниже его достоинства. Да и было ли вообще на свете что-то ниже его достоинства?